Проклятие Айсмора (СИ) - Зима Ольга

Айсморцы потирали руки в предвкушении зрелища.

Старики Сайс и Нэйтон, шаркающие по настилам в кольце стражников, вопреки опасению главы города, не удостаивались никакого внимания. Тусклое солнце отразилось в секирах, скрещенных после захода судей в дверь. Секретаря, не особо замечаемого, стража ослепила этим светом и больно задела древком по макушке. Он, призвав стражу держать глаза открытыми, когда начальство шествует, ужом проскользнул в ратушу.

А вот смотреть на Бэрра, которого собирались остужать за его дерзость, всем было интересно. Как и обсудить, что сейчас будет — пытка или наказание.

Шон отдал приказ, и руки Бэрру развязали — с плеч полетела рубашка. Обвиняемый остался в кожаных штанах — на растерзание языкастых айсморцев.

— И рубашка-то у него черная!

— Худой-то какой.

— И спина вся в шрамах!

— Но сам-то он не черный. А вы что твердили?

— Все, все с него сдирайте! Надо узнать, а может, а все-таки…

Бэрр кривился, но молчал и не сопротивлялся. Стражникам, связывавшим его заново, советовали крепче вязать да к туловищу, и камень подобрать, и ноги тоже надо связать, и чтобы поаккуратней. А то потонет, так с кого тогда спрашивать, а что спрашивать?

Главный строитель, расслышав насчет спроса, подскочил со своей табуретки и быстрыми шагами понесся к ратуше, на ходу расталкивая тех, кто лез друг на друга, пытаясь рассмотреть — что там творится, на краю Главной площади у Главного причала.

Навстречу Гайриону волной бежал слушок: подобное происходило лет сорок назад, когда после допроса водой человека тогда признали невиновным. Да только захлебнулся он. Женщины подносили края своих головных платков к глазам, мужчины спорили. Самые высокие из собравшихся и те, кто стоял ближе к месту действа, передавали по цепочке задним рядам то, что сами видели и слышали. Сведения, правда, успевали изрядно измениться — и часть озерников была уверена, что Бэрр чернее ночи, да еще и утоп.

Гайрион еще до дверей ратуши не успел протолкаться, а ему в спину уже плеснулись новые возгласы, что не допрос это и не пытка, а наказание, дурьи ваши головы, уши как у мертвого сома, как вы ими только слушаете, а того потом повесили и этого повесят, нет, он продержится — да, по рукам…

Винир, хмуро взирая на площадь из окна своего кабинета, мял в кулаке край тяжелой занавески. В углу, в нише с диванами и столиком, расположились оба судьи, шепеляво радуясь принесенным для них угощениям и теплому вину.

Деликатный стук в дверь отвлек его. В щель сунулся длинный нос секретаря.

— А мой господин. А к вам Гайрион опять, вот неугомонный.

— Никого не пускать! — громко произнес винир. — Никаких посторонних к судьям!

— Никаких посторонних⁈ — воскликнул из приемной глава гильдии строителей, отшвырнув секретаря и шагнув на порог. — Кто это тут посторонний? Сначала меня в ратушу не допускают, теперь и с судьями не поговорить! Не круто ли берете, господин винир? Что это вы удумали?

— Стража! — заорал винир так, что стены сотряслись. — Вывести нарушившего судебный порядок!.. Убирайтесь, почтенный! Иначе я обвиню вас в попытке повлиять на справедливый суд! Хотите пересесть с личной табуретки на скамью за оградой?

Тот побледнел и отшатнулся. Этого хватило, чтобы секретарь смог прошмыгнуть под его рукой и отгородить высокое начальство от нахального посетителя тяжелыми дверями.

Винир покосился на судей. Почтенный Нэйтон откровенно спал, его черная шапка сползла на нос, а его старый приятель, дожевывая мягкую булочку, одновременно пытался спросить: «Чтой-то за шумный юноша, и почему он так спешно покинул кабинет?»

Ничего не ответив, винир проворчал: «Ну нет, не растащите!», и уселся за свой стол. Выросший на озере и знающий, что такое дожди, шторма и бури, глава города понимал, что в выигрыше остается тот, кто наперед знает погоду. А еще лучше эту погоду создавать самому. Время у него еще было: за оскорбление полагалось принимать наказание три раза, по количеству судей.

Бэрра опустили в канал. Первый раз прошел под жуткую тишину, облаком повисшую над Главной площадью. Даже те, кто считал зрелище забавным, переменили свое мнение.

Злющего Бэрра вытащили из воды. Отплевавшись, он бросил:

— Макните еще!

— Зачем? — поразилась стража.

— Он что, сам этого просит⁈ — донеслось с площади.

— Ляпну с дерзости еще что-нибудь, как бы кто не пожалел! — оскалился Бэрр.

Его ответ передали обратно по цепочке из высоких мужчин.

Зрители отозвались воодушевленными возгласами, среди которых прорезался один скрипучий:

— Вот! Знайте!

— Как он?.. — пролепетала Ингрид, прижатая к стене крайнего дома.

— Держится, — аккуратно ответил Гаррик и снова вытянул шею. Даже наказание было не так страшно видеть, как госпожу архивариуса, выглядевшую так, словно это ее окунали в воду. Она уже рванула к каналу, готовая растолкать слившиеся воедино спины, и только увещевания Гаррика: «Госпожа Ингрид, ему же хуже будет» и его цепкие руки остановили ее.

Ингрид зажмурилась, прислушиваясь что было сил.

— А теперь что? — раздалось после второго плеска.

— Жив! — промчалось по рядам. — Опять отвечает!

— Что на этот раз⁈

— Благодарит, что наконец смыли тюремную вонь!

— Вот гад!

— Такой не утонет!

— Скорее ты утонешь, курица! Убери ногу!

— Курица⁈ Как ты меня назвал, тварь береговая?

— Заткнитесь! Не слышно!

Начавшаяся драка между крепкой рыбачкой и долговязым жителем Золотых песков быстро прекратилась — победило свойственное обоим любопытство.

— Да тише вы все! А что, что еще он говорит?

— Ругается жуть как! А еще говорит, что наконец проснулся.

Площадь грохнула смехом.

Слушая шум, винир быстро писал и иногда бросал злой взгляд в окно. Первую бумагу, не дав чернилам просохнуть, скомкал. Покосившись на спящих мирным сном судей, подошел к нише. Уронил несколько капель вина на бумагу и старательно их размазал пальцами. Затем расправил лист и запечатал в старый конверт, на котором написал углем несколько слов. Сложил в другой конверт, добавил к нему один обрывок бумаги — и все это отправилось в конверт поновее и покрепче.

Винир хотел было увеличить цепочку до четырех человек, но решил, что времени может не хватить. После чего криком позвал секретаря:

— Я велел еще вчера отнести эту посылку на пристань! Почему она все еще на моем столе⁈

Секретарь затрясся и побледнел до цвета озерного льда.

— Доставить немедленно! — рявкнул винир. — И проследить, чтобы тот, чье имя указано на посылке, получил лично в руки и вскрыл тут же. И выполнил все. Ясно⁈

Проводив тяжелым взглядом секретаря, глава города вернулся к окну и уставился на площадь, чувствуя себя рулевым, что выводит попавший в шторм корабль на верный путь.

Из Бэрра излишнюю дерзость сейчас вытравливали ледяной водой — но и этот шаг винир не считал для себя вредным, а для излишне строптивого Бэрра полезным.

Он повернулся, чтобы узнать — а что думает единственно верный друг, но дерево было неподвижно. Оно хранило молчание, принятое виниром за одобрение…

Ингрид кусала пальцы.

Перед третьим разом Шон особенно злорадно глянул на отплевывающегося Бэрра. Тот из-под мокрых волос перехватил его взгляд и вобрал в грудь побольше воздуха до того, как уйти под воду.

Вскоре голоса на площади снова стихли до самого последнего кашля. Но Шон по-прежнему стоял с поднятой рукой и вел отсчет, медленно шевеля губами.

— Вынимайте же! — разорвал тишину крик со стороны ратуши.

Гайрион с риском свалиться вылез по пояс в окно второго этажа ратуши и угрожающе замахал рукой:

— Вынимайте! Вы его утопите! Это же не приговор!

— Давай, Шон, вынимай, — буркнул один из стражников. — Время вышло.

— Пока он жив, есть с кого спросить! Вытащил быстро, не то я твою тюрьму под воду спущу! Эй, послушай, Шон, это же не приговор! — надрывался Гайрион из окна.

Рука Шона дрогнула, но не опустилась.