Слуга Государев. Тетралогия (СИ) - Старый Денис

– Полковник, память у меня крепкая… Ты спас меня. Токмо сердит я за то, что по твоей милости ударился головою, – сказал юный государь. – Служи и дале с честью!

– Не сомневайтесь, ваше величество, – сказал я и поклонился.

– Смешной ты… Ваше… Но нынче же… требую почестей для матушки моей и дядьев! – Петр быстро переключился на Матвеева и других бояр.

Я же понимал, что наступил новый кризис. Ну никак не получается добиться единства внутри периметра Кремля. Вот и Нарышкины теперь собираются вернуться.

– Бояре, дядьки мои, потребно мне волю вам свою сказать! – сказал Пётр Алексеевич и степенно, явно подражая чьей‑то манере, стал подниматься по лестнице наверх. Было забавно наблюдать, как смотрят ему в спину Матвеев, Ромодановский, Языков – всем им пришлось подчиниться. Прозевали тот момент, когда Петру удалось выскочить из своего заточения. Теперь, прилюдно, не имеют никакой возможности указывать государю, что и как ему делать.

И вот тут, с одной стороны, я рад за Петра Алексеевича, с другой же – понимаю, что Нарышкины стоят на крыльце не зря.

– Егор Иванович, ну ты и дал! – с восхищением сказал Никита Данилович Глебов, подойдя ко мне, когда все бояре удалились в хоромы.

Я не стал у него уточнять, о чём именно он. Было два варианта, но вряд ли сейчас полковник Глебов говорил о спасении стрельца. Я говорил с государем!

А вот Глебов в этот момент, как и все стоящие неподалёку стрельцы, стояли склонённые в поклоне и не смели посмотреть на царственную особу. Моё общение с власть имущими этого времени либо позволит мне возвыситься, либо же погубит меня. Хотелось бы первый вариант развития событий.

– Твой полк пришёл весь? – спросил я у Глебова.

– Так и есть, все пришли. Детишек отправили, яко и ты совет давал, в Троицу. Готовыя усадьбу спасать да серебро на том зарабатывать, – сказал стремянной полковник.

И мы с ним направились к кремлёвским конюшням. Там было немало различных строений, один из домов я решил использовать как штаб. Пусть у бояр будет свой штаб, так сказать, стратегический. Вот только нужен и оперативный.

– Как посмели вы, бояре, допустить, что унучка моего чуть было не убили?

Как только боярское представительство зашло в царские хоромы, начался спор. Выразителем всех интересов Нарышкиных был пожилой Кирилл Полиектович.

– А что сделал бы ты, Кирилл, кабы бунт унять? Какие силы у тебя? – взревел Ромодановский.

– Мне стрельцы повинны подчиниться! – ещё более громко выкрикнул Долгорукий.

– Токмо не подчиняются, – негромко, но зло сказал Матвеев.

– Будет вам всем! – закричал Пётр Алексеевич.

– Государь прав. Негоже нам лаяться, – примирительно сказал Иван Языков.

Все замолчали. В иной ситуации ссора разгорелась бы таким пламенем, что не хватило бы и всей воды в Москва‑реке, чтобы это пламя потушить. Вот только сейчас, когда Кремль, по сути, в осаде…

– Примириться потребно! – спокойным голосом, даже и просящим, сказал тогда Кирилл Полиектович.

– Добре, в наши же дела не вникайте, – потребовал Матвеев.

Артамон Сергеевич смотрел на Петра Алексеевича. Боярин прекрасно понимал, что если он сейчас начнёт откровенно затыкать Нарышкиных, то государь может взбунтоваться. Но ведь не так уж и важны сейчас Нарышкины. И была бы возможность, он бы вывел их всех за пределы Кремля, чтобы бунтовщики растерзали – отвели бы душеньку да успокоились на том. Однако придётся выдумывать что‑то более изощрённое.

Хватит того, что Матвееву приходится делить власть с Ромодановским и Языковым. Более никого в ближники Петра Алексеевича Матвеев пускать не желал. Артамон Сергеевич уже почуял вкус власти.

– Матушка, – обратился Пётр Алексеевич к царице. – Всё же верно? Всех примирил?

Царица смутилась от вопроса своего сына. Стало понятно, кто нашептал, что необходимо всех примирить. А прежде всего, что необходимо вызволить Нарышкиных. Придётся чуть позже Наталье Кирилловне выслушать всё, что по этому поводу думает Матвеев. А уж он знает, как сказать, что и остолбенеешь.

– Я желаю, кабы полковник тот в дворяне записан был! – сказал Пётр Алексеевич.

– Государь, да не можно столь много ему давать за раз. Пущай проявит себя ишо! – сказал Матвеев.

И это было первое, с чем согласились абсолютно все присутствующие. Может быть, только слегка разочаровался сам государь. Но царю, по молодости лет, просто нравилось использовать свою власть. Менять судьбы людей, будто бы переодевая и переставляя потешные кукольные фигурки.

Я ждал, когда над всеми воротами Кремля, за исключением только Тайницких, появятся красные стяги. Это был знак, что все готовы к проведению операции.

Некоторое волнение поселилось внутри меня. Но, прислушиваясь к внутренним ощущениям, тревожности и зловещих знаков не заметил.

Так, лишь мандраж, словно перед выходом на сцену или перед очень важным экзаменом.

– Начинаем! – приказал я.

– Давай, братцы, выходим! – азартно закричал Никита Данилович Глебов.

Мы договорились, что он всё‑таки будет сейчас моим заместителем.

Пришлось мне намекнуть Глебову, что я вхож в дела боярские. Да и то, что я без страсти разговаривал с самим государем, помогло ему оценить, кто я таков. Это решило вопрос субординации – и ни у кого больше не возникало вопросов, почему я имею право приказывать. Да потому что действую! Потому что делаю это без сомнений!

– Бах! Бах! – одновременно у всех ворот, где стояли бунтовщики, послышались выстрелы.

– Выходим! – скомандовал я.

Массивные, куда даже большие, чем Спасские, Троицкие ворота распахнулись, словно малая калитка. Постарались стрельцы. Отряд в три сотни конных стрельцов, а также двух сотен стрельцов Первого стрелецкого приказа, посаженных на телеги, быстро покинул Кремль.

Дежурившие тут бунтовщики опешили, когда вышла такая армия. Да, по нынешней ситуации это армия. И вот, как мыши от банды матерых котов, бунтовщики разбегались.

– Бах! Бах! – прогремели выстрелы.

Я обернулся. Стреляли стремянные, как я и ждал. Одна организованная группа бунтовщиков сгруппировалась у двух пушек. Вот их и нужно было забрать. Мы так стремительно вышли из ворот, что зарядить орудия те не успели. А теперь это наша артиллерия!

Отряд стремительно двигался по улицам Москвы. Усадьбы Ромодановского и Языкова были недалеко друг от друга. Там же и Афанасий Нарышкин оборудовал только неделю назад полученную им усадьбу. Вот к ним мы и двигались.

И не просто шли. То и дело стрельцы взмахивали руками, раскидывая листовки, чтобы донести до люда московского правду. Шли и сметали любых праздношатающихся стрельцов, а вот откровенные банды…

– Бах! Бах! – открыли огонь стремянные.

Была у нас договоренность, чтобы стрелять без сомнений в любого, кто будет заподозрен в мародерстве. Пусть знают, боятся!

– Воно! Грабят тати! – закричали впереди.

Я приказал им стоять и кивнул Прошке.

– Сто‑о‑ой! – заорал горластый Прохор, дублируя приказ, так, что я стал беспокоиться, как бы перепонки у меня не лопнули. – Сто‑о‑ой!

Зато дошло до всех и быстро. Колонна остановилась. С телег сразу же спрыгнули краснокафтанники, стремянные стрельцы оцепили место. Дымилась уже усадьба Нарышкина. Доносились крики и со стороны усадьбы Языкова.

Бунтовщики гуляли… Добре же! Теперь время отвечать за игры!

От автора:

Ностальгия по СССР – это ностальгия не по утраченному прошлому, а по утраченному будущему. Попытка понять, а что если… Попаданец в Горбачева в 1985 году. https://author.today/reader/388498/3585418

Глава 3

Москва

13 мая 1682 года