Врач из будущего (СИ) - Корнеев Андрей

В другом углу молодой клиницист из Института экспериментальной медицины, уверенный в своей столичной выучке, требовал у Кати немедленно передать ему все истории болезней пациентов, получавших «Крустозин».

— Я должен провести независимый анализ, товарищ Кузнецова! Ваши методы наблюдения кажутся мне… не правильными. Это слишком ответственное дело, чтобы доверять его студентке.

Катя, сжимая в руке папку с аккуратно подшитыми протоколами, отвечала с ледяным спокойствием, которое далось ей огромным усилием:

— Для начала, я теперь Борисова. А все методы утверждены профессором Ермольевой и товарищем Борисовым. Каждый случай документирован мной лично. Если у вас есть конкретные вопросы к методике, то задавайте. Если нет, ваши претензии безосновательны. И я не студентка. Я руководитель клинического сектора.

Иван, слышавший этот разговор, почувствовал, как у него сжимаются кулаки. Он подошел, и его появление заставило клинициста заметно съежиться.

— Товарищ Борисов, я просто…

— Я все слышал, — голос Ивана прозвучал ровно, но так, что стало тихо в радиусе нескольких метров. — Екатерина не просто мой заместитель. Она — лучший специалист по клиническим испытаниям, которого я знаю. Ее данные, это данные лаборатории. А ваши сомнения это сомнения в компетенции СНПЛ-1 в целом. Вы хотите их оформить письменно?

Клиницист пробормотал что-то невнятное и ретировался. Катя посмотрела на Ивана с благодарностью, но в ее глазах читалась усталость. Дух их старого подвала, дух абсолютного доверия и взаимовыручки, улетучивался, как спирт из открытой колбы.

Час спустя Иван собрал у себя в кабинете всех руководителей направлений: Катю, Мишу, Сашку. Лица у всех были уставшие и напряженные.

— Так больше продолжаться не может, — начал Иван, обводя их взглядом. — Мы превращаемся в толпу. Нам нужна структура. Жесткая и четкая.

Он разложил на столе лист ватмана, где была нарисована схема.

— С сегодняшнего дня вот наше новое устройство. Сектор №1: «Биосинтез и очистка». Руководитель — Баженов Михаил. В его ответственности все, что связано с производством и очисткой «Крустозина», а также поиск новых штаммов. Все химические процессы. Вопросы есть?

Миша мрачно покачал головой.

— Сектор №2: «Клинические испытания и диагностика». Руководитель — Борисова Екатерина. Все работы с пациентами, сбор статистики, разработка и внедрение диагностических методов. Никто не имеет права требовать у вас данные без моего письменного распоряжения или распоряжения Зинаиды Виссарионовны.

Катя тихо кивнула, ее плечи немного распрямились.

— Сектор №3: «Внедрение, логистика и связь с производствами». Руководитель — Морозов Александр. Шприцы, капельницы, поставки реактивов, командировки, решение всех хозяйственных вопросов. Твоя зона, Саш.

— Понял, командир, — Сашка вытянулся по-военному.

— Я остаюсь общим руководителем, — заключил Иван. — Зинаида Виссарионовна — научным. Все спорные вопросы между секторами решаю я. Мы не институт. Мы лаборатория. Но мы должны работать, как часовой механизм. А не как шайка любителей. Заводите журналы, фиксируйте все. С завтрашнего дня новые правила.

Когда они вышли, Иван остался один. Он подошел к окну. За снежной пеленой угадывались контуры города. Он думал о том, как всего полгода назад они были горсткой друзей, решавших глобальные проблемы в тесном подвале. Теперь он вынужден был вводить субординацию и журналы. Это была цена роста. Неожиданная и горькая.

«И где же тут „темное время“? — с горькой иронией подумал он. — Обычные человеческие проблемы. Амбиции, тщеславие, карьеризм. Ничего не изменилось с моего времени. Просто формы другие. А суть… суть одна. И бороться с этим куда сложнее, чем с недостатком знаний».

Неделю спустя в лабораторию пожаловал гость. И не простой. Олег Гордеев, молодой, но уже известный микробиолог из московского Всесоюзного института экспериментальной медицины. Он был одет с иголочки, в отличный костюм, и от него пахло дорогим одеколоном. Его сопровождала маленькая свита — два ассистента.

Ермольева, предупрежденная о визите, встретила его с ледяной вежливостью. Иван присоединился к ним, чувствуя легкое напряжение.

— Зинаида Виссарионовна! Лев Борисович! — Гордеев улыбался во всю ширину рта, пожимая руки. — Наконец-то удалось посмотреть на ваше знаменитое хозяйство! Потрясающе! Из подвала — в такие хоромы! Настоящий пример советской инициативы!

Его комплименты были сладкими, но в глазах читался холодный, оценивающий расчет. Он попросил показать ему производство.

Осмотр был беглым. Гордеев кивал, задавал поверхностные вопросы, но Иван видел, он все впитывал, как губка. Культиваторы, холодильные установки, стерильная комната, где Катя с помощницами работала с чашками Петри.

Затем в конференц-зале Гордеев устроил небольшую презентацию. Он разложил свои графики и диаграммы.

— Коллеги! Ваши успехи впечатляют. Но позволю себе заметить, что ваш метод… как бы помягче… избыточен. — Он щелкнул указкой по графику выхода пенициллина. — Слишком много ступеней очистки. Слишком дорогие среды. Мы в Москве пошли другим путем. — Он с гордостью выложил другую диаграмму. — Ускоренное культивирование. Упрощенная схема выделения. Да, выход меньше. Да, чистота ниже. Но зато скорость и дешевизна! Мы можем накрыть страну этим препаратом уже в следующем году!

В зале повисло напряженное молчание. Иван видел, как Миша сжимает кулаки под столом.

— Товарищ Гордеев, — мягко, но твердо начала Ермольева. — А какова цена этой дешевизны? Мы добились чистоты в девяносто восемь процентов. Это гарантия от анафилаксии, от токсического поражения почек. Ваша «упрощенная схема» это сколько? Восемьдесят? Семьдесят пять?

Гордеев сделал пренебрежительную гримасу.

— Клинические испытания покажут. Медицина не всегда точная наука, Зинаида Виссарионовна. Иногда приходится идти на разумный риск ради массового блага.

— Рисковать чужой жизнью? — в разговор вступил Иван. Его голос прозвучал негромко, но ясно. — Это не разумный риск. Это преступная халатность. Наш метод может быть дороже. Но он безопасен. И в итоге он спасет больше жизней, потому что его можно применять без страха убить пациента.

Гордеев усмехнулся.

— Идеализм, Лев Борисович! Благородно, но не практично. Страна ждет от нас быстрых и дешевых решений. А не ювелирной работы для избранных.

После семинара, прощаясь, Гордеев снова сиял улыбкой.

— Прекрасная у вас лаборатория, замечательные кадры. Жаль, что такой потенциал используется не на полную мощность. — Он многозначительно посмотрел на Ивана. — В Москве сейчас открываются грандиозные перспективы. Для молодых, перспективных ученых. Если кто-то из ваших сотрудников захочет расти… пусть знают, двери нашего института открыты.

Иван понял. Это была не просто научная дискуссия. Это был налет рейдера. Гордеев приехал не просто похвастаться. Он приехал вербовать и сеять сомнения.

Вечером того же дня к Ивану в кабинет постучали двое молодых лаборантов из сектора Миши.

— Лев Борисович, мы… мы хотим посоветоваться. Нам поступило предложение из Москвы, от товарища Гордеева. Интересные проекты, хорошие условия…

Иван смотрел на их смущенные, испуганные лица. Он не чувствовал гнева, лишь усталость.

— Решайте сами, — сказал он спокойно. — Это ваша жизнь и ваша карьера. Но знайте: здесь вы делаете настоящее дело. Не для галочки в отчете. А для людей. И я никому не позволю ставить под удар то, что мы с вами построили.

Лаборанты ушли, пообещав подумать. Иван остался один. Конкуренция. Он знал, что она неизбежна. Но он ожидал ее со стороны консерваторов, вроде Орловой. А она пришла со стороны таких же новаторов. И была куда более грязной и беспринципной.

Идея пришла к нему, когда он читал отчет Соколова об испытаниях полевых капельниц. Отчет был в целом положительным, но в нем была одна повторяющаяся, как набат, фраза: «…летальность на этапе эвакуации в основном связана с массивной кровопотерей, коррекция которой в полевых условиях невозможна…»