Под кинжальным огнем гвардейцы падали, как скошенная трава. Пленных не брали. Да никто и не сдавался.
Это был полный разгром.
А я же упал перед защищённым мною Фламбергом, навзничь, на спину. Надо мной не было ничего уже, кроме неба, высокого неба с тихо ползущими по нему серыми элементалями-исполинами. Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как мы сражались, подумалось мне. Не так, как я только что отстреливал черепушки бронепанцерным пилотами и разрубал пополам двуручным мечом пехотинцев, не так, как бежали и корчились раненые гвардейцы, которых мы добивали пулемётом и фаерболлами — совсем не так ползут воздушные исполины по этому высокому бесконечному небу Южной Новой Аттики.
Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме него. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава богу!
А Новая Гвардия на этом континенте очень скоро перестала существовать.
Глава 121
Героическая песнь
После битвы я сидел, сгорбившись, на клетке оставшейся от Клеткоголового, уронив обессиленные руки на Меч Бури, что лежал у меня на коленях.
Вымотан я. Вымотан до предела.
Нанотолий сидел на мече у меня на коленях и брезгливо выбирал из шёрстки каменную крошку, попавшую во время обстрела.
Где-то он отсиделся во время сражения, но только утихла перестрелка, тут же появился, мерзавец, с довольно задранным пушистым хвостом. Мол, я в вас верил, молодцы.
Ладно, я потом с ним ещё поговорю.
«Антилопа-Гну» с пробитыми шинами застряла у самого въезда в парк, вокруг неё лежали груды тел гвардейцев, которых мы там положили, но никто из экипажа героического гантрака не пострадал. Ангелина и Тисифона сидели рядом на капоте усталые донельзя, но живые.
Хорошо.
Тётка подошла ко мне, окинула пытливым взглядом, нет ли где лишних дырок, покосилась на то что осталось от Клеткоголового и вздохнула.
— Ты бы не сидел на этом, — заметила тётка. — А то вдруг детей не будет, или ещё чего.
Я только рукой махнул. Пофиг уже.
Моя личная певица брела по полю боя, озираясь в священном ужасе. Да, такой бойни здесь ещё не видали, даже и не знаю, найдешь ли ты нужные слова, вдохновенная сочинительница, чтобы передать окружающий нас кошмар.
Хорошо, что это все наконец кончилось.
Тётка тут же расторопно организовала сбор трофеев и уборку тел. Могу понять, тут для её мастерской по ремонту оружия работы на год вперед разбросано. А если они ещё и ремонт хоть одного бронепанцера потянут…
Я всем этим оружием смогу ещё одну роту снарядить.
Кое-каких пленных мы-таки взяли. Все раненые. Я видел, как доктор Штирц с добровольцами с завода начал сортировку по тяжести ранений и оказание первой помощи.
Чёрт, у нас же в доме тоже раненых полно. Битва оставила после себя целый госпиталь раненых у меня на руках. Нужно послать в Номоконовск за помощью. Но нет, он же ещё захвачен. Это нам самим придётся идти туда с помощью. Вот тоже ещё забота с этим городом, планирование, сбор ресурсов, трата сил…
А потом Рустам, вооруженный любимым родовым ещё автоматом, где-то в выкошенном пулеметами парке, вытащил из дренажной канавы, пленил и лично отконвоировал ко мне Златозубого.
— А, давно не виделись, — утомленно заметил я. — Видимо, время подошло?
Златозубый болезненно поморщился, словно все его позолоченные клыки заболели разом.
— И что же мне делать с тобой, таким красивым? — утомленно спросил я.
Златозубый быстро стрельнул глазами по сторонам, поежился и буркнул:
— Понять и простить?
Я аж захохотал от такой дерзости:
— Ты откуда на нас свалился, такой незамутненный? Ты реально думаешь, что сможешь отпетлять после всего этого?
Я обвел рукой раздолбанный в хлам парк, разбитые деревья, чадящие автоматоны, убитых людей.
— Мой папа — Великий Канцлер, — пожал Златозубый плечами.
Охренеть, Вот это был внезапный сюрпризец!
— Игорь Игоревич? — уточнил я.
— Мой папа, — пожал Златозубый плечами.
Фига се какой у Великого Канцлера в семье конфликт поколений! Шекспир нервно вздрагивает. И что самое удивительное — ведь не скажешь на вид. Сколько Златозубому? Двадцать пять? Тридцать? А Канцлеру — столько же на вид.
Значит, кто-то из них врёт, но меня это сейчас ничуть не волновало.
— Так ты у нас Болотников, — протянул я. — Наследник, небось?
— Я выше этих условностей, — надменно бросил Златозубый Игоревич.
Так ведь и не знаю до сих пор, какое у него настоящее имя.
— Нда, — в некотором афиге отозвался я. — Заложником будешь?
— Вряд ли у вас это получится, — надменно отозвался Златозубый.
— Серьезно так думаешь? — нахмурился я. — Тогда, что ты предлагаешь?
— Я предлагаю вам мир, — Златозубый сверкнул золотом своих клыков. — Вы славно сражались и заслужили эту ничью.
— Чего? — я как-то даже и не нашелся сразу, чего ему ответить.
— Пожмем друг другу руки, — пояснил Златозубый. — И разойдемся в разные стороны, довольные друг другом.
И он протянул руку мне для рукопожатия.
Ваще охренел?
Я скривив бровь, удивленно посмотрел на эту открытую ладонь.
Потом он встряхнул рукой и поймал в эту ладонь выпавший из кистевой кобуры позолоченный мелкокалиберный пистолетик и выстрелил мне прямо в лицо.
Первое, что я увидел, проморгавшись после выстрела, это пальчики Нанотолия, брезгливо на кончиках удерживающих вероломную пулю. Нанотолий окатил Златозубого явным презрением и отбросил пулю в травку, как несъедобное насекомое.
Никто из моих даже не удивился. Ну, а чо, дело-то привычное, Нанотолий у нас кладезь чудес. А на охреневшее лицо Златозубого было любо дорого посмотреть.
Я протянул руку и выдернул пистолетик из его руки. Однозарядный, понятно. Не глядя сунул его через плечо. Вака тот же забрал его себе.
— Пушки детям не игрушки, — буркнул я. — И я тебя уверяю, детские игры давно закончились, сынок. Теперь все будет по взрослому. Расстрелять его.
— Стоило бы предать его суду князей континента, — рассудительно предположил Кристобаль, наклонившись над моим плечом.
— Я сам себе князь, — устало отозвался я. Очень хотелось покончить с этой проблемой здесь и прямо сейчас и забыть об этом. Нет человека, нет проблемы.
Но, видимо не получится. Пожалуй, Кристобаль прав. Политически это будет более верно, Болотникову он может быть нужен, сможем обменять его на что-нибудь более полезное, да и с точки зрения законности так будет лучше.
— Саша, — произнесла вдруг образовавшаяся рядом Ангелина. — А давай я сама его убью.
Блин. А ведь я помню, Болотниковы всю её семью там порешили в Пермском княжестве, отчего-то она и сбежала сюда, за океан. Может ведь, и порешить, если я вдруг не вовремя отвернусь?
— Тише, горячая пермская пани. — нахмурился я. — Он мой пленный и папа его не любит.
— Ну, как скажешь, — процедила сквозь зубы Ангелина, сжигая Златозубого заживо взглядом.
— В темницу его, — устало махнул я рукой. — Разберемся с ним потом.
С тем Златозубого увели, чтобы найти ему в подвалах Фламберга закуток поглубже с дверью понадежнее. Чтоб одна бывшая Смертоносная Дева до него сама раньше всех не добралась.
Потом ко мне подвели кого бы вы думали? Аркадия! Капитана наемников, игрока в лапту и просто хорошего фольклориста.
— Аркадий? — удивился я.
— Александр Петрович, — смущенно отозвался тот.
Новая Гвардия действительно наняла Зеленую Роту, причем ещё в Метрополии, и, не поставив в курс своих реальных целей, отправили под Номоконовск ждать сигнала к выступлению в поход к неким приискам в глубине континента.
Аркадий никак не ожидал, что будет грубо использован для акта беззаконного и вероломного нападения.
— Да, — с пониманием покивал я. — Где уж тут такое предположить?
