Сотник (СИ) - Вязовский Алексей

Он остановился, тяжело дыша. Вязмитинов понял — возражать бесполезно. Приказ был ультимативным, не подлежащим обсуждению. Император требовал невозможного или почти невозможного, но требовал сейчас.

— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество, — произнес министр, склонив голову. — Будет исполнено.

Он сделал еще один глубокий поклон и, пятясь, направился к двери, чувствуя себя совершенно опустошенным, словно прошел через серьезное испытание. У порога Сергей Кузьмич задержался на мгновение, как будто ему срочно потребовалось собраться с мыслями, и вышел из кабинета. Последнее, что он услышал, было:

— Лиза… что теперь я скажу британскому посланнику лорду Фитцгерберту? Я же… я ему уже сообщил, когда он представлялся в мае… что армия Орлова… идет обратно на Дон.

* * *

Не успел я войти в наш двор, как меня окликнул задорный молодой девичий голос, от которого у меня всегда пробегали мурашки по спине:

— А кинжал-то, кинжал, яхонт так и играт!.. Наш юзбаши теперь настоящий джигит!

Я устало вздохнул, хоть невольно и глянул на рукоять камы:

— Марьяна, кончай до меня цепляться, как репейник. Я не юзбаши, а сотник, не джигит, а донской казак. Если ты плохо знаешь предания Терского войска, напомню, что оно пошло от донцов, в отличие от гребенских казаков.

— Ничего такого и не сказала. Экий вы нежная поросятка, вашбродь, — притворно удивилась девушка. — Всего-то и хотела в гости зазвать. Праздник у нас бабский, «наурские щи».

Опять шуткует, зараза? Серьезно посмотрел в глаза. Вроде чертенята не пляшут. А еще приоделась как щеголиха: и бемшет на ней шелковый, на черкеску похожий — приталенный, с треугольным вырезом на высокой груди, спрятанной за канаусовой розовой рубахой, — и юбка длинная из ткани переливчатой, со складками и лентами, нашитыми для красоты, и платок белоснежный из атласа, и бусы с припойкой из монет. Балуют ее казачки!

Марьяна, заметив мои колебания, тут же растолковала. Сегодня 11 июня — день, когда на Тереке действительно отмечается «бабский праздник». Четверть века назад казаки ушли в поход, а на станицу Наурскую напали кабардинцы и закубанские татары. На валы встали старики и женщины и мужественно отразили все атаки, отбиваясь всем, чем можно. Во время последней, самой яростной, казачки окатили нападавших только что сваренными щами. Случилось это в духов день, 11 июня. С тех пор и повелось на Тереке вспоминать за чаркой чихиря, как казацкие жонки да дочки кабардинцу дали укорот.

— В соседнем дворе, где дядька Зачетов квартирует, столы накрыли. Без вас, вашбродь, решили не начинать. Уважьте честную казачью компанию!

— Ну что с вами поделать! Мусе распоряжение дам и подойду.

Насчет накрытого стола Марьяна несколько погорячилась. Казаки сидели рядком, сложив ноги по-татарски, в тенечке под айваном вдоль стеночки, перед ними была расстелена широкая полоса набивной хлопчатобумажной ткани, заставленной тарелками с пловом. Имелась и культурная программа: оркестр из узбеков в чалмах и халатах аккомпанировал мальчикам-певцам и танцорам, «бачи-бази», выводившим тонкими голосами пронзительные напевы или плясавшим босиком под завывание труб, рожков и ритмичный стук бубнов. Я слышал, что такие выступления были очень популярны среди сартов, а владельцы таких коллективов, бачабозы, неплохо зарабатывали. Мне же были неприятны вихляния юного танцора лет девяти, в одной канаусовой рубашке до колен, с подведенными, как у женщины, глазами и браслетами на стройных щиколотках. Было что-то порочное в его томных взглядах, которые он бросал на сидевших казаков, жалевших ладони. Не получив от нас ожидаемого отклика, мальчишка рассвирепел, его глаза, как у дикого кота, налились яростью, он что-то обвиняюще нам крикнул.

— Есенька! — окликнул Лукашка нашего проводника, Есентимира, — Чего пацан хочет?

Гребенцы пригласили киргиза на праздник и, возможно, использовали как организатора-доставалу — пойди-найди вино в Хиве с ее строгими шариатскими нравами. Результат? Вино стояло на дастархане.

— Злится, что мы не впадаем в экстаз от его танца, не угощаем его сладостями и не кладем за щеку золотую монету (1).

— Гоните их к черту, — вмешался я, отмахиваясь от надоедливых мух. — От их нытья с вихляниями под названием песни и танцы народов мира на стенку хочется лезть!

Казаки засмеялись, а Есентимир с сожалением выполз из-за дастархана и пошел рассчитываться с хивинскими «лабухами». Мальчики-танцоры потянулись со двора, бросая на нас гневные взгляды. Что поделать — столкновение цивилизаций. Восток и Запад — никогда им не сойтись, кажется так сказал Киплинг?

Я, прихватив сверху кусочек мяса, аккуратно соскреб с пловной горки рис, в последний момент вывернув пальцы лодочкой — пальцы внутрь пусть дураки втыкают. Отправил в рот и замер. Что-то не то! Столько пловов за свою жизнь переел — не суперспец, но кое-что понимаю. Морковь желтая — ладно, переживем, тем более, не раз пробовал со смесью желтой и оранжевой. Но где чеснок, где специи? Где рюмка под горячее?

— Гавриил, — окликнул я Зачетова, — чего это вы вино пьете, а не водку?

— Петр Василич! А на Тереке водка не в почете. Мы больше винцом чихиряем (2), а кабаки царские для приезжих.

— Сотник молодой! — дерзко окликнула меня Марьяна, появившаяся во дворе с тарелками дымящихся кебабов, как только исчезли азиатцы. — Угостили бы девушку стаканчиком!

— Марьяша! — сердито гаркнул урядник. — Тут тебе не хороводы станичные! Балуешь!

Казачка быстро поставила тарелку на землю, показала нам язык и упрыгала куда-то подтаскивать новое угощение. Молодые гребенцы проводили ее восхищенными взглядами. А еще они завистливо посматривали на меня тайком. Думали, что у меня с ней «право первой ночи».

— Эх, вот бы мне такая краля на поход чепурку вина поднесла бы! — вздохнул самый бойкий.

— И что бы было? — заинтересовался я.

— Как что⁈ На стремя ее ставь да в рощу миловаться!

Гребенцы дружно засмеялись, потом увидели Зару, которая выглянула из летней кухни, увидела наши посиделки, тут же закрыла пунцовое лицо платком. Сразу же исчезла из поле зрения. Разговор казаков перешел на достоинства персиянок. И у каждого без исключения оказались аргументы за и против. Причем обсуждали не только женские стати, но и характер, обычаи, по которым местные женщины ухаживали за мужчинами.

Закончив с дамами, выпили вина — каждый строго из своей чашки, за которой следили в оба глаза — и дружно затянули песню на мотив лезгинки. Один вскочил и начал выделывать коленца ногами. Дружки, тут же образовав круг, поддержали ритм хлопками в ладоши. Снова выскочившая во двор Марьяна поплыла вокруг плясуна лебедем, закружилась, плавно поводя руками и сверкая на меня глазами.

— Петр Василич! — отвлек меня Зачетов. — Тут такое дело…

— Что случилось?

— Поп приходил, наш, полковой. Из Атаманского.

— Чего хотел? — машинально отозвался я, не отводя взора от танцующей Марьяны и прикидывая, уместно ли выскочить в круг. Давненько я лезгинку казачью не отплясывал! Эх, раззудись плечо…

— Ругался!

Я отвлекся от танцующих, задумался, когда последний раз причащался. Выходит, что через два с лишним века. Непорядок. Хотя в походе, вроде, послабления дает церковь.

— Что случилось? Чем мы батюшке не угодили? Неужто за двуперстие вас корил?

Зачетов помотал головой.

— Неее, к нам, староверам, давно привыкли. Мы всегда говорили: «как отцы наши и деды жили в православной вере, так и мы в том же стоим, не прибавливаем и не убавливаем». Не трогают нас, даже церкву не заставляют ставить. Он насчет новеньких. Ну, тех, кто к нам здесь прибился. Вы их урус-сардарами прозвали.

Я вытер жирные руки приготовленной чистой тряпицей. Сосредоточился на разговоре — религиозные распри нам даже рядом тут не нужны.

— Выкладывай, что он хотел. Чем ему хлопцы насолили? Иван Григорьевич, их старший, мужчина серьезный, у него не забалуешь.