Медведев. Пограничье (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

— Думаю, сегодня, — ответил я. — Попроси собрать необходимые вещи. По минимуму. Документы, одежду, и… ну, ты сам знаешь.

— Понял вас, мастер, — коротко кивнул он и почти сразу развернулся, направляясь к лестнице. Я же остался стоять в коридоре, ощущая, как стены родного дома начали казаться чуть дальше, чем прежде.

Я неспешно спустился в гостиную. Деревянные ступени едва слышно поскрипывали под ногами. А внизу, в залитом дневным светом углу, у невысокого чайного столика, сидела моя младшая сестра. На ней было лёгкое домашнее платье в цветочек, волосы заплетены в две косички, одна из которых чуть расплелась, спускались на грудь. Девушка сидела, поджав ноги, чашка в одной руке, в другой была тонкая ложечка, которой она негромко постукивала по фарфору.

Мне вдруг подумалось, что вчерашняя девушка, которая встретилась мне в том ночном парке, была такого же возраста как Марина.

Сестра смотрела телевизор с привычным вниманием, в пол-оборота к экрану, на котором мелькали кадры какого-то светского обзора: чьи-то выходы, интервью, очередная хроника бала.

— Рада, что ты пришёл в себя, — произнесла она, не отрывая взгляда от передачи. Говорила как бы между делом, но голос был по-настоящему тёплым. — Я вернулась из гимназии, когда тебя уже проводили к отцу. О чём вы с ним говорили?

— Всё как всегда, — отозвался я и подошёл к столу. Чел в кресло, взял пустую чашку, налил себе чаю из чайника, в котором напиток уже слегка остыл, и только тогда заметил, что рядом лежали дольки лимона и коробочка с сахаром. Марина знала, что я пью с лимоном и положила его в чашку заранее.

Сестра повернулась, посмотрела на меня. Лицо у неё было спокойное, но глаза внимательные.

— Сильно ругался? — спросила она негромко.

Я пожал плечами и, отпив глоток, ответил:

— На удивление — нет.

Она улыбнулась. Легко, немного даже с торжеством, как человек, который заранее угадал результат и теперь это приятно констатирует.

— Я так и знала, — довольно сказала она. — Папенька иногда может быть чересчур резким, но на наше счастье он быстро отходит от гнева. Это, наверное, и к лучшему. Потому что… — она чуть понизила голос, будто переходила к самой сути, — сегодня вечером приём у Кристины Вяземской. Её родители уехали в Сербское княжество, и она устраивает вечер. И мне, — тут сестра посмотрела на меня из-под длинных пушистых ресниц, чуть склонив голову вбок, — нужен спутник. Если я приду одна, это будет выглядеть странно.

Я знал этот взгляд. Именно так она смотрела всегда, когда хотела от меня чего-то добиться — с лёгкой каплей обиды и почти неуловимой игрой в беспомощность.

Я вздохнул. Отставил чашку и посмотрел на неё прямо.

— Увы, сестрёнка. Сегодня я не смогу. Потому что отбываю в добровольную ссылку, — спокойно ответил я. — В Северское княжество.

Она нахмурилась, не сразу сообразив.

— Ссылка? Зачем?

Я снова поднял чашку, сделал глоток и, не опуская глаз, ответил с самой нарочитой торжественностью, на какую только был способен:

— Всё ради семьи.

Сестра застыла с чашкой в руке. Губы приоткрылись, взгляд остановился на мне, будто она пыталась уловить, шучу ли я. На лице у неё отражалась не столько растерянность, сколько надежда, что я вот-вот усмехнусь и скажу: «Поверила?»

Но я не усмехнулся. Только медленно покачал головой.

— Нет, — спокойно сказал я. — Арсений Сергеевич решил на полгода спрятать меня подальше от столицы.

Она моргнула, будто не сразу осознала, что услышала. Потом фыркнула, чуть сдвинув плечо:

— Скорее, от цивилизации. Ты вообще знаешь, где это Северское княжество? Там, наверное, на все княжество живет десяток благородных семей. Один-единственный город, и тот наполовину в болоте. Остальное деревни по пять-шесть дворов, в лучшем случае с электричеством. А в худшем…

Она понизила голос и заговорщицки прошептала:

— Там по вечерам свечи жгут. Или экономят и спать ложатся!

— Тебя послушать это очень страшное место, — кивнул я и сделал глоток остывающего чая. — Почти страшная сказка.

Она не рассмеялась. Наоборот: нахмурилась, быстро поставила чашку на блюдце и уже собиралась встать, как будто решение вызрело мгновенно.

— Я поговорю с папой, — решительно сказала она. — Пусть передумает.

Я протянул руку и легко коснулся её запястья, чтобы остановить. Никакой силы, только жест.

— Не надо, Марина, — сказал я мягко, чуть понизив голос. — Ссылка добровольная. Я сам согласился.

Она застыла, но не сразу села обратно в кресло. Постояла несколько секунд, глядя на меня снизу вверх, а потом вернулась на подушку и сердито тряхнула головой. Косички качнулись, словно маятники.

— Вот объясни мне — зачем? — глядя прямо в глаза, спросила она. — Только давай без этого «всё для семьи». Прости, но у тебя это звучит… ну, как реплика из дешёвого романа. Неубедительно.

Я ответил не сразу. Слишком уж хорошо я ее знал, и понимал: сейчас она не договорила. И оказался прав:

— Хочешь, чтобы отец оттаял и перестал тебя шпынять? — продолжила она после паузы. — Так начни с простого. Перестань называть его как на заседании суда. Скажи уже наконец: «папа». Хоть разок. Что от тебя убудет что ли? Повторяй за мной: «Папа».

Последнее слово она протянула почти игриво, утрируя, но в голосе была настоящая забота. И обида за меня. А может быть, немного за него.

— Такое должно идти от сердца, — тихо сказал я, отпив ещё немного уже остывшего чая. — А притворяться я, как ты справедливо заметила, не умею.

Марина фыркнула, как будто спорить не собиралась, но и соглашаться не спешила.

— И поэтому ты отправляешься… на болота, — с чуть наигранной драматичностью заключила она, опуская плечи. — Кем ты там вообще будешь?

Я чуть повёл плечом, подыскивая слова:

— Регентом. Пока Император не назначит Великого князя.

— Регент… — она протянула это слово, как будто пробовала его на вкус. Губы сложились в лёгкую улыбку. — Красиво звучит. Почти как титул из старой пьесы. Или из романа.

Потом она подняла глаза и уточнила:

— А когда ты вернёшься?

Я на секунду замолчал. Затем, глядя на чай в своей чашке, спокойно произнёс:

— Арсений Сергеевич…

— Братец! — тут же перебила она, насупившись, и я заметил, как её брови слегка сошлись. Но я продолжил:

— … сказал, что обычно такое назначение длится до полугода. Если всё идёт спокойно.

— То есть к началу зимы? — уточнила она, и в голосе прозвучало уже не удивление, а тревога. Такая тихая, внутренняя, которую не показывают в открытую, но по глазам видно.

— Ну, не знаю, — сказал я с лёгким выдохом. — Может быть… мне там понравится.

Она не ответила сразу. Только посмотрела, прищурившись, будто пыталась понять: я всерьёз, или опять шучу. А затем шутливо ткнула меня в бок кулачком. Не сильно, скорее так, чтобы обозначить своё недовольство.

— Я тебе дам «понравится», — фыркнула она. — А я тут что буду делать одна? Ты уедешь, отец никуда меня без сопровождения не отпустит. Этикет, традиции, честь семьи. В общем всё как ты любишь.

Я усмехнулся, и сделал глоток почти остывшего чая. А затем мягко ответил:

— Ничего страшного. Скоро он подберёт тебе кого-нибудь «достойного», и вы будете вместе ходить по приёмам. Правда, уже не на вечеринки Золотой молодёжи, а скорее на балы с фуршетом и чтением докладов о финансовой устойчивости земельной аристократии…

— Всё, хватит, — перебила она, фыркнув и откидываясь на спинку кресла. — Не порти мне настроение.

— Прости, — сказал я, улыбнувшись. И в этой улыбке было всё: и извинение, и немного грусти, и признание того, что расставание будет нешуточным.

Сестра вздохнула, покрутила ложечку в чашке и покачала головой.

— Ох, братец…

Я посмотрел на неё чуть внимательнее.

— Будешь по мне скучать? — спросил, стараясь, чтобы прозвучало не слишком серьёзно, но с долей настоящего любопытства.

Она на секунду замялась, но всё же кивнула. Ответила просто: