Бездна голодных глаз - Олди Генри Лайон

«Мертвители… — мелькнуло в мозгу Изменчивого. — Рядом…»

Сигурд уже стоял у выхода из пещеры, держа руку на полуобнаженном мече, и напряженно всматривался в предрассветный сумрак.

В повадке салара мгновенно пробилось что-то хищное, впитанное с молоком матери и невытравляемое никаким опытом и обстоятельствами.

— Перевертыши, — не оборачиваясь, бросил Ярроу. — Близко…

Стаи и Зу в пещере не было. Даже Вайл куда-то делась, а о Даймоне нечего было и говорить — Пустотник почти не покидал Пенат Вечных, пропадая там с утра до ночи…

И вдруг все успокоилось. Исчез горький привкус беды, унялась дрожь листьев, ветер перестал жарко дышать в затылок; и пещера больше не казалась западней, а стала, чем и была, — пристанищем.

Не сговариваясь, Постоянный и Изменчивый шагнули наружу, окунувшись в сонное предчувствие восхода, и мгновенно перешли на бег — ровную, размашистую рысь волка и мягчайшую, ритмичную поступь Скользящего в сумерках. Вдвоем, вместе, они неслись в умирающей ночи, в немыслимом для этого мира сочетании, сливаясь с ним и друг с другом; и когда Солли резко свернул в сторону от привычной тропы — салар последовал за ним, не задумываясь.

Солли почуял свою стаю. Сигурд услышал начало гона. Волки подняли какого-то зверя и теперь умело вели его к водопою, где добычу уже ждал невидимый и неумолимый Зу. Бросок, удар — и обвал стаи захлестывал сбитую с ногу жертву. Потом волки отходили от тела, возбужденно рыча и косясь на свивающего свои петли удава. Это был их новый, но входящий в привычку ритуал. Зу подползал к жертве, долго раскачивался над ней и лишь после этого разрешал волкам уносить добычу к пещере.

Но сейчас… Сейчас что-то было не так.

Солли внезапно остановился как вкопанный. Остановился и сменил облик. Сигурд отвернулся. Он не любил смотреть на момент перехода: в памяти сразу всплывали учения в школе саларов, Вайнганга и многое другое из его лесной жизни, о чем Ярроу предпочел бы теперь вспоминать пореже.

Солли не двигался. У ног его набухал от росы серый широкий плащ, разодранный надвое и почти неразличимый в рассветных сумерках — но Изменчивый не мог ошибиться. Чуть поодаль, вцепившись в сломанный меч, скорчился худой человек в короткой тунике, открывавшей жилистые ноги в шрамах. Голова убитого была неестественно вывернута, и спину прочерчивали страшные борозды от кривых когтей.

— Это Мертвитель, — хрипло сказал Солли, забыв о том, кто сейчас стоит рядом с ним самим. — Они шли за мной еще по пустыне…

Он присел и всмотрелся в подсыхающие раны.

— Странные когти… У пардуса не такие… Да и не водятся они здесь, пардусы-то…

— Это Перевертыш, — Сигурд шагнул к кривому, чахлому стволу дерева раус. — Пума-Перевертыш. Я уходил от них через Муаз-Тай. Думал — отстанут, Даймона побоятся… Они…

Сигурд осекся. Остановился. И долго молчал.

— Нет, не они. Он. Гляди, Солли…

Два тела настолько переплелись в яростном, смертельном объятии, что было трудно понять, кто из них — салар, а кто — Перевертыш. Им самим, во всяком случае, это было уже безразлично. Сигурд осторожно высвободил левую руку убитого салара, разорвал рукав…

Потом проделал то же самое с его напарником.

— Все, — отрывисто сказал Ярроу. — Все браслеты. Чистого неба вам, уходящие в последний раз… И тебе чистого неба, гордый вождь Оркнейских лесов, несущий свою ненависть, подобно знамени… Тварец Эхион был мудр — ты был горд. Но, увы, оба вы — были…

— Этот Изменчивый шел не один, — перебил его Солли, опускаясь на корточки. — С ним шла женщина. Мертвители подкрались и схватили его женщину — и тогда он бросился на них из-за кустов. А женщина убежала.

Солли коснулся пальцами влажной, мягкой земли.

— Но это не могла быть его женщина, чтобы за нее стоило умирать. Они ведь различных кланов. Вот…

И Сигурд наконец увидел маленький след острого копыта.

— Оркнейская лань…

Торжествующий вой колыхнул зыбкие вершины Ра-Муаз, и Ярроу понял, кого гнала их стая через предутренний туман.

…А волки так и не смогли понять, почему добычу нельзя есть, а надо зарывать в землю, да еще так глубоко, что это никак нельзя было считать запасами.

За входом пещеры просыпался ставший неестественно безопасным лес, и Солли казалось, что нечто умерло в нем, — нечто прошлое, щемящее и бесконечно ценное. Что-то умерло и что-то рождалось.

Восходило солнце.

— Горящий Орхасс у столба, — пробормотал Солли.

— Мертвый Ойгла на улицах Калорры, — эхом отозвался Сигурд.

Память звала Уходящих за ответом.

И они нырнули в переход, ведущий к залу живых сталагмитов.

Прошлое ждало их. Прошлое было у них впереди. И они окунулись в каменное море ушедшего времени.

Чтобы настоящее когда-нибудь смогло стать прошлым.

…Калоррианцы быстро и весьма успешно продвигались вперед, не встречая на своем победоносном пути серьезного сопротивления, — полки Согда были поспешно стянуты к столице, вплоть до легкой конницы племен Бану, и границы оказались оголенными. Армады Калорры мгновенно поглотили несколько рудников, казавшихся непривычно и неприятно вымершими, — куда делись бесы-рабы, никто так и не сумел понять, — сожгли с полдюжины горных пограничных селений и, пополнив запасы воды и продовольствия, двинулись дальше — через пески Карх-Руфи, через оазисы Сарз и Уфр, по Большому Масличному перегону… дальше, дальше…

Они рвались на восток, к Согду, — столице империи, колоссу на глиняных ногах; к тучным степным пастбищам и пахотным землям, рассчитывая сбросить противника в ленивые глубокие воды Тессийского моря. Слухи о восстании бессмертных полностью подтвердились, и трусливым согдийцам сейчас, скорее всего, было не до вторжения.

Разве что бесы — восставшие, далекие и неправдоподобно легендарные, — те самые бесы… Ну что ж, кем бы они ни были, они наверняка поддержат завоевателей, ниспровергших столь ненавистный им Согд. И тогда давнишний спор цивилизованного одряхлевшего Согда и юной варварской Калорры закончится раз и навсегда!…

…Пятитысячная армия уверенно шла через пустыню, ведомая купленными проводниками, из которых последний куда-то исчез позапрошлым утром, — шла, оставляя за собой насколько хватало глаз огромную полосу взрытого, разметанного песка, — вот так же горячий ветер разметет скоро прах тех, кто еще недавно грозил восточным рубежам Калорры, каждый раз отшвыривая доблестных каллов через перевалы Ра-Муаз…

Они уже почти дошли до Сифских источников, откуда до Согда оставалось не более четырех дней пути, когда из-за барханов навстречу передовым отрядам вышли люди. Человек пятьдесят, все в одинаковых блестящих плащах и без оружия.

Эта странная процессия на миг замедлила свое неспешное движение и продолжила идти к калоррианцам.

Ехавший впереди отряда телохранителей военачальник Симад Арродхский с презрительной улыбкой взирал на жалкую горстку обреченных. Ради них не стоило даже разворачивать головной полк в боевые порядки. Симад распорядился взять этих олухов живыми, затем допросить с пристрастием и по мере приближения к источникам — повесить на деревьях (что?… ах да, пустыня… ну, в оазисах-то обязаны быть деревья!), повесить всех, кроме тех, кто согласится стать проводниками.

Однако глупые смертники в дурацких плащах не стали интересоваться потребностью Симада в проводниках. Они вообще ничем не интересовались, а им самим проводники были явно не нужны.

Когда до передового отряда каллорианцев оставалось не более тридцати шагов, приближающиеся безумцы перешли на бег, очертания их фигур заколебались, потекли — и дальше началось страшное.

Никто не успел рассмотреть, как выглядели те чудовищные твари, которые с низким громовым ревом буквально вгрызлись в мгновенно смешавшийся строй. А те несчастные, кто все-таки сумел их рассмотреть, уже ничего не могли рассказать — от клыков и когтей чудовищ не спасали даже знаменитые кольчатые нагрудники, а взмахи хилых на вид передних лап отрывали людям головы вместе со шлемами. Ревущий кровавый водоворот смерти стремительно расширялся, поглотив уже весь передовой отряд, и с изумлением и ужасом взирал Симад на разорванные в клочья тела своих личных телохранителей, павших на багровый слипшийся песок.