Купцы дружно замотали головами, а затем их прорвало.
— Нет, батюшка!
— Да никогда, светлый князь!
— Молить тебя хотим!
— Не отпускай мздоимца!
— Поборами замучил, собака!
— Три шкуры дерёт!
— Торговать не даёт!
— Цены велит ставить, чтобы дороже его собственных лавок!
— Людей разбойных привечает!
— Грабят нас, отец родной! Заступись!
— Заступись, батюшка-князь!
— Христом богом молим, не дай ему снова нас мучить!
Я поднял руку, и купцы дружно замолчали.
— Значит так, судари мои. Сейчас идёте и пишете жалобу на все его беззакония. Всё, что только что говорили, подробно изложите, подписи свои поставите и мне бумагу ту принесёте. А я за вас перед матушкой-императрицей заступлюсь.
— Отслужим, ваша светлость!
— Не извольте сомневаться!
Они снова загалдели, но я прервал их.
— Если хотите отблагодарить, лучше больницу на свои средства поставьте. А теперь идите, чтобы через час бумага была у меня.
Отпустив купцов, я решил не возвращаться в оружейный вагон. Допрашивать губернатора не хотелось, слишком уж противное зрелище. Пусть Киж сам справляется, тем более он это дело любит и умеет. Так что я пошёл к себе в вагон посмотреть, как там мои домашние, а заодно и позавтракать.
* * *
Через два часа Киж принёс бумаги с чистосердечными признаниями губернатора и его подручного. К этому моменту я успел обменяться с Шешковским десятком телеграмм, и в последней он попросил сдать преступников коменданту Иркутского острога. Максимум через неделю сюда должна была прибыть арест-команда Тайной экспедиции и этапировать троицу в Петербург.
— Обратите внимание, Константин Платонович, — Киж указал на последний лист. — Он не просто так на нас организовал засаду. Ему сообщили из Петербурга, что едет князь Алеутский, который собирается навести порядок в торговле пушниной на своей территории. А губернатор имел там свой интерес — его доверенные купцы скупали шкурки у местных в обход нас. Он и решил действовать на опережение, а заодно и добром поживиться.
— Очень интересно. Что-то слишком много любителей меха разгуливает по Алеутщине как у себя дома.
Я подозревал, что у Камбова просто не хватает людей, чтобы контролировать огромную территорию. А проблема с испанцами заставила забрать на юг все резервы. Что же, придётся вплотную заняться этой проблемой. И мысли, как отвадить чужих купцов, у меня были.
— Копии этих показаний сделаешь?
— Уже, Константин Платонович, сразу в двух экземплярах писали.
— Тогда возьми опричников и отконвоируйте всю троицу в острог. Сдашь на руки коменданту вместе с бумагами — и бегом обратно. Мы слишком долго здесь задержались.
Купцы всё-таки отблагодарили меня. Пока Киж занимался уже бывшим губернатором, они притащили к поезду корзины с местными ягодами, мёдом, всяческой снедью и огромный короб с копчёным омулем. Отказываться от такого подарка я не стал. Старались, несли от чистого сердца. Кстати, омуль оказался выше всяких похвал — вкуснейшая рыба! Но большую часть подарков я велел отдать опричникам. Мои люди отлично показали себя в бою и заслуживали награды.
* * *
Промелькнули за окнами Байкал, маленький городок Верхнеудинск, сопки, покрытые лесом, и кусочки степи между островками деревьев. И вот поезд уже подъезжает к Читинскому острогу — последней станции Екатерининской эфирной дороги.
Не позволив строить дорогу дальше, на Алеутщину, императрица сделала хуже только себе. Этим она не столько сдерживала развитие княжества, сколько ограничивала собственное влияние. Формально в Алеутское княжество даже телеграф не был проведён. И сколько времени займёт отдать мне какой-нибудь приказ из Петербурга? Пусть посланник Екатерины попробует самостоятельно добраться до Америки, найти меня и вручить бумаги. А я ведь ещё и ответ напишу, в котором задам вопросы, как именно исполнять приказ.
По факту же от Читинского острога до порта Чумикан на Удской губе была проложена «секретная» ветка эфирной дороги. Ей пользовались только мои люди, а чужих к ней и близко не подпускали. Собственный телеграф, связанный через Алеутские острова с остальной Россией, в княжестве тоже имелся практически в каждом поселении. В общем, не стоит пока торопиться с эфирной дорогой через Берингов перешеек — вот встану на ноги, наберусь сил, тогда и буду думать на этот счёт.
Поезд подъехал к вокзалу Читинского острога в утренних сумерках. Я первым вышел на платформу, сколоченную из досок, и хмыкнул. Пожалуй, вокзал — это слишком громко сказано: строение из брёвен тянуло максимум на домик станционного смотрителя.
— Константин Платонович! — тишину разорвал женский голос. — Дядя Костя!
Я обернулся и увидел бегущую фигурку.
— Дядя Костя! — На меня налетела одетая по-мужски девушка и с ходу повисла на шее. — Ты приехал!
Треуголка слетела с её головы, и по плечам рассыпалась рыжая грива волос.
— Ксюшка!
Младшая Добрятникова не стала на мне задерживаться. Чмокнула в щёку и с визгом кинулась дальше.
— Танечка! Как я по тебе соскучилась! Бабушка Марья!
Следом подошли и остальные встречающие. Несколько опричников из второго набора, которых я помнил в лицо, и также одетая по-мужски молодая женщина.
— Рад вас видеть, Агнес, — я улыбнулся. — Не ожидал вас здесь встретить.
— Ваша светлость, — Агнес де Кюрис, она же Аглая Курицына, поклонилась. — Где же мне ещё быть, как не со своей ученицей.
Мне было странно наблюдать за Ксюшкой. Я помнил её непоседливым ребёнком, а теперь передо мной стояла взрослая девушка. С загорелым лицом и подтянутой фигурой, уверенная в себе и совершенно непохожая на провинциальную барышню.
Впрочем, это не помешало ей расплакаться, когда из поезда выскочил Мурзилка и полез к ней на руки.
— Мурзенька, — всхлипывала она, зарываясь лицом в его рыжую шкуру, — котенька мой…
Кот обнимал её лапами и нежно мурчал, вылизывая девичье ухо.
Из вагона выскочили близнецы, и на платформе стало слишком шумно от криков и воплей. В этот момент ко мне протиснулся здоровенный орк с кривым шрамом через щёку.
— Доброе утро, Константин Платонович.
— Харитон? Хухай, верно?
Опричник из первой семёрки, взятой мною на службу, довольно улыбнулся, показав клыки.
— Я, ваша светлость. Помните меня, значит.
— Помню, конечно,— я пожал ему руку. — Рад, что ты продолжаешь службу.
— Семён Камбов передаёт вам поклон. Сам он приехать не смог, на юге совсем тяжко сейчас. Так что я за него буду: вам всё покажу, расскажу и дам отчёт.
— Хорошо. Какой у нас дальше план? Выгружаемся и едем к поезду на ветке до Чумикана?
Харитон замотал головой.
— Не, ваша светлость, не надо. Прямо на этом поезде и поедете. Только сударыня Кюрис поставит на локомотив штуку магическую.
Я обернулся, нашёл взглядом Таню и дал ей знак увести всех в вагон. А сам выловил из толпы Агнес и поинтересовался, что за «штуку» она собирается ставить.
— Если хотите, Константин Платонович, могу показать.
Вместе с Агнес и Харитоном я дошёл до локомотива, возле которого уже стояли двое опричников с плоским ящиком.
— Открывайте, — командирским тоном приказала сударыня Кюрис.
Парни быстро сняли крышку, и я увидел круглую металлическую блямбу с нанесёнными деланными Знаками. Пока они ставили её на «морду» локомотива, Агнес рассказывала мне её назначение.
— Вы же знаете, что дорогу дальше строить запретили. Но мы её всё равно сделали, только хитро. Генераторы эфирного жёлоба дороги закопаны в землю и замаскированы, даже кусты сверху растут. А сам жёлоб поднят повыше, чтобы веток не касался. Если не знаешь, ни за что не догадаешься, что там дорога проходит!
— Отличное решение, — одобрил я и указал на блямбу. — А она зачем?
— Она включает генераторы пути. Без неё проехать по нашей дороге никто не сможет.
— Кто придумал?
— Иван Черницын, — Агнес улыбнулась. — Очень талантливый молодой человек.
