— Знаешь, куда я тебе его вставлю? Ты же не будешь сердить? Молодец! — Киж спрятал шип и похлопал атамана по щеке. — А теперь отвечай на вопросы.
— Ещё раз, кто ты такой? — спросил я из темноты.
— Гондюхин, — главарь судорожно сглотнул. — Беглый я.
— Твоя шайка?
— Д-да, барин.
— Зачем на поезд напал?
— Так это батюшка Фёдор Глебович приказал.
— Что за Фёдор Глебович?
— Немцов же, — Гондюхин удивлённо моргнул. — Губернатор иркутский.
— Даже так. И что тебе конкретно приказал губернатор?
Гондюхин замялся и облизал губы.
— Барин, не губи! Дети малые…
Он принялся жалобно канючить, но тут же получил удар от Кижа и раскрыл рот, пытаясь сделать вдох.
— Ты начинаешь меня сердить, — Киж снова выдвинул стальной шип из кулака.
— Всё скажу, барин! — заголосил Гондюхин. — Фёдор Глебович приказали поезд остановить и пострелять всех без жалости! Добро забрать, а ему долю обычную привезти в Иркутск. Сказал, коли справлюсь, он мне документы сделает и дом в Иркутске позволит купить. Не губи, барин!
— Давно разбойничаешь?
Покосившись на Кижа, Гондюхин вздохнул.
— Пятый год, барин. Поперва сам, чтобы с голоду не помереть. Потом Фёдор Глебович нас нашёл и стал указывать, каких купцов грабить, а каких с миром отпускать.
Киж вопросительно посмотрел на меня.
— Пакуй его, Дмитрий Иванович. В Иркутске он может ещё пригодиться.
Мертвец вздёрнул разбойника на ноги, сунул в рот кляп и потащил к поезду. А я пошёл к локомотиву проверить, как растаскивают завал из срубленных сосен. Ничего, сейчас освободим путь и поедем разбираться с Немцовым. Спускать покушение я не собирался даже губернатору.
* * *
Поезд прибыл в Иркутск рано утром, ещё до восхода солнца. Едва вагоны остановились, как на платформе появилась бойкая бабка с корзинами в руках.
— Омуль! Кому омуль! Копчёный омуль! — заголосила она зычным голосом. — Вкусный, сладкий, во рту сам тает! Омуль! Кому омуль!
Не обращая внимания на её крики, из оружейного вагона высыпался десяток опричников с оружием в руках. Следом выпрыгнул Киж, а за ним и я. Не задерживаясь, мы прошли мимо здания вокзала, пересекли рыночную площадь и через пять минут уже были у дома губернатора.
Киж вышиб дверь ударом ноги и почти сразу столкнулся лицом к лицу с сонным охранником. Бумс! Тот отлетел в сторону, стукнулся о стену и сполз на пол безвольным кулем.
Когда я вошёл в прихожую, Киж уже допрашивал трясущуюся от страха служанку.
— Фёдор Глебович дома? А где он? Спит ещё? Замечательно. А где спит? В спальне, значит? И где его спальня? На втором этаже, третья дверь слева? Спасибо, милая, ты нам очень помогла. Беги-ка ты домой, а то мы сейчас Фёдора Глебовича немножечко убивать будем.
Мы с Кижом пошли на второй этаж, приказав опричникам окружить дом, чтобы не позволить губернатору сбежать.
— Можно я его сам, Константин Платонович? Цап-царап — и всё. Он даже дёрнуться не успеет.
Я пожал плечами.
— Если хочешь, то пожалуйста.
Киж оскалился, отсчитывая двери. На третьей он остановился и поднял руку для удара. Но ничего сделать не успел.
За нашими спинами с грохотом открылась первая дверь, и в коридор вывалился человек. Расхристанный, босой, в одних панталонах и рубашке с кружевными манжетами.
— По мою душу пришли, псы? — заорал он и вскинул руку с «громобоем». — Кость моржовую вам, а не губернатора!
Грохнул выстрел, и с потолка посыпалась извёстка. А полуголый мужчина кинулся на лестницу, барабаня голыми пятками по деревянным ступенькам.
— Стоять! — я придержал Кижа за рукав, готового броситься за ним, как борзая собака за зайцем. — Его возьмут опричники.
Мертвец кивнул, развернулся и со злостью саданул в дверь губернаторской спальни.
— Пшли прочь! — заорал из комнаты хриплый голос. — Всех запорю на конюшне! Перестре…
Прогрохотали быстрые шаги Кижа, послышались звонкие оплеухи и хриплый голос тоненько завыл.
— Ухо! Не трогай ухо! Отпусти, ирод!
— Взял, Константин Платонович! — радостно крикнул Киж. — Куда его?
Запах из спальни был тяжёлый, наполненный алкогольным перегаром и табачным дымом, так что входить туда не хотелось совершенно.
— Тащи вниз, там разберёмся, кто из этих двоих губернатор.
Через пять минут отряд опричников двинулся обратно к поезду, ведя двух человек. Одного босого в панталонах, с синяком в пол-лица, второго в тапочках и ночной рубашке до колен, с красным распухшим ухом.
Едва мы отошли от губернаторского дома, из переулка нам наперерез выскочили шесть или семь человек с ружьями в руках. Но, увидев Кижа, опричников и пленников, они встали как вкопанные. Мгновенно сориентировались, сделали вид, что ошиблись, и рванули в обратную сторону. Всегда бы так! Уважаю людей, умеющих быстро соображать.
— Дмитрий Иванович, кажется, вон то здание — это телеграф?
— Похоже. Кому будем телеграфировать?
— Шешковскому. Надо ему сообщить, что Иркутская губерния скоро останется без губернатора.
Глава 40
Прощай, Азия
— Итак, судари мои, кто хочет рассказать всё честно и без утайки?
В оружейном вагоне, временно ставшим допросной комнатой, нас было пятеро. Гондюхин, тип в панталонах и губернатор Немцов в ночной рубашке стояли рядком на коленях, заложив руки за голову. Киж ходил за спинами арестантов, заставляя их вздрагивать от звука шагов. А я сидел в кресле с чашкой в руке и неспешно пил кофий.
— Я, ваша светлость! — разбойник Гондюхин был готов «сотрудничать со следствием» и покаяться даже в детских шалостях, только бы не оставаться наедине со страшным Кижом. — Спрашивайте, как есть всё расскажу!
— Молодец, хвалю. А вы, судари? Не желаете облегчить душу?
— Вы за это поплатитесь! — прошипел губернатор. — Не знаю, кто вы…
— Я — светлейший князь Урусов-Алеутский. И очень хочу знать, зачем вы отправили Гондюхина напасть на мой поезд. Вы не выйдете отсюда, пока я не узнаю всей правды.
— Ничего вам не скажу! Мои друзья в Петербурге…
Киж без размаха ткнул губернатора, и тот замолчал, хватая ртом воздух.
— Вы покусились на жизнь моих близких, сударь Немцов. А я не прощаю таких действий принципиально. Так что отсюда вы выйдете или вперёд ногами, или написав чистосердечное признание во всех своих грехах. Честно говоря, я бы вас просто пристрелил и поехал дальше, но Степан Иванович Шешковский очень просил меня передать вас для суда. Он, кстати, сегодня же выезжает сюда, чтобы лично разобраться в вашем деле.
— Я только выполнял приказы! — завопил тип в панталонах. — Клянусь, он меня заставил!
— Для начала назовитесь, сударь.
— Михайло Дукучаев я. Поступил в служение к Фёдору Глебовичу, — зло зыркнул он на губернатора, — через это и участвовал в его делах. Не по своей воле, а только боясь за свою жизнь!
— Отлично! У нас есть первый кающийся. Сейчас Дмитрий Иванович даст перо и бумагу, и вы подробно напишете обо всех беззакониях вашего начальника.
Дверь в вагон открылась, и внутрь проскользнул один из опричников. Подошёл ко мне и тихо доложил:
— Константин Платонович, у вокзала собралась толпа. Просят о встрече с вами.
Я кивнул и поставил чашку на столик.
— Увы, судари, мне придётся вас временно покинуть. Дела-с, знаете ли. Но с вами остаётся Дмитрий Иванович, и он будет рад помочь вашему чистосердечному раскаянию.
* * *
Толпа оказалась всего лишь десятком иркутских купцов, дружно снявших шапки при моём появлении и низко поклонившихся.
— Доброе утро, судари. По какому делу вы хотели меня видеть?
Вперёд выступил дородный купец с окладистой бородой. Он ещё раз поклонился и уставился на меня просящим взглядом.
— Батюшка князь, слышали мы, что ты губернатора нашего Фёдора Глебовича арестовал.
— А вам что за печаль? Или вы просить за него пришли?
