Проклятие Айсмора (СИ) - Зима Ольга

Винир помахал в воздухе бумагой.

— Есть! — ответил ему мужской голос из настежь открытого окна дома, что возвышался над площадью справа. — Есть. Это правда! Мы полагаемся на волю провидения.

— Воля ваша, если она едина, — отозвался винир. — Указан еще один свидетель во вред, младший стражник Гаррик.

— Но я хочу говорить в защиту! — воскликнул Гаррик.

— А будешь, когда и о чем спрашивают! — пригвоздил словами и взглядом винир. — Пока ты еще стражник, пусть и младший.

— Иди, Гаррик, — подтолкнула его Ингрид. — Иди, не медли!

Винир взмахом руки велел поторопиться, заодно толкнул в спину досточтимого Нэйтона. Старый судья спал так долго и крепко, что можно было решить, будто он умер, но тут очнулся:

— Молодые видят зорко, а говорят все одно — чушь.

— Так, может, мне вернуться? — ухватился за слова судьи дошедший до суда Гаррик.

— Поздно. Теперь тебе нужно вспомнить все, — участливо произнес винир. — Младший стражник, имя Гаррик, три года в охране, награжден за участие в поимке аутло. Так оно?

— Да.

— Хорошо ли ты помнишь ночь, когда на Айсмор обрушился ураган?

— Конечно!

— Мы слушаем тебя.

Гаррик принял деловой вид, хоть уши его пылали, как солнце, пошедшее к западу, а сердце билось под горлом.

— Господин Бэрр разбудил меня среди ночи. Приказал вставать и поднимать стражу.

— Повод?

— Сказал, что выгнать людей из домов в Северном квартале. Говорил, что последняя линия не выдержит шторма. Говорил, что нужно поспешить…

Винир мрачнел с каждым сказанным словом.

— Так Бэрр все знал? — поднял голову окончательно проснувшийся досточтимый Нэйтон. — Он хотел предупредить, зная все наверняка?

— По твоим словам выходит, — проворчал винир, обращаясь к Гаррику, — что об угрозе Северному кварталу обвиняемый знал заранее. Что понимал, какие точно дома уйдут под воду, и даже предвидел время. При этом сам ничего не пилил и не портил!

— Нет… Нет. Я хочу сказать, что он… он пытался… — Гаррик замолчал, понимая, что каждое его слово стало опасным.

Зато оживились те айсморцы, кто недавно попрощался с деньгами, поставленными на то, что виновного казнят. Эхом летело:

— Знал… Знал. Знал!

— Он же вас спасал! — не удержался Гаррик.

— Достаточно, — махнул рукой винир и скривился. — Суду и народу ясно, что людей он пытался спасти, но об испорченных сваях знал, и потому обвинение о порче подтверждается…

— Да как это⁈ — не сдержался Гаррик.

— Слово во вред засчитано. Ступай уже, — выговорил винир.

Гаррик на негнущихся ногах покинул место перед судейским столом. Пока возвращался к Ингрид, поймал в спину несколько одобрительных хлопков и изрядное количество увесистых подзатыльников. Еще и за ухо успели дернуть так, что чуть не оторвали.

— Гаррик, ты ведь правду сказал, — попыталась утешить его Ингрид.

— Только моя правда обернулась ему во вред. Неужели она теперь ложь? — уныло отозвался Гаррик. — Так и день скоро станет ночью.

Винир поднялся, снова зацепив стол широким золотым ремнем на животе.

— Список свидетелей по обвинению завершился. Принято одно слово. Вина не доказана, раз против только один свидетель вместо трех необходимых, но, ради исполнения закона, давайте же заслушаем слова в защиту…

Он обвел площадь взглядом, особо задержавшись на проходе между домами и синеву на горизонте, а заметив, как закопошились в толпе те, кто записывался, добавил:

— Однако просто слово в защиту уже не произносится. Сказать могут только те, кто защитит Бэрра от обвинения в умышленном причинении зла городским домам и сваям… Я вижу руку главу Управы городского порядка! Уважаемый Аезелверд может высказаться первым.

Только что притихшая толпа снова загудела, расступаясь перед неторопливо выходящим к столу Айазу. К нему относились уважительно, к его мнению прислушивались.

Бэрр, все еще стуча зубами, удивленно приподнял голову. Айаз поймал его взгляд, улыбнулся как-то невесело. Вышел за кольцо стражи, поклонился суду и обернулся к народу, проведя рукой по лысой голове.

— Я вам скажу по поводу свай. У нас в городе ценится только то, что на виду. Человеку проще казаться, чем быть — хорошим гражданином, примерным мужем и всеобщим защитником. Красивый фасад мы ценим куда больше основания. Но на основании держится все. Кем бы ни казался вам сейчас Бэрр — он хороший человек, и он… Простите, господин винир. Мне нечего сказать про сваи, кроме того, что у Бэрра они надежные.

По выражению лица главного судьи было очевидно, что глава Управы упал в его глазах и с плеском ушел под воду.

— Слово господина главы Управы городского порядка не засчитывается, потому что не касается обвинения никак. Мы судим Бэрра за совершенное или несовершенное дело, а не за то, какой у него характер или фасад! — немного повысил голос винир.

— Да? А мне показалось, Бэрра судят именно за это. Простите, господин винир.

— Чтобы вам больше ничего не казалось, уважаемый, покиньте площадь. Мы тут говорим об истинной правде! Если вы так же относитесь к своим делам… — многозначительно пожал плечами винир.

Аезелверд, слегка улыбнувшись по обыкновению, ушел, а за ним потащились двое стражников по винирову приказу — проследить, как глава управы площадь покинет.

— Я хочу сказать слово! — отчаянно прозвенел голос Ингрид.

— В пользу или во вред? — вскинулся винир прежде, чем увидел, кто пробирается к судейскому столу.

— Я хочу сказать слово о суде! — громко ответила Ингрид и вышла вперед, подвинув одного из опешивших стражей.

— Госпожа архивариус хочет сообщить суду и народу что-то важное про порчу свай? — произнес глава города, прищурившись.

— Я хочу сказать…

— Подожди. Нужно соблюдать порядок, — прервал он ее. — Подойди ближе.

Ингрид подошла и встала перед длинным высоким столом. Сжала руки, вздернула голову, встречая неприветливый взгляд винира и шепоток горожан.

— Сначала мы определим, касательно какого дела будут твои слова, чтобы не тратить время на защиту в том, в чем Бэрр невиновен. А ты ведь хочешь защитить его, верно?

— Верно, — ответила Ингрид, чувствуя, как первоначальная ее смелость тает весенним льдом под недобрыми взглядами. — И я хочу сказать слово о том, что суд не может…

— Так ты хочешь поговорить о судебном зако-о-оне? — винир откинулся назад и с изумлением обратился к толпе: — Она хочет говорить о законах справедливого суда!

— Я… — начала Ингрид.

— Ты, верно, думаешь, что знаешь законы лучше тех, кто их соблюдает? — ухмыльнулся винир. — На основании какого закона ты обвиняешь суд в несправедливости?

Ингрид отчаянно замотала головой.

— А может, я тебя неверно понял? И ты хочешь не обвинить суд, а воззвать к нему?

Будь у Ингрид хотя бы мгновение, она нашла бы, что придумать в ответ на коварные вопросы, но винир продолжал:

— По законам справедливого суда воззвать к самому суду может далеко не каждый желающий, госпожа архивариус. И ты это знаешь не хуже всех присутствующих.

Присутствующие молчали и с любопытством таращили глаза.

— И кто же ты подсудимому, защитник? Может быть, ты его… ты его? Так кто ты ему?

— Родственница! — вырвалось у Ингрид.

Винир расплылся в улыбке:

— Это меняет дело. И близкая ли ты родственница?

Ингрид обвела толпу отчаянным взглядом и выпалила:

— Я его жена!

В шуме толпы, возникшем после ее признания, громче всего прозвучали разгневанные женские вскрики:

— Кто⁈ Жена⁈ Какая еще жена⁈ Ухо от ерша, а не жена! Утопить обоих, и дело с концом!

Бэрр, до этого сверливший ее неласковым взглядом, вскочил с места:

— Ингрид! Н-н-нет!

Стражники наградили его парой ударов тупым концом копий и дернули обратно. Потом один все же накинул ему на плечи упавшее за скамью покрывало.

Винир продолжил, глядя только на девушку:

— Ты, Ингрид, дочь Эдгарда, утверждаешь, что ты жена подсудимому Бэрру, и ты хочешь воззвать к справедливому суду вне всех обвинений? Хочешь, чтобы тебя, его жену, услышали все присутствующие, а суд принял решение касательно Бэрра с учетом твоей судьбы?