Знахарь (СИ) - Сапегин Александр Павлович

- Ох, темнишь, ты, братишка! Горбатого лепишь, обманываешь бедную доверчивую меня, все уши отборной лапшичкой завешал и ещё раз назовёшь меня мамашей, я тебе глазёнки твои бесстыжие повыцарапаю когда ты приедешь. Кстати, отец родной, колись, когда тебя ждать?

- А зачем мне приезжать, если меня зрения лишат?

- Ладно, один глазик выцарапаю, кривенький ты мне ещё пригодишься, - смиловистилась Вика. – Вов, я серьёзно.

- Насколько серьёзно? – отбросил шутливый тон Владимир.

- Во! – Вика провела ребром ладони поперёк точёной шейки.

- Так-та-а-ак, рассказывай.

- Да что рассказывать, - отвернулась от экрана Вика. – Ты не хуже меня всё знаешь. Мамахен напирает, папику-то пофиг, у него наследник есть и шмара на выданье, из которой мамахен звезду вселенского масштаба лепит и в модели суёт куда ни попадя, одна я в парадигму поведения не вписываюсь.

- Звёздочка моя, резину не тяни. Ты короче давай.

- Если короче, то мать поставила ультиматум, - шмыгнула носом Вика, - или я становлюсь прилежной дочерью, слушаюсь во всём маму и не перечу папе или пробкой из бутылки вылетаю, как только секундная стрелка переползёт на восемнадцать лет и одну секунду с момента моего рождения, а до этого знаменательного дня мне обещано превращение жизни в ад, страх и гнев божий с переводом в учебное заведение закрытого интернатного типа, практикующее усиленную трудотерапию, розги и сухой горох при обучении и воспитании трудных подростков. Причём в восемнадцать лет повторить твой финт ушами с социальными фондами и страховками у меня не получится. Папахен и мамахен, наученные горьким опытом, заранее приняли меры, так что полечу я вольной птицей - голой соколицей со сверкающей на всю округу задницей. Этот год я ещё доучиваюсь в лицее, а там куда кривая выведет. Пакет документов мать приготовила, батины кореша поспособствовали, я лично бумаги видела. Всё чин по чину, ни одна тварь не подкопается. Так-то, братец, перспектива безрадостная. Плачет по мне интернат строгого режима.

- Цыц, мелкая, не вешать нос! Приказываю до лета изображать примерную дочь, а там рвать когти в Н-ск. Я в конце мая или в первых числах июня прилечу. Я не рассказывал тебе, но меня комиссовали. Сейчас я учусь у мастера иглоукалывания.

- Гад ты.

- Но-но! Не сметь катить бочку на старшего брата!

- Ты думаешь я полная дура и не знаю по каким причинам комиссуют? – в углах глаз Вики начали скапливаться слёзы. – Сказки на ночь кому-нибудь другому рассказывай. Может ты летом и в Хабаровске не на учёбе был, а тоже в госпитале валялся, а мне втирал про строгий режим, кнопочные телефоны и злых унтеров. По сетевым каналам и по телеку показывали, что на границе творится, каждый день стрельба. Заврался хуже некуда. Тебя ранили?

- Вика, это не телефонный разговор.

- Понятно всё с тобой, - предательские слёзы прочертили мокрые дорожки на щеках сестры.

- Мелкая, ты с темы не съезжай, ранили меня или петух в зад клюнул, это к делу не относится, сейчас мы о тебе говорим. Первое, лепи горбатого и втирайся в доверие к матери, а если не поменяешь решение, ведь в жизни случается всякое, после экзаменов хватаешь в охапку бумаги и рвёшь когти ко мне. Или я сам в родной город наведаюсь и подхвачу тебя, чтобы ты не потерялась по дороге жизни. Плевать на страховки и социальный фонд, я тебе новые организую, денег хватит. Доучиваться пойдёшь в колледж или куда самой сердце подскажет, поэтому итоговый аттестат у тебя за этот год должен быть с одними пятёрками, понимаешь? Жить будешь у меня, хозяйка по-прежнему держит за мной флигелёк.

- Тебе не дадут опеку над несовершеннолетней.

- Дадут, поверь мне, никуда не денутся. Я многого тебе не рассказывал, чтобы ты дома ненароком не проболталась, не нужно папахену подробности обо мне знать до поры до времени.

- Я и говорю – заврался, конспиратор доморощенный, а на подушке прокололся. Сыпятся на мелочах.

- Цыц! – опять пригрозил Владимир. – Сама как?

- Да что мне будет, у нас не стреляют, зараза тоже не прицепилась. Спасибо тебе за посылку со сборами. Ничего, что я некоторые отвары мелкому давала, когда мать не видела? Он такой забавный, на тебя похож на детских фотографиях. Только меня редко к нему подпускают, и боюсь мать с отцом вылепят из него своё подобие, мамахен так точно не допустит второй ошибки, что допустила со мной.

- И в кого ты у меня такая умная?

- Уж точно не в тебя дурака, - криво улыбнулась Вика, стирая рукавом остатки слёз. - Ладно, уболтал, чёрт языкастый, до лета поработаю на публику хорошей девочкой. А ты не расслабляйся, большой старший брат, я с тебя все подробности вытрясу, так и знай. Всё, я отбиваюсь, тут Шкура решила ко мне пожаловать, плывёт от калитки походкой от бедра. Целую, не вздумай сдохнуть, с того света достану!

Оставив последнее слово за собой, Вика отбилась. Несколько секунд тупо попялившись в погасший экран, Владимир отложил телефон в сторону и выхватил из-под головы подушку с тёмно-синим штампом лазарета в углу наволочки.

- Мда, косячок, - тяжело вздохнув и взбив подушку, Владимир уложил её на место.

- Так и сыпятся шпионы, - донеслось от второй кровати двухместной палаты. – Заврались вы, товарищ унтер-офицер

- Товарищ Мальков, хотите я сломаю вашу вывихнутую ногу и подрихтую лицо?

- Лица попрошу не касаться! – прогудело в ответ.

- Значит, насчёт перелома вы не возражаете?

- Злой ты, Огонёк, а сестра у тебя хорошая. Пожалуюсь ей оказией. Если нужны будут деньги, говори, поможем с ребятами.

- Спасибо, Василий, - у Владимира потеплело на душе, - справлюсь.

- Ты извини, что я уши грел, но тебе действительно могут отказать с опекой. Родители встанут в позу и алга по жёсткому варианту, ни один судья не подпишется.

- Думаешь? – скрипнул решёткой кровати Владимир, поворачиваясь боком к Василию Малькову. – Раз уж кое-кто вместо музыки в наушниках решил погреть уши, то я просвещу его немного. Есть маленький нюанс, друг мой хромоногий, называемый государственной наградой, а у меня их, на минуточку, целых две, к тому же держим в уме дворянство супротив мещанина. Что мы имеем на выходе? На выходе мы имеем немалый шанс получить опеку, тем более несовершеннолетний гражданин будет только «за» руками и ногами, а если этот гражданин женского полу упрёт у мамы компромат с интернатовскими документами, то шанс перевалит за отметку в девяносто девять процентов.

- Огонёк, ты дважды орденоносец, а ведёшь себя как мелкоуголовный тип.

- Тяжёлое наследие предков, - отмахнулся Владимир, - папахен у меня в авторитете, на чём мы не сошлись взглядами и жизненными позициями.

- Вот-вот, привык ты мелко плавать, - пробасил Мальков, - авторитет твоего папаши мы переавторитетим цидулей от заставы, дадим характеристику и впишемся всем офицерским составом. Если разрешишь, я чуть позже наших эскулапов подтяну и с Есауловки. При нужде, парень, за тебя половина Харбина встанет. Потянет такой противовес твой папаша?

- Ладно, не буду я тебе ногу ломать.

- А иголочки поставишь? – потёр ладони Мальков.

- Поставлю.

*****

Ни на день Владимир не забывал о харбинских «приключениях», держа прошедшие события в глубине памяти. Поселившийся внутри него червячок сомнения противно зудел, тонким писком напоминая, что ничего ещё не закончилось и о ведьме с упокоенным шпиком ему обязательно напомнят.

Костлявая леди с косой собирала богатую жатву, срезая жизни старых и младых, прошлое бытие отошло на второй план, затёртое непрекращающимся кошмаром госпиталя и лазарета, но червячок внутри жил, продолжая зудеть подобно охамевшему комару, чей писк словно игла врезается в барабанные перепонки. Ну, не верил Владимир в беззубость и забывчивость спецслужб и в то, что самодеятельность Трофимыча, завершившаяся огнестрельным ранением, канет в лету без расследования и последствий. Да, его потрясли немного, навестив между процедурами. Дознаватели лениво подёргали за живое и на этом всё.