Он сделал паузу и театрально поднял указательный палец.
— А со слабыми никто не считается! Мубарек-хан уже забрал Хорезм, Ширван отдадим Абага-хану! Что дальше⁈ Пустим врагов в свои дом, позволим хозяйничать во всей Дешт-и-Кыпчак⁈
Выдохнув, бухарец закончил свою речь, и регентша перевела взгляд на Тугая, мол, что ты скажешь⁈ Тугай, настоящий монгол по духу, и отдавать что-либо претит ему вообще!
Заговорив, он нахмурил свои редкие брови.
— Сейчас у нас достаточно сил, чтобы выкинуть Хулагуидов из Ширвана. Если консул Твери нас поддержит, то Абага-хан сбежит из Баку также, как и Менгу-Тимур сбежал из Дербента.
«Ну вот, хоть кто-то спустился с небес на землю! — Это я о словах монгола про мою поддержку. — Без меня вам не то, что Баку, вам и Дербент не удержать!»
Тугай не мастер слова, и речь его коротка. Едва он замолк, как взгляд Боракчин уставился на меня. В нем я читаю немой укор: «Ты слышал, что говорят мои советники; в отличие от тебя, они не советуют уступать ильхану».
— Твой советники абсолютно правы! — Начинаю несколько неожиданно для Боракчин и ловлю в ее глазах искру вспыхнувшего удивления. Она никак не ожидала так быстро добиться от меня согласия.
Удивление ее длится недолго, потому что я тут же разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов.
— Вот только выводы они делают не совсем правильные! Со слабыми не считаются — это верно, но какое решение сделает Туда-Мунке слабым⁈ Вот где ошибаются твои советники, о многомудрая Боракчин-хатун! Не уступка Ширвана Абага-хану, а война за него, вот что приведет твоего сына к гибели! Подумай, мудрейшая Боракчин-хатун! Ведь Менгу-Тимур жив и где-то зализывает раны. Может быть, он уже на пути в Хорезм, и Мубарек-хан обещал ему помощь, а может Ногай даст ему своих воинов! Не важно, кто ему поможет, но нет сомнений, как только мы увязнем в войне на Кавказе, он ударит нам в спину!
Смотрю прямо в глаза Боракчин и вижу, что именно этого она и боится.
«Значит, чтобы не говорили ее советники, — уверенно констатирую про себя, — она будет делать то, что я скажу!»
Подумав так, вбиваю последний гвоздь в сомнения регентши.
— Пока твои воины, о мудрейшая Боракчин-хатун, будут сражаться за далекий Ширван, твой главный враг ударит в самое сердце! Он поведет свое войско прямо на столицу, стремясь захватить и убить твоего сына!
Этот удар достигает своей цели, и Боракчин нервно закусывает нижнюю губу. Я вижу, что безопасность сына ей куда дороже и Ширвана, и Хорезма вместе взятых! Это значит, что она согласится на предложенный мною размен. Она признает уже занятый войсками Абаги Ширван частью его владений, а он в ответ признает ханом улуса Джучи ее сына и подпишет с ним мирный договор.
Зачем мне все это надо⁈ Зачем я заставляю ее отдать этот чертов Ширван и заключить мир? Да пусть бы резали друг друга, чем меньше их останется, тем лучше! Это, конечно, так! Да только как бы они не резались, воинов в Великой степи хватит еще на несколько веков, а результат мне нужен уже сейчас!
В первую очередь, я вижу его в установлении твердого и безопасного торгового пути из Балтийского моря в Иран, а для этого мне необходим мир с Абага-ханом. В обмен на Ширван я хочу получить с него свой бакшиш! Мне нужен доступ к его иранским портам на Каспии, и не просто, а желательно беспошлинный, с правом постройки своих дворов и дальнейшего транзита через подвластные ему земли. Глядишь, так еще при моей жизни до Индии доберемся!
Часть 2
Глава 11
Начало сентября 1266 года
Спрыгнув с борта шлюпки, оказываюсь по колено в воде и зло бурчу про себя.
«Вот и добрались до земли обетованной! — Чувствую, как вода затекает за голенища сапог, и мысленно крою самого себя. — Какого черта ты полез, не мог подождать, пока шлюпку вытащат на берег!»
Ругаясь, бреду по колено в воде, а рядом тыкаются носом в песок еще несколько груженых шлюпок. Вчера ближе к вечеру все три моих боевых корабля встали на якорь в Бакинской бухте. На ночь глядя решили не высаживаться и спустили шлюпки только сегодня с рассветом. В первой партии поехали я, Калида и полномочный посол юного Золотоордынского хана Эсрем-ходжа.
После нашего последнего разговора Боракчин-хатун все-таки последовала моему совету и не стала искать себе приключений на одно место. Правда, вместо Тугая послом она отправила своего бухарского советника, видимо, надеясь, что мусульманину будет легче договориться с мусульманином.
По последним данным на тот момент ильхан Ирана Абага и его родной брат, командующий кавказским войском Юшумут, находились в Баку. Поэтому решили добираться морем, ибо корабли с товаром все равно следовали на юг. Единственный, кто возражал против морской прогулки, был бухарец Эсрем-ходжа; он еще от предыдущего перехода не отошел и зеленел только от одной мысли, что придется вернуться на эти вечно качающиеся посудины. Его стенания, правда, на Боракчин не подействовали, и пришлось бедолаге подчиниться.
В это время года погода на Каспии прекрасная. Море спокойно, а лёгкий северо-западный ветер, не разгоняя большой волны, устойчиво наполнял наши паруса. Три дня благополучного плавания вдоль восточного побережья Кавказа — и все три корабля бросили якоря на рейде Бакинской бухты.
Когда солнце уже опустилось за горизонт и на кораблях зажгли фонари, ко мне на шканцы флагманского «Любимца ветров» поднялись мои германские акционеры. О чём ганзейцы будут говорить и чего просить, я догадывался, ибо ситуация была ясна как день.
У меня с ними ещё в Любеке был заключён договор. Суть его была проста: создаём одну Ост-Индскую компанию, вкладываемся деньгами, затем из общей прибыли вычитаем все текущие расходы, такие как аренда кораблей, оплата охраны, пошлин, складов и, конечно же, взятки чиновникам, а оставшуюся сумму делим согласно участию. Кто сколько вложил в дело, тот такую долю и получает.
Казалось бы, все честно и просто, но на деле оказалось не так! Немцы сразу же показали свою хитрожопость! Как только в ордынской торговле пошли перебои, а выход в Каспий вообще накрылся, они начали саботировать договор, а вскоре так и вообще вышли из компании. Вкладываться в общее дело перестали и повели торговлю раздельно. Мол, фрахт кораблей, пошлины и все прочие расходы каждый оплачивает сам, но и прибылью никто не делится.
На участке Любек-Ревель-Тверь и обратно им это стало выгоднее. Там, на всём протяжении от Ревеля до Твери, — земля Союза городов Русских, никаких транзитных пошлин, поборов и кордонов. Вот умные головы у них и решили: раз эти русские такие простачки, то зачем с ними делиться! Выйдем из компании — и только в плюсе будем! А что, цена сухопутной части дороги для всех одинакова, а вот за места на своих коггах можно заломить втридорога.
Мне это сильно не понравилось, но ссориться с ганзейскими «партнерами» я не стал. Знал: рано или поздно им это отольется! И вот такой момент наступил! Летом прошлого года Франц Шульцгруммер привёз оговорённые деньги, и я открыл Ганзе из Любека свободный доступ на Волгу.
В этом году ганзейцы впервые повезли товар дальше Твери. На моих катамаранах они прошли весь путь до устья Волги и вышли в Каспий, опять же на моих судах. Посмотрели, приценились господа из вольного города Любек и осознали, что да, здесь реально золотое дно, вот только с выходом из договора они явно лопухнулись.
Ведь что получилось! У Ост-Индской компании по всей Волге налажены торговые связи: и в Булгаре, и в Орде пошлины для её представителей минимальны, свои склады для товара, свои причалы, а им, немцам, за всё надо платить, да ещё дерут с них втридорога.
Опять же фрахт! За места под товар на судах компании они платят вдвое больше и посуточно, а дорога — ох, какая длинная. Построить свои речные суда на Волге, даже в отдалённом будущем, для них нереально. Просто никто не позволит им это сделать, и всё!
Пригорюнились господа ганзейцы и, дабы снизить расходы, распродали всё, что у них было ещё на Волге, в Булгаре да Сарай-Мунке. Дальше герр Шульцгруммер и герр Рокстаден двинулись налегке, очень довольные собой, мол, как здорово они вывернулись и на этот раз не позволив обдурить себя этим русским увальням.
