Знахарь (СИ) - Сапегин Александр Павлович

Как бы не хорохорился казак, выписавшийся из больницы, но даже он признавал правоту парня. Уж больно легко он отделался – подозрительно это. Горелый соглашался с мнением, что стоит эпидемии пойти на спад, как его с Маккхалом возьмут за цугундер и подтянут под пристальное око начальства, вынимая души и выворачивая нутро наружу, и тогда кисло может стать всем. Нет, за решётку никого не упекут, но нервы попортят изрядно, на что Владимир иронично кривил губы и заставлял старших товарищей тщательно прорабатывать легенду, чтобы алиби у лихой троицы было железобетонным и непробиваемым. С высоты своего куцего опыта взаимоотношений с Фемидой Огнёв судил несколько глубже, упирая на то, что подозреваемых легко законопатят за решётку, начав ломать психологически за толстыми стенами холодных и тёмных казематов. К примеру, как долго продержится Трофимыч, если ему пригрозят забрать Антона и Машу, подведя казака под уголовную статью? Причём дело состряпают строго по закону. Нравится мужикам такой вариант? Вариант не нравился никому, поэтому Трофимыч и Маккхал сидели тише воды, ниже травы.

Человек, не знающий… да даже знающий Владимира, глядя со стороны, мог подумать, что тот сам извёл себя морально, целиком и полностью отдаваясь добровольным обязанностям в госпитале и лазарете, тем самым спасаясь от мыслей об убийстве, точнее, неотвратимом наказании за него. Да, ведьма с ученицей и японский засланец были врагами и заслуживали самой суровой кары и даже смертной казни, но государство крайне не любит и не одобряет, когда кто-нибудь берёт обязанность и долг правосудия в свои руки, вынося и исполняя приговор. Такие люди сами попадают под преследование и караются по всей строгости закона, который они, преисполнившись самомнения, ошибочно взялись вершить. Убийство остаётся убийством, в какие благородные рамки его не вставляй. Между тем, оглядываясь назад, Огнёв признавал, что и сейчас поступил бы точно также, скормив продавших души ведьм и японца Маре-Морене, тем самым вернув заграничным мразям заразу сторицей, жаль только это не помогало с оптимизмом смотреть в туманное будущее.

- Так, Владимир Сергеевич, езжайте домой, Василий тебя отвезёт, - сняв очки, начальник лазарета подслеповато прищурившись, принялся салфеткой протирать линзы. - Отоспись несколько деньков. К Петру можешь не соваться, наставнику твоему я звякнул, чтобы он тебя от калитки поганой метлой гнал. Если, не дай бог, я узнаю, что ты в ближайшие три дня ездил в госпиталь или занимался ещё какой-нибудь хренью кроме отдыха, поверь, ты не захочешь узнать степень моего гнева. Договорились?

- Умеете вы уговаривать, Родион Михайлович. А баньку можно и это, - Владимир прищёлкнул указательным пальцем по подбородку, - после парилки?

- Нужно, но в меру! Фигляр, – водрузив очки на переносицу, Родион Михайлович скомкал салфетку и ловко метнул её в урну. – От ста грамм сон крепче станет, а для тебя, друг мой, сон сейчас первейшее лекарство. Хотя перед кем я распинаюсь…

- Родион Михайлович, я с первого раза всё понял, не стоит повторяться.

Пожав руку Родиона Михайловича, Владимир покинул кабинет главного врача.

В лазарете было непривычно тихо. Эпидемия пошла на спад, к тому же в приграничье завезли вакцину, прогнав через прививки весь штатный и вольнонаёмный персонал заставы вместе с членами семей. Видимо комплексные меры дали необходимый результат, за несколько дней сократив поток пациентов до минимума. Трофимыч укатил в очередную командировку, Синя и Малёк утопали в рейд, так что с встречающими-провожающими оказалось не густо, если не считать Прасковьи Ивановны, сунувшей Владимиру сумку с домашними разносолами и пакет с замороженным куском дикой козлятины. Расцеловавшись с женщиной, Владимир отдарился шоколадкой для внуков.

- Она на здоровье заговорена, - многозначительно шепнул он. – По две дольки за раз, не больше. Сами с дедушкой тоже по паре долек скушайте. Не болейте, Прасковья Ивановна. Передавайте дедушке низкий поклон и благодарность за дичь.

Махнув рукой, Владимир направился на выход. В тройном стеклопакете двери отразилась пожилая женщина со сложенным в щепоть пальцами правой руки, перекрещивающей спину молодого человека.

Машина со скучающим водителем нашлась у входа в лазарет.

- Василий, тормознёшь у магазина, - закинув мясо и разносолы в багажник, а куцую котомку личных вещей на задний диван и плюхнувшись на пассажирское сиденье, попросил Владимир. – У тебя как со временем? Может быть, у меня останешься, я хозяйке звякнул, она баньку растопила. В одного усугублять не интересно, сам понимаешь.

- Работы дохрена, - грустно вздохнул Василий, паркуясь у продуктового магазина. – Мне с обеда вакцину в есауловский госпиталь везти, а потом к рейсу в город машину готовить. Тяпни там и за меня тоже.

*****

- Да, Авдотья Никаноровна, - Владимир, распаренный после бани и закутанный в простыню, сидел у тёплого печного бока в горнице, с удовольствием потягивая холодный морс, когда в дом вошла хозяйка, - здравствуйте ещё раз! Банька сегодня просто чудо, сама хворь выпаривает!

- И тебе не хворать, Володя, - вернула любезность вдова. – Там к тебе приехали.

- С заставы? Василий? – удивился Владимир. – Хотя не должны, меня только сегодня с лазарета выписали и домой турнули.

- Похоже с Харбина, - хмуро сведя брови, добавила интриги вдова. – Не из наших краёв барыня.

- Барыня?! – поползли вверх брови Огнёва. – Знаете, Авдотья Никаноровна, что-то не нравятся мне визиты разных дамочек чёрт пойми откуда.

«Дождался, - подумал Владимир, – итить его налево!»

- Не тебе одному, - недовольно ответила женщина, отодвигая край занавески. – Очень непростая барыня, Володя, у меня от неё лёд вдоль спины сам собою намерзает. Приглашать?

- Дайте пять минут, не в этом же её встречать, - Владимир накинул один конец простыни на плечо, - надо красную полосу нарисовать, чтобы в другой раз за римского сенатора сойти, а так придётся за штанами и нательным бельём шлёпать. Без красной полосы ты плебей, а не патриций, а плебеи ныне не котируются и за людей не считаются. Пусть через пять минут заходит.

- Не спеши, - усмехнулась хозяйка на немудрёную шутку, - я им сказала, что тебя утром из больницы выписали и ты только-только из бани, так что минут десять есть. Подождут, не переломятся. А таких худосочных сенаторов не бывает, что римских, что наших возьми, вот этим жиртрестам похудеть не помешало бы, а то рожи поперёк себя шире, в телевизоры не влезают. Жрут, жрут, никак не нажрутся, тьфу, мироеды…

- Им? – зацепился за главное Владимир, закрывая дверь своей комнаты. – Им, хм-м, дамочка почкованием занимается?

Накинув джинсы с лёгким батником и вбив ноги в мокасины, Владимир затянул ремень и пробежался расчёской по мокрым волосам, взъерошенным после полотенца.

- Когти пострижены, зубы почищены – красавчик! - ухмыльнулся он отражению в зеркале. – Кости есть, кожа есть, а мясо нарастёт.

На всё про всё у Огнёва ушло меньше пяти минут, запрошенных им ранее. В горнице за дверью скрежетали ножки отодвигаемых стульев и поскрипывали половицы. Незваные татарки прибыли.

- Ладно, глянем, кого к нам нелёгкая принесла, - раздражённо незапланированным визитом пробормотал Владимир себе под нос, отжимая ручку двери. – Моё почтение, Афина Аркадьевна!

Как сказала хозяйка, знакомая по хабаровскому госпиталю полковник СИБ прибыла не одна, притянув на прицепе пожилую статную даму с армейской выправкой. За неимением иных гипотез в голове рисовался образ штабной секретарши, только глаза второй гостьи разбивали гипотезу вдребезги – ошпаривающие, цепкие и внимательные, спрятанные за густой щёткой ресниц. Если сия гостья и обреталась при штабах, то явно не у пишущих машинок. Брючный костюм, осанка, выправка, короткая «мужская» причёска, обильно обсыпанная сединой, которая ничуть не портила женщину, наоборот, придавала ей неповторимый шарм, а если приплюсовать плавность движений, получалась не львица или тигрица - рысь! Матёрая рысь, задушившая дивизию кроликов и полк другой дичи с волками на закуску.