Хорунжий (СИ) - Вязовский Алексей

— А ну ка, давай сюда! — оживился Орлов, до этого дремавший с чубуком в зубах. — Сам-то кем будешь, корнет? — спросил, принимая письма и протягивая Платову предназначенное для него донесение Емельяна Никитича.

Я понял его вопрос и потому ответил без запинки:

— Петр я, сын войскового старшины Василя Черехова.

Орлов неожиданно вскинулся.

— Не старшины, а майора! Сколько можно вас учить⁈ Для чего я вам, бестолковым, уравнение в правах с армейцами выбивал? Вы теперь не голытьба, а дворяне.

— Не кипятись, Василий Петрович, — попытался успокоить его Платов. — Не шибко спешат наши казачки в дворян писаться, — повернулся ко мне. — Знаю твоего отца, Петро. Из доброй казацкой семьи ты.

Тем временем бритое лицо Орлова нехорошо покраснело, он принялся тереть виски.

— Выпил бы ты, господин генерал от кавалерии, моей любимой горчичной водки, вмиг полегчает, — участливо предложил Платов, кивнув на рюмку, стоявшую на низком круглом столике.

Орлов покачал головой и принялся за письма.

— А ты что носишься, как худой щенок? — обругал он меня, хотя я стоял на месте не шевелясь. — Падай на стул, пока письма просмотрю. Вопросы к тебе есть.

Как по мне, так лучше сбежать на свежий воздух, оба атамана буквально травили и себя, и меня своими трубками. Но не смея спорить, я осторожно присел на резной раскладной стул.

«Наверное, ногайской работы, как и кибитка. Достались казакам как добыча после Закубанского похода Суворова», — предположил я (3).

Атаманы шелестели бумагами, вскрывая конверт за конвертом. Из одного выпала сложенная карта, но до нее пока дело не дошло.

— Пишет мне оренбургский генерал-губернатор, что подыскал нам драгоманов, способных объясняться на диалектах хивинских, бухарских, индейских и персидских, — зачитал Орлов отрывок письма. — А еще дописал, что путь в области Хивинскую и Бухарскую сопряжен не только с чрезмерным затруднением, но даже и совсем почесть невозможный, грозящий немалою потерей людьми и лошадьми.

Платов громко закашлял и принялся таращить глаза, намекая Орлову на мои уши.

— Не извольте волноваться, господин генерал-майор, — вдруг прорвало меня. — Я и индуса-переводчика в караване видел, и считаю возможным добраться до Хивы в этом году, если действовать стремительно, по-суворовски.

— Нет, ты только глянь, Василь Петрович, какая у нас юность пошла! Все-то они видели, все-то они знают. А мы уже старичье — выходит, на покой пора.

Орлов оторвался от бумаг и широко улыбнулся.

— Можно подумать, Матвеюшка, это не тебе было всего 20 лет, когда ты на всю Россию прогремел, победив крымцев в неравнейшем бою!

— Так то я! — подбоченился Платов и сурово на меня взглянул. — Может, ты, всезнайка, и путь на Аму-Дарью знаешь?

— Это которая за Аралом? — уточнил я, вызвав оторопь у обоих атаманов, и тут же их разочаровал. — Нет, не знаю.

— Вот и я не знаю, — рубанул краем ладони по столу Матвей Иванович. — А царю наврал, что у нас на Дону каждая девка знает, как туда добраться!

Он громко захохотал, грязно выругался и, схватив со стола наполненную рюмку, которую предлагал Орлову, лихо ее оприходовал. Видимо, все еще жила в нем обида за несправедливое заключение в крепость.

Василий Петрович укоризненно покачал головой, но от замечаний воздержался.

— Карту нам прислал государь император.

— Карту? — заинтересовался Платов. — А ну покажь ее, Петрович, этому умнику. Раз он про Аму-Дарью слыхал, можа, чё подскажет?

Орлов поманил меня пальцем. Развернул на столе карту Азии до Индийского океана. От Оренбурга в сторону юга шла тонкая красная линия, явно нарисованная от руки и наобум (и шла она, кстати, куда дальше Аму-Дарьи и Бухары — чуть не попалились атаманы). Меня от этой «карты» пробрало на смех, еле сдержался. По ней не то что до Индии — до Хивы не дойдешь, которая, кстати, никак не была обозначена. Стиль «на деревню дедушке». Эдак армию тут похоронить — плевое дело.

— Ну что? — теряя надежду, спросили хором атаманы. Видимо, увидели мой скепсис.

Я развел руками, воздержавшись от критики карты.

— Нужно генералов на совет звать. И этого, ну который в стеклах… Как его там?… — запнулся Орлов.

— Ученого? Из Депо который? — уточнил Платов.

— Во-во, его самого.

* * *

Товарищ из депо, ожидаемо, оказался не железнодорожником, а коллежским секретарем, чиновником из серьезной организации под названием «Депо картографии» при службе генерал-квартирмейстера. Так он отрекомендовался с порога, вызывав у казачьих атаманов скорее смех, чем уважение. Ожидаемая реакция на долговязую жердь, обмотанную темным сукном форменного гражданского вицмундира без малейших средств хотя бы самозащиты. И сидел тот на нем мешковато. Лицо у него было покрыто веснушками, а блеклые ресницы скрывали, кажется, очень близорукие глаза, потому что первым делом, что он сделал, это поднял к ним свой лорнет — небольшой овальный кружок стекла в тонкой медной оправе на длинной ручке. Этим лорнетом он обвел присутствующих — Орлова, Платова, меня — словно рассматривал под микроскопом неведомые организмы. В руке он сжимал кожаный тубус.

— Волков. Федор Исидорович, — представился «депошный» и пригладил рукой густые рыжие волосы.

— А, вот и наш звездочет пожаловал! — грузно поднялся Орлов и указал на картографа, будто представляя диковинную зверушку. — Проходите, Федор Исидорович! Выпейте с дороги! Есть горчичная, а анисовой не держим!

Платов тут же протянул руку к заветной бутылке. Ученый тут же замотал головой:

— Не пью, господа! Только кофий или чай.

Наступила короткая пауза, которую нарушил смешок Платова.

— Вот те на! Как же ты, Василь Петрович, его в поход берешь? Его ж первым степняки заберут — подумают, баба переодетая!

Орлов засмеялся, тряся животом. Волков поморщился.

— Ну уж нет, Матвей Иваныч, он нам нужен! Его величество сам указали его прислать, как великого знатока земель восточных! А ну, Степаныч, покажи, что там у тебя в трубе? Карта небось?

— Погодь, атаман! Звездочет чаю жаждет. Прошка! Хоть сюдой. Чаю плиточного сваргань ученому человеку!

Забежавший в кибитку денщик понятливо кивнул и тут же скрылся. Мне же сия мизансцена осталась непонятной — то ли несчастный Волков уже привык к таким шуткам, то ли впервые предстал пред очи больших начальников.

Федор Исидорович, не смутившись, демонстрируя полнейшее хладнокровие, подошел к столу и аккуратно извлек из тубуса свернутый лист. Развернул его — это была действительно большая, подробная карта, тщательно прорисованная тушью, с обозначениями гор, рек, озер и даже, о чудо, населенных пунктов! Среди них четко выделялась точка с подписью: Хива.

— Вот, господа генералы, моя карта предполагаемого маршрута, составленная на основании сведений старых путешественников, торговых людей и последних геодезических изысканий, проведенных еще Географическим департаментом при кабинете ее императорского величества. К моему полнейшему расстройству, та карта, кою вижу на вашем столе, есть ни что иное, как 54-й лист «Атласа российской империи», напечатанного типографией Академии наук в одна тысяча семьсот девяносто шестом году. Сколько я боролся против сего глупого изображения под названием «Киргиз-кайсацкая степь»! Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй — вот, что есть ваша карта! Моя же, многажды оплеванная учеными собратьями, есть нить Ариадны для вашей великой экспедиции.

Он снова применил лорнет, склонившись над картой, и стал объяснять маршрут. Говорил он хоть и тихо, но четко и по делу.

— От нынешнего нашего расположения, что недалеко от слободы Мечетная на реке Большой Иргиз, предстоит двинуться на юго-восток, через земли Младшего Жуза киргиз-кайсаков. Расстояние до Аральского моря или Арал-Тенгиз, как издавна именуют его местные народы, составляет около тысячи верст.

Орлов и Платов склонились над картой, прикидывая.

— Тысяча верст… — пробормотал Платов. — Это, коли гнать полки, дней двадцать. Если потихоньку, с привалами — месяц, пожалуй. С переправами… Тут не угадаешь.