Римлянин. Финал (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator"

Они ненавидят лично его, потому что знают, что это всё он.

Они устраивают подпольные кружки по сохранению культурной идентичности, распространяют книги на своих родных языках, ведут подрывную деятельность, сжигают учебники и художественные произведения на латыни — гадят, как могут.

И Таргус был рад, что они занимаются именно этим, а не чем-то более серьёзным.

Больше всего он боялся революции — антимонархические настроения всё ещё сохраняются, разные студентики хотят убить его, просто потому, что он являет собой символ успешного монарха. Но и в этом случае его смерть не изменит абсолютно ничего.

Империей уже правит бюрократия, проводящая свою власть практически во все сферы жизни. Так было на его Родине и так теперь здесь.

Персонализация власти становится, с каждым днём, всё более и более формальной, потому что она планомерно перерождается во власть системную.

Таргус видел несколько неустранимых недостатков, которые, в будущем, способны будут негативно повлиять на целостность его империи, но если не ослаблять бдительности, то можно плавно купировать их и обеспечить стабильность на столетия.

— Да, не откажусь, — кивнул он.

Вид из панорамного окна, сделанного из десятисантиметровой толщины закалённого стекла, был прекрасен — земли его империи, покрытые белым снегом, стремительно проносились мимо, а он размышлял о дальнейших стратегических ходах.

«Архиепископа Рима я смещу, но коллегию кардиналов оставлю», — думал Таргус. — «Нужен русский сценарий — обер-прокурор во главе коллегии. Нужна унификация католицизма, мусульманства, протестантизма и православия. Разная религия — это неприятное различие, потенциально, создающее раскол в римском обществе. Я должен подчинить их, любой ценой, но быстро».

Религиозные организации должны быть инструментом, а не альтернативной властью, поэтому никакой независимости он терпеть не собирался — служители культов либо подчинятся ему, либо рухнут в сточную канаву истории, с перерезанными глотками.

Чай был подан в обеденный зал и Таргус прошёл туда — на столе расставлены фарфоровые чашки и блюдца со штруделями с разными начинками.

— Любимый, — заговорила Мария Терезия, взяв чашку. — Ты будешь на открытии музея?

На фоне происходящих событий, она задумалась о наследии — ей пришла в голову идея музея, посвящённого династии Габсбургов.

— Нет, — покачал головой Таргус. — У меня есть более важные занятия. Сначала инспекция войск, а затем визит в перевоспитательный лагерь.

Последнее — его любимое детище, выпускающее ежегодно тысячи образцовых римских граждан, безжалостно перерабатывая при этом преступников и мятежников. Примерно 17% поступающих в лагерь заключённых обратно уже не выходят, потому что-либо необучаемые, либо идейные, но зато остальные являют собой эталон — это рабочая сила и легионеры.

Выпускники заселяют растущие, как грибы, колонии, вербуются в легионы или устраиваются на многочисленные заводы, учреждающиеся и растущие гораздо быстрее колоний…

Но за перевоспитательным лагерем нужно пристально следить, чтобы протоколы воспитания строго соблюдались, и не происходило нештатных ситуаций.

За все эти годы не было совершено ни одного успешного побега, хотя попытки предпринимались — всё благодаря параноидальной системе безопасности.

— Жаль… — произнесла Мария Терезия.

— В другой раз можем посетить музей отдельно, — предложил Таргус. — Сейчас я слишком занят войной.

//Папская область, г. Рим, 19 июня 1773 года//

— … в связи с чем нам придётся полностью перестроить Рим, — продолжал Таргус, глядя на своих министров. — Население города должно быть подвергнуто фильтрации — рассортировать его в категории владеющих и не владеющих латынью. Первых — оставить в городе, а вторых — переселить в зоны расселения I и II.

Он не питал никаких иллюзий о жителях этого города — настоящие римляне давно растворились в потоках варварской крови.

Рим должен стать римским снова, поэтому в нём больше не будут жить варвары. Лучшим способом Таргус считал переселение варваров в Германию, где им самое место.

Зона расселения I — это Верхняя Германия, где вдоль Рейна возведены новые населённые пункты, в которые заедут «итальянцы».

Зона расселения II — это Восточная Сарматия, расположенная над Киммерией.

Местные жители быстро научат «итальянцев» правильной латыни и заставят их подчиняться имперским законам.

Такая же участь постигнет Тоскану, к которой Таргус питает особые чувства — всё-таки, это его малая Родина…

Рим станет его новой столицей, а в Тоскане возведут Промзону V, в которую будут планово переведены самые ответственные отделы из Промзоны I.

Создавать ещё один финансово-промышленный центр, который обязательно станет точкой притяжения для бюрократических элит, в случае раскола державы, это плохо, но Таргус не мог иначе — какая это Римская империя, если Рим не является одним из сердец военно-промышленной мощи?

Германских варваров это не смущало, они жили в своей «Священной Римской империи», без Рима и без Италии, но Таргус-то не варвар…

— Сопротивляющихся — в лагерь перевоспитания, — продолжил он. — Необходимо очистить Италию от варваров и сделать её великой, снова…

— Ваше Императорское Величество, — отвлекла его Зозим.

— Возвращайтесь к своим обязанностям, — приказал Таргус и отошёл с герцогиней. — Что у тебя?

— На Балканах успех — удалось полностью окружить 3-ю и 4-ю армии Низам-и Джедид силами V-го, VIII-го и XI-го легионов, — сообщила Зозим. — В окружении находятся около 170 тысяч вражеских солдат — это крупнейший провал противника и, судя по всему, Балканская кампания близка к завершению. Также мы получили от агентуры сведения, что султан Мустафа III слёг от удара, случившегося после сообщения ему новости об этом окружении.

Говорила она об этом равнодушным тоном, свойственным ей. Ей уже давно всё равно, это для неё не люди, а бездушные числа в статистике: +5000 военнопленных, −1500 военнопленных, +1000 легионеров пополнения, −23 легионера по небоевым причинам, −713 легионеров по боевым причинам…

— Удар? — усмехнулся Таргус. — Какой чувствительный юноша…

— Примерно 45% его сил на Балканах в окружении и уже вряд ли выйдут из него, — произнесла Зозим. — Это веский повод, чтобы получить апоплектический удар.

Султан Мустафа III слаб, как военный, но хорош, как экономист — его армия модернизирована, хорошо вооружена и получает адекватное снабжение. Под его руководством были возведены великолепные крепости, а ещё он начал и завершил строительство трансосманской железной дороги, соединившей империю от Египта до Фракии. Говорят, что это стоило девяносто тысяч жизней подданных османского султана, но работа была завершена и по железнодорожным рельсам из пудлинговой стали ходят сотни паровозов.

Но командование у его армии слабое и это стало определяющим фактором провала на Балканах.

— Это замечательные новости, — улыбнулся Таргус. — Кто следующий кандидат на пост султана?

— Шехзаде Абдул-Хамид, сын султана Ахмеда III, — ответила Зозим. — Затворник, всю жизнь провёл в кафесе, (2) в политической жизни практически не участвовал. Но нам известно, что он проникся идеями брата и поддерживал их, правда, только на словах.

— Долго такой не протянет, — произнёс Таргус и взглянул на руины Колизея. — Кто ещё есть?

— Есть ещё шехзаде Мехмед, но он очень слаб здоровьем, поэтому не нравится улемам, (3) — сообщила Зозим. — Вряд ли его выберут.

Улемы — это главная политическая сила в Топкапы, единственная, уцелевшая после «реформы» янычаров. Офицерам Низам-и Джедид в Топкапы путь заказан, генералы и капуданы вхожи туда только по особому приглашению и то ненадолго, потому что все помнят о янычарской вольнице.

Впрочем, когда речь идёт о «политической силе» улемов, то нужно понимать, что она весьма незначительна на фоне политической силы армии бюрократов, воспитанных при предыдущих султанах.