Регрессор в СССР. Цикл (СИ) - Арх Максим

— Я видел запись концертов. Конечно, ты там много чего себе позволил лишнего, но такого за что могли бы исключить, на мой взгляд, не было, — произнёс псевдотесть.

— На мой тоже, — вздохнул я. — Но зато, на их взгляд, я за эти выступления достоин смерти.

— Это что-то ты не так, наверное, понял. Я в понедельник вызову к себе парткома и пусть он выяснит у своих комсомольцев, кто на нашего ценного кадра поклёп наводит.

— Да не надо. Таран там был, и мы уже всё разрулили. Я оказался чист перед партией и комсомолом. Особенно перед комсомолом.

— Вот как, ну и замечательно! Наш парторг нормальный мужик и всегда поможет, если будет возникать проблема. Так что ты, не стесняясь, к нему обращайся. Я ему про тебя скажу, и, хотя у него много дел, он тебя запомнит и, если что, то подсобит.

— Спасибо, но, я думаю, он и другие товарищи меня и так запомнили, — произнёс я, вспомнив как выпытывал у каждого из них их ФИО, записывал в листок, принесённый Евсеевым при этом, спрашивая какую казнь они больше предпочитают в это время года: повешение, расстрел или четвертование. Некоторые из них не совсем уверенные в моём добродушии, на всякий случай, назывались другими именами и фамилиями. Так, например, прилизанный штемп уверял всех, что он не Савелий Паничкин, а Эдуард Аничкин, а товарищ Вереница, который от чего-то стал Валерьяновым это подтверждал и клятвенно заверял, что комсомол всегда готов принять в свои ряды с огромным удовольствием такого прекрасного человека как я. Нет, конечно, возможно, что я несколько преувеличиваю и гиперболизирую произошедший, после появления Евсеева с листами, разговор, но по сути они все просто молчали, иногда подхалимски улыбаясь.

Было мерзко. До этого они обвиняли меня чёрте в чем, грозясь милицией, а после звонка, превратились в каких-то безвольных слизней. Не было в них ни силы воли, ни силы духа, да и внутреннего стержня тоже не оказалось.

В общем-то я не стал их особо кошмарить, а позвав с собой старосту, оставил их на едине со своими страхами и вопросом вопросов: настучит Васин Генсеку о чинимом ими беспределе или нет?

Чтобы закрыть не приятную тему, поинтересовался о здоровье собеседника.

— Здоровье в норме, и если ты мне нервы мотать не будешь, то оно так в норме и останется.

— Я постараюсь.

— Ишь ты, постарается он… Ты лучше скажи, зачем до больницы моих коллег довёл?

— Я тут совершенно ни при чём. Это у них проблемы со здоровьем какие-то были. Вот и осложнения произошли. А всё почему? Потому что спортом не занимаются!

— Да, спорт это хорошо, — согласился со мной второй зам. — Но я позвал тебя не за этим.

— ?..

— Для начала, с тобой хотят познакомиться министры СССР.

— Да ладно? — не поверил я и уточнил: — Чего, прям сразу все?

— Нет, конечно. Только те, кто присутствует на этом банкете: товарищ Демичев, товарищ Громыко, и товарищ Щёлоков.

— Да? — удивился Саша и стал осматриваться по сторонам, пытаясь увидеть хоть одного из легенд.

— Можешь не тянуть шею, они сейчас отошли и прибудут в течение часа. Так что не подведи.

— Окей.

— И брось это фрондерство.

— Ок.

— Я сказал, брось!

— Слушаюсь! — отрапортовал я, еле-еле удержавшись, чтобы не добавить ехидным голосом: «И повинуюсь».

— Вот так-то лучше, — похвалил меня собеседник. — А теперь запоминай. Темы разговора будут разные: семья, учёба, музыка, кино и творческие планы. Однако главное — министров будут интересовать две вещи. Можешь ли ты снять вторую часть «терминатора» или это необходимо будет поручить другим людям. И второй вопрос — что ты хочешь снять на Кубе и почему именно там?

— Гм, ну по второму вопросу всё ясно — Куба лучше всего подходит по заданным параметрам, ибо ни Индия, ни Вьетнам для нас не безопасны. А вот насчёт первого вопроса, я не совсем понял. Ну ладно Демичев и Громыко, мы работаем с американцами и их интерес понятен, а вот при чём тут Щёлоков? Это же МВД.

— Николай Анисимович вряд ли будет участвовать в дискуссии. Просто он любит творчество и покровительствует творческим людям. Узнал о сегодняшнем вечере и решил познакомиться с вами со всеми лично. С твоими ребятами, кстати, он уже познакомился и даже руки всем пожал, — рассказал товарищ Мячиков. — Я про него тебе сказал, потому что он в генеральский мундир одет, при орденах и медалях. Это я к тому, чтобы ты не робел, а говорил спокойно.

— Постараюсь.

— А теперь я спрошу тебя, Саша, о другом. Ответь мне, пожалуйста, правдиво: ты разговаривал с кем-нибудь в московском городском комитете о предполагаемых съёмках нового фильма за границей?

— Не помню, — соврал я, пытаясь перед ответом выяснить с какой целью Мячиков поднимает этот вопрос: — А что?

— А ты вспомни, — настаивал собеседник.

— Но не могу я вспомнить точно, если не понимаю, зачем мне это надо.

— Надо, Саша, очень надо. Дело в том, что МГК пытается перехватить инициативу и, назначив свою комиссию, пытается вывести тебя из нашей компетенции.

— А они такое могут сделать? — искренне удивился я.

— Прецедентов таких не было. Все фильмы снимаются киностудиями, которые являются организациями подведомственными министерству культуры. Но всё дело в том, что сейчас идёт серьёзная дискуссия о том, что тебя и закреплённый за тобой новый корпус филиала киностудии «Мосфильм» перевести в прямое подчинение МГК. Задействованы такие силы, что, скорее всего, решение в скором времени будет принято.

— Офигеть, — хмыкнул я и, быстро ещё раз проанализировав услышанное, зацепился за одну фразу. — Вы сказали: закреплённый за мной корпус? Что это значит?

— Вообще тебе, как и другим достойным советским режиссёрам, собирались сообщить об этом немного позднее. Но раз я уже проговорился, то… Было решение Совмина, о передаче вам двух корпусов киностудии «Мосфильм». Однако собранная в экстренном порядке комиссия эти корпуса не приняла из-за брака в ходе проведения строительных работ. В срочном порядке было произведено согласование и вместо двух корпусов было решено выделить под новую киностудию «Знамя мира» всю территорию, построенной в городе Мытищи, автобазы. Комиссия посчитала, что для обеспечения всех нужд новой киностудии количество строений достаточно.

— А сколько их там? — удивился я, пытаясь вспомнить, что из себя может представлять автобаза в 1977 году. А вспомнив, обалдел.

— Я не знаю, но раз комиссия посчитала достаточным, то значит достаточно, — произнёс замминистра и, видя мой скептический взгляд, подбодрил: — Там компетентные люди, так что не думай, что они не понимают о чём идёт речь.

— Ну хорошо, а я-то тут при чём? — задал Саша важный для себя вопрос, не понимая к чему это клонит товарищ.

— Гм, мы считаем, что раз у тебя хорошо получается снимать фильмы, то имеет смысл тебе заняться этим более серьёзно. Для более успешной работы, есть мнение, выделить под тебя необходимые финансовые, технические и людские резервы, тем самым позволив тебе, не отвлекаясь на рутину, творить во благо нашей страны.

— Ха, интересно, — улыбнулся я, представляя, как я буду управлять киностудией.

«Блин, а ведь это же круто. Если мне не будут мешать, то я горы сверну. Я там такой конвейер сделаю. Голливуд в сторонке нервно будет курить».

— Так Вы говорите: я там буду директором?

Глава 26

— Что? — удивился тот. — Нет, Саша. Ты меня неправильно понял, ты там будешь числиться практикантом — помощником режиссёра, — и, увидев мой явно охреневший вид, замминистра добавил: — Но это пока. Как только ты закончишь ВГИК тебе сразу же дадут другую должность.

— Да вы чего там употребляете-то? Химию какую? Какой ещё практикант? Вам не кажется, что за «Терма» мне уже давно полагается вручить пять дипломов и десять медалей, чтобы я ими обвешался с ног до головы, как ёлка. А ваше министерство уже который раз собирается сделать из прекрасной ёлки палку. И таким образом всё сводится к выражению ёлки палки, к которому смело и, невзирая ни на что, можно добавить — зае*** эта х***!!