Медведев. Пограничье (СИ) - "Гоблин - MeXXanik"

Пока всё шло по плану. Договорённости были соблюдены, нужные люди дали добро. Никто не задал лишних вопросов, никто не стал указывать на возраст или неопытность нового регента. На то, что род его ещё слишком молод, чтобы в одиночку удерживать земли.

Все сделали вид, что поверили. А может, им и не нужно было верить — им нужно было своё.

У каждого был интерес. И каждый из тех, кто участвовал в продвижении, ожидал выгоды. Не немедленно, но вовремя. Николай, с его манерой держаться в стороне, с его привычкой жить отдельно от системы, подходил для этого как нельзя лучше. От него требовалось лишь одно: не мешать.

Если он просто останется собой, если не начнёт лезть туда, где не нужно, — всё сложится. Все получат то, что хотели. Или почти все.

Арсений Сергеевич провёл ладонью по подбородку, откинулся в кресле и нажал на встроенную кнопку у стола. Почти сразу в дверях появился слуга.

— Голубчик, принеси-ка мне чаю, — негромко сказал хозяин особняка.

Глава 5

Дорога

Кортеж летел по дороге так, будто за нами гнались черти. Машина мягко вписывалась в повороты, будто скользила, а не ехала. Но скорость была такая, что иногда появлялось то странное ощущение, когда разум говорит «всё под контролем», а тело кричит «притормози, пока жив».

Я с опаской покосился на дорогу как раз в тот момент, когда водитель с лёгким движеием руля уверенно обогнул многотонный тяжеловоз, который перевозил бревна на открытой платформе, нырнул между отбойниками и вырулил обратно на главную дорогу. Машина даже не дрогнула.

— Будьте спокойны, мастер регент, — сказал он негромко, не отрывая взгляда от трассы. Голос у него был ровный, сдержанный, как у человека, который уже привык, что рядом с ним часто волнуются.

— Надеюсь, — усмехнулся я, чуть короче, чем обычно. Я пытался скрыть страх, но мой голос предательски дрогнул. — Потому как другого регента вам найти будет не так просто.

Он кивнул, будто с этим никто и не спорит:

— Тут вы правы. У нас выбора нет. Нам Великий князь позарез нужен. А вы, мастер, по крови родич. Это главное. А что молодой — так дело наживное. Опыта наберётесь.

— Я не Великий князь, — отозвался я больше по инерции, чем из желания спорить.

В моем голосе не было раздражения, но и поддержки беседы я особо не выражал. Хотя в глубине сознания промелькнула мысль: уж больно разговорчив у нас водитель. И позволяет себе чуть больше, чем принято. Впрочем, я сейчас не в столице. А до княжества путь неблизкий. Может, в Северске так заведено.

Водитель махнул рукой, будто это всё мелочи и простодушно продолжил:

— Что регент, что Великий князь — мне всё едино. Я человек простой. Мне важно, чтобы был тот, кто за землю отвечает. Без хозяина на земле начинается сумятица. А у нас и так всё на нитке держится. Люди не знают, к кому идти, за кем слово последнее. ТАк и до анархии с хаосом недалеко.

Я чуть повернул голову, взглянув на него внимательнее. Он говорил спокойно, без нажима. Не как тот, кто хочет втереться в доверие, а как человек, который просто высказывает то, что думает. Может, и правда ему всё равно, кто сидит в кресле князя — лишь бы не пустовало.

— Думаете, я подойду? — спросил я тихо, скорее для себя.

— А вы не думайте, — ответил он. — Просто делайте. Подойдёт или нет — это не сразу видно. Но если человек встал на место, его время проверит, а жизнь все расставит по местам. Не разговоры, не родословная, не указ имперский после человека не остается. Остаются дела.

Машина мягко взяла очередной поворот. За окнами потянулись темнеющие деревья. Небо клонилось к вечернему, и дорога стала чуть уже, старее, с трещинами и краями, заросшими мхом.

— А как же Совет? — спросил я с лёгкой улыбкой, чуть прищурившись. Вопрос был больше проверочным, чем спорным.

Водитель будто не сразу понял, к чему я клоню. Потом глянул в зеркало заднего вида и пожал плечами:

— А что Совет? — голос у него был удивлённо-простой, будто я задал что-то очевидное. — В Совете пара десятков человек. Как им до одного мнения договориться? У каждого свой интерес, свои люди, свои представления о правильном. Один за старину держится, другой — за промышленность. Один про мастеровых печётся, другой о дорогах переживает. Третий думает, как бы купеческие интересы протолкнуть Все вроде за общее дело ратуют, но каждый тянет в свою сторону. А так к согласию не быстро придёшь.

Он замолчал на секунду, будто позволив словам осесть, а потом добавил уже спокойнее, но с тенью убеждённости:

— Решать один человек должен. На то мы и Империя.

Я покачал головой:

— Только вот не просто так почти сто лет назад Император отдал часть полномочий Государственной думе, — отозвался я, стараясь, чтобы голос не звучал как лекция. — И Совет княжества создаётся не для красоты. А чтобы уравновешивать власть. Чтобы решения принимались не по воле одного, а с учетом разных сословий. А мы не скатились в то, от чего когда-то ушли.

Водитель хмыкнул, не язвительно, скорее с оттенком привычного несогласия:

— Это вы, мастер, из книг всё берете. Из тех, где бумага тонкая и шрифт мелкий. Я таких даже в руках не держал. Не по уму мне учебники, да и не по нужде. Я человек маленький. Поэтому говорю как есть.

Он выровнял руль, обогнал тихо ползущий микроавтобус, и снова заговорил всё тем же ровным голосом:

— Но, мастер регент, я давно на этом свете живу. И вижу, что, когда десять человек пытаются к согласию прийти, дело стоит. Потому как один боится, другой тянет, третий не понял, а четвёртому выгодно, чтобы ничего не вышло. А когда один отвечает, тогда всё ясно становится. Коли сделал, то отвечай в случае чего, перед людьми, перед Империей, перед Небом. А если уж совсем загордился, заигрался — не беда. Дойдёт до самого Императором, глядишь, и приедут к князю кустодии. Без пафоса, без предупреждения.

Он замолчал. Только пальцы чуть крепче сжали руль. А я заметил в зеркале, как у него на миг блеснули глаза. Не весело и не злорадно, а как у человека, который знает, о чём говорит.

— А там и до острога недалеко, — добавил он уже тише, как будто фраза сама слетела с губ. Просто чтобы закончить мысль.

Я чуть подался вперёд, приваливаясь локтем к подлокотнику, и, не отводя взгляда от дороги, тихо произнёс:

— Логично.

С этим спорить было не с руки.

По действующему укладу, Империя оставалась парламентской монархией. Власть Императора была уравновешена институтами, и Совет в каждом княжестве формировался на основе представительного принципа. Члены Совета избирались из разных сословий: от аристократов и крупных землевладельцев до мастеровых, городских гильдий, помещиков, старост деревень и даже торговых объединений. Каждому слою отводилось место, и считалось, что в этом равновесии — сила Империи. Что власть становится честной, когда за одним столом сидят и вельможа, и кузнец, и земледелец, и владелец мельницы.

Так было на бумаге. В учебниках, в речах присяг и в докладах на приёмах.

На деле же, между этими слоями редко бывало согласие. Кто-то вставал за традиции, кто-то — за удобство и доход. Один голос знал цену зерну, другой — магии, третий — железу и налогам. И каждый считал, что понимает лучше других, как жить дальше. Потому и Совет редко становился настоящей опорой или угрозой для князя. Скорее — ширмой, через которую можно было прикрываться, не теряя власти.

— Право крови ведь не просто так было введено, — произнёс вдруг водитель, будто продолжая мои мысли вслух.

Он покосился на меня в зеркало. Лицо его оставалось невозмутимым, а взгляд стал немного внимательнее обычного.

— Особенно у нас. Северское княжество особенное, — добавил он. — Со своим укладом. Со своим духом. Там долго не продержится тот, кто пришёл со стороны. Земля у нас непростая. И люди такие же. Не примут сразу, не поверят и заставить себя слушать не получится. Кланяться будут, улыбаться и поддакивать, а вот слышать не станут. У нас по-другому всё. Не как в столице. Ежели сможете показать люду, что за правоту ратуете, то за вас каждый живота не пожалеет.