Ливония. Продолжение (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Стрельба пороховой мякотью была делом медленным и непредсказуемым. Когда частицы пороха тесно спрессованы, заряд горит только на поверхности. Вот только в пушке вся масса пороха должна была сгорать очень и очень быстро. Артиллерист не может взять и доверху набить порохом зарядную камеру своей бомбарды или пищали, он должен обязательно оставить свободное пространство, чтобы рыхлый заряд вспыхнул достаточно эффективно. Так что камеру — толстостенный цилиндр в задней части ствола — загружали где-то наполовину. Затем забивали камеру деревянной пробкой и помещали сверху ядро.

В Европе уже перешли на зернистый порох. А вот на Руси эту технологию ещё не знали. Да и в Европе делали ещё и серпентин, тоже не все освоили новый способ производства.

Про эти изыски европейские Боровой прочитал всё в той же монографии доцента Сидорчука с их кафедры. Если необходимо уменьшить опасность взрыва, то нужно просто добавить в ступку немного жидкости. Иногда использовались очищенные винные спирты, а ещё применялась человеческая моча, особенно моча пьяницы, а лучше всего — пьяного епископа. Чем уж она там лучше у епископа? Так-то епископ довольно большая шишка, их не больно-то и много, наверное, пьющих среди них вообще единицы, в епископы к старости выбиваются. Можно предположить, что потому их моча и лучшая, так как её хрен достанешь. В результате увлажнения пыли больше не было и, стало быть, уменьшился риск случайного взрыва. Вместо рыхлого порошка получалась влажная паста, которую, правда, после нужно было просушить и размолоть. Размолоть и получить одинаковые гранулы. И не получилось. Однако в ходе этих работ обнаружили артиллеристы, что крупные гранулы взрываются лучше порошка. Придумали в окончании выдавливать пасту через ячейки сита, а потом сушить.

Боровой же у себя на пороховом заводе после мельницы просеивал получившие гранулы через три сита. Частицы от восьми до пяти миллиметров шли для крупных орудий — обозвали это артиллерийским порохом. Гранулы поменьше — от пяти до трёх миллиметров шли на маленькие орудия и миномёты, а от трёх до двух — на пищали, тромблоны, мушкеты и прочие карамультуки и пистоли, этот назвали ружейным порохом. Промежуточному название подобрать долго не могли, нельзя называть миномётным, пока ведь очень секретное оружие. Прижилось название «порох второй». А то, что меньше двух миллиметров, отсев с последнего сита, шёл на повторный размол и приготовление новых гранул. Влияет ли алкоголь в моче на силу выстрела Юрий Васильевич не знал, но так как химиком точно не был, он просто дал указание собирать мочу в казармах у потешных и поместных. Хуже точно не будет. Тем более, и нужно не очень много.

Сила взрыва зернистого пороха превосходила взрыв пороховой мякоти примерно в два раза. И для меньшей гигроскопичности, и чтобы зёрна не склеивались, при размоле добавляли немного графитового порошка.

Филька добился можно сказать получения идеального для этого времени пороха. Сравнивали с немецким и шведским, даже у турок изъяли на испытание. Самый сильный взрыв получался на порохе, к которому Филипп Фёдорыч руку приложил.

Теперь главное, чтобы враги коварные не украли Филькины секреты и не научились делать такие пороха хорошие. Нет, понятно, что изобретут и научатся, раз сделали это в Реальной истории. Но пусть попозже, когда России на Западе выйдет на свои границы. Ливония первой на очереди. А если Польша рыпнется, то можно и на Прусское герцогство замахнуться. Калининград должен вернуться к родным берегам.

В монографии коллеги было и объяснение почему зернистый порох лучше взрывается. Теории Юрий Васильевич, конечно, не запомнил, но вот сравнение врезалось в память. Мол, не секрет, что щепками разжечь костёр гораздо легче чем опилками. Только там в костре нужно пространство для кислорода, а здесь нужно пространство для паров расплавленной селитры, которая сама выделяет кислород. Теперь стало возможно и картузное заряжание орудий, между гранулами пороха вполне хватало места для паров селитры. Сила же взрыва увеличивается из-за того, что огню гораздо легче проникать в гранулу, чем в пороховую мякоть имеющую очень развитую поверхность. Эта же развитая поверхность ещё и, понятно, увеличивала гигроскопичность пороховой мякоти. Метр квадратный поверхности тянет влаги больше чем сантиметр.

Филька продолжал испытывать другие вещества для приготовления пороха, без применения серы. Вспомнив про бенгальский огонь, Юрий Васильевич задумался. Ну, да там горит магний. Но что-то он на пачке с бенгальскими огнями или где-то в интернете читал про то, что магний смешивают там с порошком железа. Именно железо, сгорая, и даёт эти искры. А тут, где взять порошок железа? Что ни магний, ни алюминий сейчас недоступны — это понятно, а вот порошок железа?

А ведь элементарно. Он получает на мельницах или голтовочных барабанах бронзовую краску. А если бронзу не закладывать в барабан, а куски железа туда накидать. Там размол производится чугунными или стальными шарами, которые закалили. Ну, пусть медленнее, но рано или поздно железо превратится, как и бронза, в порошок.

А вот это попробуйте, как милицейский начальник сказал в «Бриллиантовой руке».

Событие девятое

Зима двигалась себе потихоньку. Убрались шведы (послы), которым теперь непонятно как домой добираться. Боровой махнул рукой и выделил им для путешествия свой возок с печкой. И даже лошадей. Вещь громоздкая и тяжёлая, и увезти чтобы её нужна четверка лошадей цугом запряженная, да не кляч, а вполне серьёзных тяжеловозов. Но хоть и жалко было, а Юрий Васильевич выделил всё это, и даже дал указание Коробову отправить с ними десяток самых морозостойких ратников, для охраны. Проводят послов, а потом пусть в Выборге и останутся. Назад уже явно не успеют вернуться. Весна начнётся и всё воинство двинется по их следам. Правда, поход предстоит на лодьях, как и в первый раз.

Послы долго торговались. Дума тоже торговалась, два с лишним месяца ушло на то, чтобы сойтись на одних цифрах. Юрий Васильевич в это действо не вмешивался, а то потом его же обвинят, что условия плохие. Сами, всё сами. В политику лезть не стоит. Вот если напугать нужно Густава, разбить ему все вазы… И Вазончиков перебить в Або и Стекольне — это попросите только, по дороге к Ревелю зайдём на денек к Стокгольму, крюк не великий, и вазы разобьём и стекла выстеклим.

Условия практически те и приняли, что ему послы озвучили ещё в Або, так, мелочь, по беспошлинной торговле ещё на два года договорились и на то, что мастера из Швеции приедут в Орешек и начнут там когги делать. Хотелось бы чего покрупнее, но возможно шведы и правы, учиться такому серьёзному делу, как кораблестроение нужно постепенно, не с галеонов и чайных клиперов начинать, а именно с мелких коггов.

В Москве же, начиная с того момента, как они вернулись, Боровой загрузил артель, что для него ушкуи делала, по полной. Рать увеличилась в два раза, а у него всего сотня лодей застряла на Волге под Тверью. Если гренадёров, коробовцев и костровцев будет по четыреста человек, да тысяча артиллеристов и плюсом медсанбаты и хозчасти, тогда общее количество, уплывающих на войну, к двум с половиной тысячам приблизится. Это уже сто лодей. А припасы? А припасы для Выборга? А порох? А мины? А бомбы с гранатами? Так всё же добился Юрий Васильевич и ещё ему отольют и обработают три миномёта стадвадцатимиллиметровых. Тоже целая лодья для перевозки каждого понадобится.

Итого: заказал Боровой ещё пятьдесят лодей дополнительно делать. Пока всё это в разобранном состоянии, но весь берег Яузы, где верфи расположены забит каркасами лодей. Как скелеты китов белеют на истоптанном чёрно-рыжем снегу. Обещали успеть к ледоходу мастера корабелы. Часть их Боровой заберёт к Орешку на новые верфи — учиться у шведов не лодьи, а настоящие корабли делать.

Практически вместе со шведами убыло посольство и из Ливонии. Это им по совету Юрия Васильевича братик выкатил ультиматум, мол если дань за Юрьев не погасите к августу, то… он удвоится.