Моя императрица (СИ) - Иванников Николай Павлович

Теперь я мог бы и ответить на его вопрос, потому что некое внутреннее чутье подсказывало мне, что силы стремительно покидают этого демона, и он уже ничего не сможет сделать дурного.

Так что, я мог ответить без опаски. Вот только не знал что. Действительно не знал. Я и сам бы хотел получить ответ на этот вопрос. И потому просто проговорил отчетливо:

— «Раз, два, три, четыре, пять. Вышел зайчик, твою мать»!

Лафудр медленно оседал в траву. Нет, он не садился, и не падал без сил — он просто исчезал. Куриные лапы его уже истаяли, и трава на несколько шагов вокруг него замерзла. Я чувствовал зимний холод, исходящий от нее. А демон смотрел на меня, не отводя глаз, постепенно поднимая их все выше, по мере того как сам опускался ниже.

И когда вся его нижняя половина растаяла почти по пояс, он вдруг расхохотался.

— Я понял! — заливался он смехом. — Теперь я все понял! Меня призвали сюда не для того, чтобы убить тебя. Меня призвал, чтобы ТЫ убил меня!.. Я — третий демон! Это большая честь для меня, хозяин! До встречи в Запределье! БЕЛЫЙ МАГ!

Он запрокинул голову и дико захохотал, так что даже ветви на березе затряслись, и с листьев посыпался колючий иней. А демон хохотал и хохотал, и от хохота этого кровь стыла в жилах. Но когда от демона осталась лишь одна голова, торчащая над белой от инея травой, хохот захлебнулся, превратился в бульканье, а затем и вовсе стих. Голова демона укуталась густым туманом, а когда он рассеялся, то за ним уже ничего не было. Лафудр исчез без следа, и о его недавнем пребывании в нашем мире говорила лишь изморозь на траве и листьях.

Наступила гнетущая тишина. Не пели птицы, не стрекотали цикады, не плескалась в пруду рыба. Было очень, очень тихо. Разорванное напополам тело князя Сергея лежало в траве, залив все вокруг себя пузырящейся кровью.

Я обернулся к Кристофу с Вольдемаром, замерших в отдалении, словно в параличе. Перехватив мой мрачный взгляд, Вольдемар вздрогнул и машинально закрылся от меня руками, едва не ткнув в Кристофа шпагой, которую до сих пор сжимал в руке. Впрочем, он тут же спохватился и опустил руки, не отводя от меня испуганного взгляда.

Присев, я вырвал пучок травы, старательно обтер свою шпагу, хотя крови на ней почти не было, и спрятал ее в ножны. Встряхнулся, густо раскидав по сторонам белые крошки инея и брызги воды. Мне самому это мое движение показалось каким-то совсем не человеческим, скорее собачьим, или быть может волчьим. И я при этом даже рыкнул, чего никогда прежде за собой не замечал, но спохватился и откашлялся в кулак. Неторопливо, переваливаясь с боку на бок, подошел к притихшим секундантам.

— Соболезную вам, Владимир Сергеевич, — неожиданно хрипло сказал я. — Трагедия с вашим отцом случилась помимо моих воли и желания. Надеюсь, вы засвидетельствуете, что смерть князя Сергея произошла из-за вмешательства демона, чего ни я, ни он никак не могли предвидеть.

Вольдемар крайне тяжело сглотнул и торопливо закивал, даже челюстью тряся при этом. И продолжал смотреть на меня, не отрываясь, как будто я был каким-то чудом чудным, дивом дивным.

— Позвольте вам помочь…

Стряхнув с рукава зеленые искры, я взял у Вольдемара плащ князя, вернулся к его развороченному телу и расстелил плащ на траве рядом с ним, немного в стороне от лужи крови. Затем мы все трое уложили разорванные останки на плащ, завернули их и перенесли к лошади князя. Закинули поперек седла.

— Полагаюсь на вашу честь, сударь, — сказал я Вольдемару на прощание. — Видит бог, я не хотел подобного исхода.

Вольдемар снова торопливо закивал, потом схватил обоих лошадей — свою и князя — под уздцы и повел к дороге, прочь от пруда. По пути он пару раз обернулся, чтобы взглянуть на меня. И мне показалось, что сделал он это с изрядной долей страха. По крайней мере, именно это чувство я смог прочесть в его глазах.

— Что это с Вольдемаром? — спросил я у Кристофа. — Он как будто бояться меня начал. Ранее за ним такого не замечалось. Ведь это не я порвал его папеньку на куски. Воля случая. Трагедии на «тайных тропах» время от времени случаются, и не так редко, как некоторым кажется.

Кристоф выслушал меня внимательно, потрепал по шее свою лошадь и ответил:

— Он вовсе не из-за князя так струхнул, сударь, и не из-за мерзкого демона, хотя и он поначалу напугал Вольдемара изрядно… Но больше всего он напугался именно вас, куратор.

— Меня? — я приподнял брови. Вставил ногу в стремя и забросил себя в седло. — Люди, друг мой, как правило, считают меня весьма привлекательным человеком, и я тоже склонен в это верить. Бывает, что я кому-то и покажусь неприятным, но не до такой степени, чтобы терять дар речи.

Кристоф тоже запрыгнул в седло.

— Вы просто сами не видели себя после того, как расправились с демоном, сударь, — сказал он. — Это было то еще зрелище. Если бы я не знал вас столь близко, то, пожалуй, сбежал бы в ту же минуту.

Мне стало как-то неуютно от таких слов.

— С чего бы это, друг мой?

— Вид у вас был весьма странный, — пояснил Кристоф. Мы подстегнули лошадей и направились к дороге, но не за Вольдемаром, а в противоположную сторону. — Честно признаться, сударь, я никогда подобного не видел. В какой-то момент вы стали похожи на неизвестного зверя. Я даже не знаю, с чем это можно сравнить… Очень на волка похож, а глаза таким белым светом светились, что даже смотреть больно было. Страшновато…

Мы поднялись на дорогу, и Кристоф хотел повернуть лошадь в сторону Светозар, но я его остановил.

— Нам нужно в лес, навестим охотничий домик моего батюшки. И вот еще что, друг мой… Вы уж никому не говорите о том, что видели. Не хочу, чтобы меня считали каким-то чудовищем.

— Разумеется, куратор. Никому ни слова.

— И даже Фике! — напомнил я.

— И даже Фике, — согласился Кристоф.

Больше мы с ним эту тему не поднимали. Через четверть часа вышли на лесную дорогу и двинулись по ней вдоль пушистых вязов. Первое время лес не был таким уж густым и высоким, и подымающееся солнце то и дело мелькало среди деревьев. Но вскоре он сгустился, вязов стало меньше, но зато сосны и ели заполонили все вокруг, возвышаясь над головами на недосягаемую высоту, в которой теперь сложно было рассмотреть солнце.

Я не бывал здесь уже давненько, и потому боялся пропустить сверток налево, малоприметный и в давние времена, а ныне возможно и вовсе затерявшийся в подлеске. Но я напрасно беспокоился. Память не подвела меня, да и подлесок на свертке был кем-то старательно вырублен — должно быть дорогу эту иногда все же использовали. Вполне вероятно, что и батюшкин охотничий домик в Огнёвой заимке время от времени кто-нибудь навещал. Но если выставить на дороге пост, чтобы он не пропускал никого далее, то никто туда и не пройдет. Вряд ли найдется кто-то, желающий продираться к охотничьему домику через заросли.

К Огнёвой заимке добирались мы более трех часов. Я понял это по тому, что солнце вскарабкалось наконец на самые макушки сосен и повисло на них, время от времени перепрыгивая с одной на другую. Порой я переставал узнавать места, что, впрочем, было и не удивительно, учитывая сколь долго я здесь не бывал.

Но старый дуб узнал сразу. Он был старым еще во времена моего детства, и сейчас оставался таким же — необхватным, темным, притихшим. И я обрадовался встрече с ним, как старому знакомому. Потому что это означало, что я выбрал верное направление, и путанные лесные тропы не смогли сбить меня с толку.

У самого дуба я спрыгнул с лошади, неторопливо обошел вокруг ствола, ведя по грубой шершавой коре рукой. Присел у торчащего над землей толстенного корня и поманил рукой Кристофа.

— Подойдите, друг мой, хочу вам кое-что показать…

Кристоф тоже спешился, подошел, с интересом щурясь. Я же раздвинул траву у самой толстой части корня, примял ее и немного подкопал. Наткнулся пальцами на обитый медью угол шкатулки, и, ухватившись за нее поудобнее, потянул на себя изо всех сил. Поначалу шкатулка не поддавалась. Должно быть, корень, разрастаясь, плотно вжал ее в землю, но я вслепую поковырял вокруг ее пальцами, раскачал хорошенько и вырвал на свет белый.