Инженер Петра Великого 5 (СИ) - Гросов Виктор

Его правота была очевидна: мы уперлись в технологический тупик.

— Мы пытаемся выжать всю силу за один раз, — продолжил он, больше рассуждая вслух, чем обращаясь ко мне. — Поршень толкает пар, пар толкает поршень. А потом? А потом мы выбрасываем его в трубу.

Подойдя к столу, я всмотрелся в схему. Настал момент, когда нужно дать легкий толчок, подсказать направление. У меня родилась интересная мысль.

— А что, если не выбрасывать? — Я взял уголек и провел линию от выпускного клапана. — Отработанный пар, после того как толкнул поршень, просто стравливается. А ведь он все еще горячий, в нем осталась сила, осталось давление. Пусть и не такое большое, но оно есть. Мы выбрасываем половину работы на ветер.

Нартов замер, проследив за линией, проведенной моим угольком. Он нахмурился, пытаясь ухватить суть.

— И куда его девать, этот ослабевший пар? — возразил он резонно. — Пустить по второму кругу в тот же цилиндр? Так он только мешать будет свежей струе из котла. А если в другой такой же, то какая от него работа? Силы-то в нем уже кот наплакал.

Он уперся в логичную стену. Я чуть подтолкнул его.

— А если второй цилиндр будет не такой же? Если он будет… шире? Представь: давление малое, а площадь, на которую оно давит, — большая. Сила ведь не только от давления зависит, но и от размера поршня, верно?

В его глазах вспыхнуло понимание. Разрозненные мысли на моих глазах складывались в единую, стройную картину. Схватив грифель, он буквально набросился на чистый лист бумаги.

— Так… Значит, пар из первого, малого цилиндра… не в трубу, а… в другой! — бормотал он, и рука его летала по бумаге, оставляя четкие, уверенные линии. — Мы пускаем его во второй цилиндр, большего диаметра! Давление меньше, зато площадь поршня — больше! Произведение одного на другое… Господи… Петр Алексеич… да мы заставим один и тот же объем пара работать дважды!

Оторвавшись от чертежа, он посмотрел на меня. Во взгляде его смешались потрясение и восторг открытия. Он сам дошел до этого. Я лишь убрал камень с его пути.

— Да это же… это же почти вдвое больше мощи! При том же котле, при том же расходе дров! Машина станет меньше, легче! Это же… это сердце!

Я положил руку ему на плечо.

— Вот теперь, Андрей, ты на верном пути. Это и есть наш главный секрет. Пусть они охотятся за призраками в старом сарае. А мы здесь, в тишине, будем строить настоящих гигантов.

Он ничего не ответил, снова склонившись над чертежом, полностью поглощенный новой идеей. А я смотрел на него, и в голову закралась мысль: сегодня ночью, пока где-то в снегу сидят убийцы и мои солдаты, здесь, в этой жаркой мастерской, произошла настоящая революция. Мы только что изобрели компаунд-машину. Двигатель, который позволит нам построить паровоз — он даст ключ к мощным и экономичным корабельным машинам, к новому поколению станков. Вот он, наш асимметричный ответ и англичанам, и всем тем, кто хотел загнать нас в могилу. Они могли украсть чертежи, но не могли украсть мысль. А мысль, однажды родившись, уже не останавливалась.

Прошла ночь, за ней другая — ловушка молчала. Напряжение в Игнатовском росло. Мои люди ходили хмурые, спали урывками, не снимая оружия. Уральские «гости», Прохор и Елизар, затаились; их показное усердие никого не обманывало — они ждали, как и мы. Чтобы не поддаваться гнетущему ожиданию, я с головой ушел в расчеты по гальванике и новой паровой машине.

На исходе третьего дня, когда я уже почти уверился, что враг раскусил наш план и затаился надолго, во двор влетел всадник. Орлов. Грязный, уставший, выражение его лица говорило само за себя: поездка в столицу дала плоды. Я встретил его у себя в конторе, приказав Любаве принести еды и горячего сбитня.

— Ну, докладывай, — сказал я, когда он немного пришел в себя.

Осушив кружку одним махом, Орлов начал:

— Все сделал, как вы велели, Петр Алексеич. Граф Брюс — голова. Понял с полуслова. Меня к нему провели. Выслушал, усмехнулся в усы и сказал, что «затея ваша, барон, тонка и зело хитра, но тем и хороша». Он все обставил. Яворскому доложили, будто вы терзаетесь сомнениями и ищете духовного наставления. Старик клюнул. Встреча назначена на завтра в его покоях. Брюс велел ехать без лишней помпы, как смиренный проситель.

Новость была отличная. Главная цель достигнута — я смогу взглянуть в глаза своему главному противнику в рясе. Однако по лицу Орлова было ясно: это еще не все.

— Что еще?

Орлов посерьезнел.

— Новости не самые добрые. Брюс велел передать. Демидов ваш… партнер… развернулся не на шутку. Получил он, видать, от своих соглядатаев весточку.

— Это было ожидаемо, — коротко бросил я.

— Так вот, по сведениям графа, он начал строить паровую машину, какого-то монстра. Согнал лучших мастеров, железа не жалеет, работает в три смены. Говорит всем, что строит «сердце России», которое переплюнет все заморские диковинки.

Моя уловка сработала. Даже слишком хорошо. Демидов, с его уральской основательностью и гигантоманией, вцепился в фальшивку и теперь возводил самый дорогой и бесполезный памятник инженерному заблуждению. На мгновение перед глазами встала картина: тысячи пудов лучшего металла, сотни рабочих рук, месяцы труда — все ухнет в бездну. Не выйдет ли это боком всей стране? Сомнение мелькнуло и погасло. Демидов сам выбрал этот путь — путь шпионажа и воровства. Только так, рублем, он поймет, что не стоит со мной играть в такие игры.

— Но это еще не все, — продолжил Орлов, и голос его стал жестче. — Пока он там железо переводит, его люди в Москве нам палки в колеса ставят. Тихо, исподтишка. Брюс говорит, наши заявки на поставку леса для шпал, на подводы для перевозки инструментов — все стопорится в Приказах. То печать не та, то челобитная не по форме, то дьяк захворал. Мелочи, казалось бы, но из этих мелочей и складывается простой.

Вот оно что. Старый лис. Он создавал мне логистические проблемы, чтобы замедлить, связать по рукам и ногам, хотел, чтобы его металл был нужен, но чтобы мои машины, для которых тот предназначался, строились как можно медленнее. Патриот? Без сомнения. Но какой ценой? Не окажется ли в итоге, что его Россия — это просто огромный завод с его фамилией на воротах? Этот двойной удар — лесть и сотрудничество здесь, саботаж и подножки там — был в его стиле. Хитро, подло и эффективно.

Подойдя к окну, я смотрел, как на Игнатовское опускаются зимние сумерки. Я был словно механик, запертый внутри огромного, сложного механизма. Вокруг скрежетали шестерни — церковники, Демидов, англичане. Каждая норовила провернуться, зацепив и сломав соседнюю, а я стоял в самом центре, пытаясь не попасть в этот безжалостный перемол и одновременно заставить всю адскую конструкцию работать на себя.

— Спасибо, дружище. Информация ценная. Отдыхай, — сказал я, не оборачиваясь.

Он молча вышел. Я остался один. Демидов, сам того не ведая, дал мне в руки новый инструмент. Тормозя меня, он на самом деле давал мне повод для разговора с царем. Он сам затягивает на своей шее петлю, которую я ему с удовольствием намылю. Оставалось лишь дождаться, когда в нашу мышеловку попадутся другие, более опасные звери.

Часы на третью, самую холодную и нервную ночь бдения, тянулись. Уже закрадывалась мысль, что враг учуял неладное и вся затея провалилась. Сидя у себя в конторе, я безуспешно пытался сосредоточиться на чертежах: мысли то и дело возвращались к проклятому сараю, где в промозглой тишине мерзли мои люди.

Условный сигнал — четыре коротких, отрывистых уханья совы со стороны торфяников — разорвал ночную тишину. Сигнал де ла Серды. «Объект замечен».

Вскочив, я сорвал со стены заряженный штуцер и, накинув тулуп, вылетел на крыльцо. Почти тут же из казармы высыпал дежурный десяток «Охранного полка», обгоняя меня. Мы неслись к дальнему сараю, утопая в глубоком снегу, и сердце колотилось как умалишенное. Успеем? Или уже поздно?

На полпути тишину разорвал сухой, резкий треск ружейного выстрела. Один. За ним еще два, почти слившись воедино. И тут же ударила беспорядочная пальба. Короткие, злые хлопки наших штуцеров смешались с более глухими, тяжелыми выстрелами чужого оружия. В темноте мелькнула вспышка. Бой начался.