Хорунжий (СИ) - Вязовский Алексей

— Вода в степи… сейчас, по весне, ее довольно, ручьи, лужицы… Пройти пока можно, — уточнил ученый, подняв на генералов свои блеклые глаза, отведя в сторону лорнет. — Но с каждым днем весеннее солнце высушивает почву. Если затягивать, то дальше придется идти от колодца к колодцу. А колодцы в этих землях скудны, их даже на один полк не хватает.

— На одну лошадь нужно два ведра в сутки, — тяжело вздохнул Орлов. — И полведра на каждого казака.

— Два ведра, ладно, пусть полтора… на тридцать тысяч коней… сорок с лишним тысяч ведер в день… — Платов считал быстро. — И нас, почитай, двадцать три тысячи душ. Еще одиннадцать с половиной тысяч ведер. Пятьдесят с лишним тысяч ведер в день! Где ж столько взять?

— Вот потому и говорю — спешить надо, пока степь не высохла. После Арал-Тенгиза путь пойдет вдоль русла высохшей реки Узбой, через пустыню Кызылкум. Или через плато Усть-Юрт. Еще верст пятьсот.

Платов застонал. Орлов развел руками, словно подтверждая свои слова: «А я что говорил?»

— Там самый тяжелый этап, господа атаманы, — подтвердил Волков. — Тут необходима тщательнейшая разведка. Каждый колодец нужно исследовать, узнать его дебет — то есть, сколько воды он дает в сутки. Идти придется по караванным тропам, которые связывают эти редкие источники. И главное — нагрузить верблюдов водой для лошадей. Без этого не обойтись.

— Верблюдов… — проворчал Орлов, все больше сникая. — Много их надо?

— Если на двадцать тысяч коней… и людей… — Федор Исидорович задумался. — Нужны тысяч пять, возможно, даже десять тысяч верблюдов.

— А где их взять? — генералы почему-то посмотрели на меня.

— Забирать у встречных караванов, — тихо ответил я.

Прошка, денщик Платова, словно специально подгадав, внес свой вариант ответа, на вопрос, где взять воды — калмыцкий чай. Его запах я узнал безошибочно и внутренне усмехнулся. Крепкий чай с молоком кобылицы и добрым кусочком курдюка. Атаманы, предвидя забаву, отвлеклись от карты и уставились на Волкова.

«Депошник» нас разочаровал. С поклоном принял чашку у денщика, внимательно исследовал ее содержимое, принюхался, сделал небольшой глоток, закатил глаза, с непередаваемым выражением естествоиспытателя отпил и вынес свой вердикт:

— Зело сие питие полезно для желудочно-кишечного тракта.

— Тьфу, ты! — не сдержался Платов и, склонвшись снова над картой, заспорил с Орловым об артиллерии.

— На каждую пушку нужно две лошади, не меньше. А это еще больше увеличивает расход воды, — подвел итог дискуссии походный атаман.

Решили тут же позвать на совет генерал-майоров Бузина, Бокова и прославленного Андриана Денисова, племянника первого графа из казаков, Федора Петровича. А также полковника Карпова, что возглавлял всю артиллерию войска.

— Путь по пустыне займет еще примерно двадцать дней. Заранее озаботьтесь водоподъемными средствами, — продолжил Волков, игнорируя препирательства, введенных в курс дела и подключившихся к диспуту генералов. — В конце пути утыкаемся сначала в крепость Хан-Хожа, а затем в оазис Кунград.

— Это еще до Хивы? — поинтересовался Орлов.

— Да. И там, и там, по имеющимся данным, есть военные отряды хивинцев. Сколько их точно — неизвестно. Надо разведывать.

Он закончил и снова поднял лорнет, обводя им лица присутствующих. Все смотрели на него. Молчание сгустилось. Описанный путь казался не просто трудным, а самоубийственным. Даже для казаков.

Походный атаман оглядел собравшихся.

— Итак, господа, — озадачил всех Орлов. — Какие будут суждения?

— Сам Суворов сказал: казаки везде пройдут! — пробасил Денисов, потрясая длинной, но редкой бородой. — Идем, как шли — четырьмя эшелонами. Впереди ты, Матвей, — 13 полков. За тобой Бузин — 8 полков. Дале Боков, наш вешенский станичник — 10 полков. И я замыкаю, отстающих, больных подбираю — еще 10 полков. Ежели кому воды не хватит на этапе — стоит, ждет. Вся надежа на тебя, Матвей Иванович!

Платов тоскливо выругался.

— Допустим, дошли мы до Кунграда, — рассуждал он. — Потеряли половину людей, три четверти коней. Артиллерия застряла в песках. Чем брать будем? Шашками? Хивинцы там засели за стенами! Покладут нас всех!

— Чем покладут? Копьями-стрелами? — взвился Денисов.

Орлов вцепился в карту, начал что-то уточнять у Волкова. А Платов выбил трубку в очаг посреди юрты, кивнул мне на выход.

Мы вышли. Я наконец-то вздохнул полной грудью.

— Вот что, Петр, Василя сын, — сказал Платов, понизив голос. — Приглянулся ты мне. Резвый. Да и с отцом твоим в свое время воевали… Кашеварили, бывало, вместе.

— Господин генерал-майор…

— Не перебивай. Слышал, что там эта ученая голова наболтала? Истинную правду говорит. Уже поспрашивали купцов. Сказывают — степь перед Аралом злая. А нам туда переть. И ведь верно — до Кунграда дойдем, а там стенка. А сил уже нет. Вот что я решил. Тебя пошлю вперед. С ученой головой этой. Парень ты шустрый и глазастый — это я с первого взгляды понял. И решительный. Такой мне сейчас и нужен, а не немогузнайка.

Я чуть не поперхнулся воздухом. С Волковым? В степь?

— Ваше превосходительство!

— Не боись. Плановщиком тебя сделаю, то бишь, квартирмистером (4). Забирай казаков, с которыми приехал, возьми этого Волкова, проводников толковых из каравана и давайте к Синему морю, Арал-Тенгизу то бишь. С заданием — трассировку пути армии сделать. Будете идти, колодцы описывать, их дебет замерять, пригодность для большого войска определять. Опасности отмечать — где засада может быть, где пески зыбучие. Искать лучшие места для переправ через реки, ежели попадутся. Все донесения мне лично, фурьерами сразу.

Он замолчал, глядя куда-то в темноту.

— Разведку полковую, конечно, тоже вышлю, но… — он повернулся ко мне. — Но главная надежда — это ты, Петро. А точнее — ученая голова Волкова. Он ведь все замеряет, все запишет, в астролябию свою поглядев. Нам нужна точность. Чтобы мы знали, где ждать воду, сколько ее там. Где можно стать лагерем, где нельзя. Каждая мелочь важна.

Он хлопнул меня по плечу.

— Полковнику твоему, Емельяну Никитичу, я сам сообщу. Снаряжайся.

(1) Барантщик — угонщик скота, член отряда, отправившегося в набег за барантой, то есть, за скотом-добычей. Казацкое выражение «слаще нет баранты» означает варево из отбитого у неприятеля скота.

(2) Односумы — однополчане.

(3) Закубанский поход 1783 года Суворова покончил с Ногайской ордой.

(4) «Плановщиком» атаман Платов всегда называл квартирмейстера, коего у казаков называли «квартирмистером» или сокращенно «квартирмистом».

(вот, что имели к 1796 г. и на что ругался Волков)

Глава 4

Ночью я сжег мосты. Не фигурально выражаясь, а в прямом смысле: думал-думал, ворочаясь на кошме, закутавшись в бурку, изводя себя мыслями, доводами и контрдоводами — и в конце концов, встал, подошел к прогоревшему костру и сжег в нем письмо, которое мне случайно досталось от фельдъегеря. Мог сразу отдать его полковнику Астахову. Мог вчера, раскаявшись, поведать о нем генералам — на колени бухнуться на ковры в кибитке, склонить повинную голову, но выполнить последнюю волю царева гонца… И все! Обсуждения, как степь с пустыней побороть, свернуты, генералы вздохнули с облегчением и тут же начали бы судить-рядить, как домой будут возвращаться, где переправы через Волгу искать. Можно было так все обставить, что меня бы не стали ругать, а, наоборот, похвалили бы.

Когда Платов поставил мне задачу, я вдруг понял, что вот он рубикон — пути назад нет: решись я на признание, прослыл бы трусом в глазах этого действительно выдающегося человека. Такого живого, совсем не иконописного, а более чем земного — ругающегося как сапожник, пьющего водку, зло подшучивающего над ученым мужем, борющегося со своими внутренними демонами и одновременно решающего, как совершить Подвиг. Ну не мог я, хоть убейте, включить перед ним заднюю! Стоял перед ним — вокруг шумел лагерь, где-то вдалеке ржали лошади, поблизости раздавался мерзкий звук точильного камня, на котором правили саблю, до нас доносились обрывки разговоров, а я не мог вымолвить и слова. «Снаряжайся», — сказал он мне, я отмер, кивнул и, не сказав ни слова, пошел готовиться к походу.