Моя императрица (СИ) - Иванников Николай Павлович

Должно быть и Вольдемару в голову пришла та же самая мысль, потому что в это самое мгновение он что-то коротко прокричал и бросился ко мне. Уж не знаю, к чему бы это привело, но Кристоф успел схватить его за руку.

— Сударь, не вздумайте вмешиваться! — резко сказал он. — Или я буду вынужден скрестить с вами шпаги!

Вольдемар нервно отпихнул от себя его руку, но после этого остался стоять на месте. То ли слова Кристофа его несколько остудили, то ли он заметил, что я и сам не тороплюсь убивать его отца. А князь между тем распрямился и направил на меня шпагу, свободной рукой зажимая рану на бедре.

— Это было неплохо! — заявил он, ухмыляясь. — Но я видывал удары и получше.

— Я даже не старался, — ответил я. — Ну так что, князь? Мы продолжим, или же вы сложите вашу шпагу?

— Мою шпагу? — с явным презрением на лице переспросил князь. — Если вам удалось случайно зацепить мою ногу, это еще не значит, что вы одержали победу, молодой человек. Вы не задели кость и даже кровеносный сосуд не перерезали! И вы неправильно выдернули клинок. Нужно было сделать это с движением в сторону, чтобы перебить мышцы… Что и говорить, махать шпагой вы научились изрядно, но боевого опыта у вас нет вовсе. Вы просто танцор со шпагой, не более того!

Спорить с ним желания у меня не было никакого. Я прекрасно видел, что темное пятно на его камзоле продолжает расползаться, да и из раны на бедре кровь вытекала достаточно обильно. А это означало, что чем больше он будет тянуть время, чем дольше будет болтать, тем меньше сил у него останется в итоге.

— Однако, танцую я прекрасно, не правда ли⁈ — я с деланным весельем поддержал разговор. — И могу танцевать таким образом еще очень долго. Если не верите мне, то можете спросить у своего сына Вольдемара. Мы неоднократно встречались с ним на балах при дворе его императорского величества.

— Вы слишком много болтаете! — оборвал меня князь. — Это признак плохого воина.

— В самом деле? А я всегда полагал, что это признак общительного человека…

Я просто его заговаривал, непрерывно двигаясь вокруг него, и его самого заставляя двигаться при этом. На самом деле беседовать с князем у меня не было большого желания, а что я действительно хотел, так это прикончить его поскорее, и только обещание, данное мною Лизаньке и Бориске, удерживало меня от решающего выпада. Да еще осознание того, что князь Сергей может и не позволить мне так уж легко насадить себя на шпагу. Годы драгунства не прошли напрасно — рука его все так же была крепка, движения отточены, а удар верным.

Пожалуй, стоит признать: с более достойным противником мне еще не приходилось скрещивать шпаги.

Но неожиданно что-то переменилось. Легко отбив мой очередной выпад, князь вдруг замер, словно окаменел на мгновение. И даже видом теперь походил на статую — весь он стал какой-то рубленный, угловатый, неподвижный. Лицом побледнел, кожа приобрела цвет гипса, а перекошенный рот так и застыл с чуть приоткрытыми губами, за которыми виднелась светлая полоска зубов.

Но мгновение спустя окаменение прошло, и князь резко выпрямился, вскинув голову. Длинные волосы его приподнялись пышной копной, а затем медленно и плавно опустились, рассыпавшись на пряди. Издав громкий неприятный хрип, князь Сергей раскинул руки в стороны. Шпагу свою он при этом выронил из разжавшихся пальцев и страшно оскалился, глядя прямо на меня.

Я мог бы легко прикончить его в этот момент. Или нанести ему рану, после которой он не смог бы продолжать бой и провел бы в постели многие дни. И я даже качнулся вперед, скорее неосознанно, ежели в стремлении поставить точку в этой дуэли, но какая-то загадочная сила не дала мне приблизиться к князю.

В какой-то момент я даже решил, что князь наш оказался магом, и теперь использует свои способности против меня. Но тут же понял, что не чувствую здесь магии. Во всяком случае той, с которой я привык иметь дело. Но что-то необычное все-таки имело место. Оно так и витало в воздухе, готовое вот-вот проявиться во всей своей мощи…

Я попятился. Не опуская шпаги, в растерянности глянул на секундантов. Но и они, судя по из виду, понимали в происходящем ничуть не больше моего. А князь Сергей в это самое мгновение издал столь страшный рык, что я даже присел от неожиданности, а потом отбежал на несколько шагов назад. Атаковать князя я передумал, и вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову меня в этом упрекнуть.

Правила дуэли не предусматривали подобное поведение участников, и я попросту не знал, что мне следует предпринять в таком случае.

— Отец! — отчаянно крикнул Вольдемар, но даже и не подумал сделать в направлении его хотя бы шаг. Я отчетливо услышал в его голосе страх. Но даже осудить не мог его за это, поскольку и сам испытывал сейчас нечто подобное.

А с князем Сергеем продолжало твориться что-то невообразимое. Неизвестно каким образом, но он увеличился в размерах — не настолько, чтобы это бросалось в глаза, но я находился ближе всех к нему и понимал, что если раньше он был немногим пониже меня ростом и чуть уже в плечах, то теперь стал выше почти на ширину ладони, а в плечах раздался так, что камзол на нем затрещал, и нитки разошлись.

Лицо у князя стремительно раскраснелось, зубы оскалились, а голова затряслась в мелкой непрекращающейся дрожи. Слюна летела во все стороны, а глаза вылезли из орбит, взирая на меня с непередаваемым ужасом.

— Вольдемар, черт вас возьми! Что это с ним⁈ — закричал я, как будто это Глебов-средний был виноват во всем происходящем.

А он и сам был напуган и озадачен не меньше моего. Неотрывно глядя на своего отца, он в одной руке сжимал обнаженную шпагу, а второй схватил Кристофа за плечо и все время норовил спрятаться ему за спину. Понятно было, что спрашивать с него объяснений не имело никакого смысла.

Кристоф же непрерывно крестился. И бормотал при этом торопливо: «Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!», и очень напоминал сейчас ошалелого монаха, которого соблазняет голая девка, а он не силах ей противиться.

А еще мгновение спустя все стало ясно. Камзол на груди князя внезапно лопнул, пуговицы полетели во все стороны вместе с кровавыми ошметками. И князь раскрылся повдоль туловища, как запертая дверь, которую распахнули тяжелым ударом ноги.

Вольдемар вскрикнул и, должно быть, с силой сжал пальцы на плече Кристофа, потому что тот вскрикнул тоже. Я отшатнулся, ожидая, что увижу сейчас, как внутренности князя валятся на траву.

Но ничего подобного не увидел.

Потому что внутри князя была пустота.

Черная непроницаемая пустота, какая бывает лишь в Запределье, когда идешь сквозь него по «тайной тропе»…

И тропу я тоже увидел. Светящейся полоской она уходила внутри князя в бесконечную даль, и где-то там терялась в чернильном мраке. Вокруг разорванного напополам тела князя Сергея струились полосы голубоватой дымки, обрамляющей открывшийся проход.

А из этого прохода выскочила на залитую кровью траву отвратительная тварь. И я мгновенно узнал ее, потому что это был Лафудр, тот самый демон, что пожаловал в мой дом, как только я вернулся из поездки в Сагар. Все те же два коровьих рога над мохнатыми бровями, красные глаза с желтыми радужками, из пасти вверх и вниз торчат две пары грязно-желтых клыков.

Он перетаптывался на огромных куриных лапах, а две пары рук — человеческая и еще одна, похожая на лапы ящерицы — непрерывно двигались в каких-то неопределенных действиях.

Когда проход за его спиной закрылся, растерзанное тело князя Сергея, больше ничем не удерживаемое, безвольно рухнуло в траву, разбросав разорванные внутренности.

Вольдемар закричал. Ему было отчего кричать, я прекрасно его понимал, и подумал, что сейчас он кинется к телу отца, — а, точнее, к тому, что от него осталось — и оттащит прочь от демона, а может быть даже попытается атаковать.

Но не тут-то было. Вольдемар не двигался с места, а только кричал и кричал: «А-а-а! А-а-а! А-а-а!» А когда у него кончался воздух, он хрипло и шумно переводил дух и снова принимался кричать: «А-а-а! А-а-а! А-а-а!»