Если до того я лихачил от фамильного буйства в крови, тот теперь я согну этот мир в бараний рог ради него. Ради них. Ради моей семьи.
Теперь всё изменилось. Всё будет не так.
И от этого я счастлив.
Время, стартовавшее от этого момента, ни с чем было сравнить. Сначала я помогал перепеленать моего сына. Моего сына! А потом мы проговорили с Мариной всю ночь. Я не видел её так давно и, признаться уже, и не наделся увидеть во всей этой начавшейся в мире свистопляске.
Я поцеловал её, и она ответила мне. В это мне тоже было очень тяжело поверить, но это случилось снова. И снова. И снова. И это было так же прекрасно, как я это запомнил с нашего последнего единственного раза.
Потом мы говорили опять. Уже до утра. Говорили о нас. О нашем сыне. О нашей семье. Ни у кого из нас не было сомнений, что мы и есть — наша семья.
И за это я готов был сражаться со всем этим безумным миром.
До меня, кстати, дошло о какой царевне говорил Златозубый, давая мне время до утра. Он откуда-то узнал, что Марина под охранной моего дядьки едет во Фламберг из своего таинственного укрытия в глубине континента. Туда из Метрополии забросил её спасительный прыжковый тоннель, когда в первые часы переворота за нею явились люди Болотникова. Телепортационная способность императорской семьи, с ума сойти! Невероятно! И мой сын её тоже унаследует!
Потому, кстати, Златозубый и сделал свой ход. Вообще, всё в мире сдвинулось с места в тот момент, когда царевна Марина вышла из своего убежища с наследником на руках.
И ничего не успокоится, пока мой сын не займет свой трон по праву крови и праву сильного.
Мы должны выступить в поход, и выступить немедленно.
Времени почти не осталось. Поэтому с утра я начал стратегические приготовления.
Возвращение Марины не всем пришлось по нраву, надо было видеть кислые мордашки Ангелины и Тисифоны. Но, я уверен, что смогу поддержать мир в семье, ради всех нас…
Тётка Маргарита Герхардовна, просто орлицей упала на дорогого любимого внучатого племянника и с рук его не спускала, угугкала с ним, холила его и лелеяла, ну да понятно, своих детей-то у неё нет.
Утром я приказал Рустаму и Арсению собирать все наши наличные войска. Начнем с Номоконовска, а потом двинемся дальше.
Но прежде, чем мы выступили, я хотел разрешить еще один невыясненный вопрос, который у меня оставался.
Я поймал Нанотолия на его обычном месте под висящим на стене Мечом Бури в стольной зале.
— Нанотолий, — произнес я. — Дорогой мой. Мы должны наконец поговорить откровенно.
Нанотолий потянулся всем телом в том смысле, что тебе надо, ты и разговаривай.
— Нанотолий, скажи мне честно, — вкрадчиво закинул я удочку. — Я никому не скажу. Ты бог?
Нанотолий задумчиво почесал под мышкой, выловил там какую-то козявку, внимательно осмотрел и слизнул её с пальца.
Ну понятно, блин. Не понятно, на что ты только наделся, Саша. Ну в самом деле, нашел себе бога. Это же явно не особо даже высокоразвитая зверушка.
Вот только когда я разочарованно отворачивался, успел краем глаза уловить момент как Нанотолий невероятно божественно проницательным взглядом посмотрел мне в спину и хитро подмигнул со узнаваемой ухмылкой одного лично мне знакомого, упитанного бога виноделия.
Я резко развернулся обратно, но Нанотолий уже уходил по камину в сторону вкусняшек на кухне, высоко подняв пушистый полосатый хвост.
Вот значит как, Нанотолий. Не признаешься. Ладно-ладно. Я ещё заставлю тебя разговориться.
Хотя, я, наверное, столько никогда не выпью, чтобы развязать тебе язык.
Ладно. Пожалуй я рад, что ты всё ещё с нами. Если с нами ты, то кто может быть против?
Рустам, мой верный телохранитель, явился под вечер, мялся и просил, затем сказал:
— Ваша Све…
— Да ты брось. Наедине — можно и Петрович, чего уж там.
— Петрович. Тут такое дело. Хочу я Ангелину замуж позвать. Давно люблю, на самом деле. Родная уже совсем. Если вдруг согласится, благословите, а?
Ну как уж тут было не благословить? Пущай попробует завоевать сердце бывшей Огненной Девы. И если, допустим, Станислав Штирц обратиться с такой же просьбой по поводу Тисифоны — не буду нисколько возражать. А то, что тут было между нами — всё в прошлом. Потому что после явления Марины с наследником всё поменялось бесповоротно.
Утром мы начали собираться в поход.
Личный состав Зеленой Роты пополнил мои силы, да и дядька Аристарх привёл с собой два десятка матерых бойцов, которых собрал ещё во время восстания на тюремном корабле, вместе они усилили мои войска из домашних ближников и заводского ополчения.
В полдень на десяти машинах, возглавляемых «Антилопой-Гну», мы выступили.
Номоконовск мы взяли с ходу, через час, так сказать «с колес», ворвавшись в город через западную заставу, промчавшись мимо брошенного лагеря Зеленой Роты.
Сопротивления толком и не было, те небольшие силы, что Златозубый оставил контролировать город, сразу обратились в бегство. Их преследовать отправили мгновенно восставшие из пепла группы городского ополчения.
Старый граф Номоконов с помпой в толпе восторженных горожан встречал меня на городской площади, как раз напротив кафе носившего теперь памятное название «Ровно в полдень».
Граф обнял меня, расцеловал, поклялся в вечной верности и объявил что передает титул графа города мне. Всё равно, мол, наследник уехал к данайцам. Так что по всем административным вопросам, долгам, зарплатам и коммунальным платежам, это вот теперь ко мне. А он, пожилой уже человек, намерен отдохнуть от напряженной подпольной борьбы и хочет съездить в гости к сыну в отдаленный курортный городок на берегу моря, погреть косточки на солнышке.
Подложил-таки свинью мне на прощание.
Горожане, конечно пока в полном восторге, я же теперь страшно у них популярен. Они даже теперь намерены поставить мне две статуи! И сбор средств уже вовсю идёт. Даже эскиз показали. Одна статуя мне как освободителю города, отважному герою нового времени. Там я в позе триумфатора протягиваю победоносную длань к статуе на другой стороне площади где буду изображен я же, но в ипостаси легендарного героя народного эпоса Искандера Бестибойцы, что плоть от плоти земли нашей и в целом композиция выражает единение времен и народов континента. Впечатляющий проект, но денег на него тоже нет, а когда смогут собрать, стреляя мелочь у редких туристов, то мне неведомо. Лично я на него не дам ни копейки, хоть вы режьте меня.
Ладно, за всеми этими радостными делами я не забывал, что надо бы позвонить и Великому Канцлеру Болотникову. Пора бы уже и осчастливить его последним новостями. Дать, так сказать, отчет по моей деятельности здесь. Судьбу его златозубого сыночка тоже в конце концов стоило бы обсудить. Вот папа обрадуется, хе-хе.
Оставив бушующую толпу позади, я вошел в опустевший отель и поднялся в номер Пустынникова. Одинокий, совсем юный сторож у двери в коридоре, из недостреленных молодогвардейцев, тут же опрокинул табуретку и сиганул с лестничного пролёта. Что ж, я не стал его догонять — я ему был даже благодарен. До конца выполнял волю начальства и дал ворваться куда более борзым товарищам разобраться с представителем Старый Гвардии.
Который мне всё ещё был полезен. И наверняка будет о-очень полезен в дальнейшем.
Я подобрал обронённый ключ и открыл замок.
— Саша! — воскликнул Пустынников, вскакивая с места. — Ты вернулся.
— И тебе, привет, дорогой коллега, — усмехнулся я. — Как ты тут, в заключении? Не бедствовал?
— Ждал расстрела каждую минуту, — Пустынников покачал головой. — Но они просто сбежали час назад. Ну, я и решил, что ты сам сюда заглянешь.
— Вот за это я тебя и ценю, дорогой мой коллега, за прозорливость, — усмехнулся я.
— Хочешь что-то передать Канцлеру? — предположил Пустынников.
— Да, хочу, — кивнул я.
— Я к твоим услугам, — Пустынников вытянул руки по швам.
Мол командуй мной, командир. Он, вероятно, уже был в курсе последних новостей. И понимал, какая у меня теперь должность.
