Стародум (СИ) - Дроздовский Алексей

— Так это же хорошо. Ты двадцать лет животных с людьми лечишь, вот и стал силён.

— Да, наверное, хорошо.

— Даже не сомневайся в этом. Что может быть плохого в том, чтобы лечить людей?

— Ничего плохого.

— Вот видишь.

Однако Федот остался хмурым. Я очень редко вижу его печальным — это самый счастливый человек на свете, его любит всё наше село. Все зовут его в гости, и он с радостью ходит. Очень редко когда он проводит свободное время дома, наедине с собой — всегда либо на подворье, либо у кого-то. Но сейчас он выглядит молчаливым и погружённым в себя.

— Ты какой-то не такой, — говорю. — Что случилось?

— Всё нормально, — вздыхает папаня. — Честно. Как твой поход? Принёс серп?

— И не только серп.

Пока описывал свою историю, свечерело.

День у меня выдался долгий, с самого утра в пути, поэтому и спать я пошёл пораньше. И уже перед самым сном, перед тем как провалиться в беспамятство до самого утра, тоненький нежный голос раздаётся над самым ухом:

«Спокойной ночи, Тимофей».

Так тихо, что даже не понять, показалось или нет. Ответить я не успел — заснул.

До появления крепости Стародум из земли осталось 44 дня.

Глава 4

Воевода укрыл малыша собственным телом, чтобы тот не замёрз.

Если наутро его найдут мёртвым, то хоть ребёнок уцелеет.

Весь следующий день мы с батей и соседями собираем рожь, да не серпом, а настоящей косой-горбушей!

У каждого жителя села свой огород, но рожь всегда общая, на одном большом поле. Всё Вещее приходит, чтобы собрать урожай, посаженный ещё в прошлом году. У нас на Новгородской земле сажают только озимую рожь, что всходит за год, так как яровая, растущая полгода, даёт сильно меньше урожая. Спелость проверяем «на зуб»: если зёрна хрустят, значит готовы.

В начале августа собираем, под конец сажаем на следующий год.

Раньше молились, чтобы холода её не выморозили, и не сгнила от дождей. С эпохой безумия добавилась ещё одна работа: каждый день поп ходит по полю и прогоняет злые силы. Если не делать такого — красная плесень всё съест.

В наше время вообще много всякой скверны происходит: животных освящаем, чтобы двуглавые не родились, волхвы Стрибога просят, чтобы ветра холодные в сторону уводил. Да и сами люди стараются поменьше злиться и ругаться — это привлекает всяких злобных духов, которые пакостят в округе.

— Появись, — шепчу в воздух перед собой. — Я знаю, что ты меня слышишь.

— Кому это ты? — спрашивает неподалёку Светозара.

— Духу меча.

— Духи не умеют разговаривать. И не понимают людей.

— Знаю, но мне кажется, что именно этот дух понимает.

Если и понимает, то не отвечает. Очень своенравный мне попался дух, но они все такие. Нечего жаловаться.

Работаем на жаре, в поту.

Колосья упаковываем в снопы для переноски. Первый сноп украшаем лентами, чтобы затем отнести в дом как символ урожая — такая в наших землях традиция. Получившиеся снопы складываем на крестцы для просушки, чтобы позднее отделить зерно от соломы с помощью цепа. Зерно пойдёт на муку, солома на подстилки для скота, на крыши домов, корзины и обогрев.

Постепенно во время работы ко мне приближается Ратмир, наш старейшина. Он ещё заговорить не успел, а я заранее знаю, о чём пойдёт речь.

— Тимофей, — произносит он величественным тоном. — У нас в конце недели собрание. Придёшь?

— Не, — говорю.

— Ты уже достаточно взрослый, чтобы приходить на наши собрания.

— Спасибо, но у нас работы ещё полно.

— Брось свои отмазки! Каждый взрослый мужчина должен приходить на наши собрания.

Собрания — пустая трата времени.

Раньше в Вещем жили воины, а теперь кучка стариков, что собирается каждую неделю, чтобы почесать языками. Они называют это собранием и делают вид, что участвуют в делах княжества. Но говорят тихо, чтобы о них никто не узнал.

Доспехи и оружие давно продали, ратное дело забросили.

Только и осталось, что на собрания собираться, да бесконечно трепаться о том, какой у нас новый удельный плохой. Я им сразу сказал: захотите кому по шее надавать — позовите, а балабольствовать я не хочу.

Нет, нашего нового удельного и правда все ненавидят, но я привык быть человеком действия. Если за словами не стоит ничего кроме слов — это не для меня. Из всех людей в Вещем только мы с Волибором упражняемся в мастерстве оружия.

— Твой папа когда-то приходил на наши собрания, — не унимается Ратмир. — Мы — ратная сотня, не стоит забывать об этом.

«Балабольная вы сотня, а не ратная».

— Ладно, — говорю. — Если найду время — приду.

— Эй, о чём это вы там болтаете? — кричит папаня с другого конца поля.

— Ни о чём!

— Вот и правильно! Работы ещё — конь не валялся, нужно всё до вечера успеть!

— Короче, ждём тебя в конце недели, — не унимается Ратмир.

— Я не приду, — говорю.

— Но мы всё равно будем тебя ждать.

И уходит, довольный.

Сегодня у нас праздник — день Велеса.

Его всегда устраивают в последний день сбора ржи. Но его нельзя праздновать до того, как будет собран последний колосок. Вот и работаем толпой изо всех сил, чтобы управиться к вечеру.

Всё это время я пытаюсь призвать краснокожую девушку, но появляется только красный меч, который пришёл ко мне на выручку в лесу. Никак не могу выбросить из головы, с какой лёгкостью клинок разрезал тела людей в чёрном. Если моя догадка верна, то он без помех пройдёт и сквозь дерево, и сквозь камень. Такой полезной вещи можно выдумать тысячу применений.

Вытягиваю руку, будто хватаю невидимую рукоять.

Меч тут же появляется в руке. Я держу его достаточно низко, чтобы односельчане не увидели. Делаю короткий взмах, и небольшой камень под ногами разваливается на две части. Действительно чудо!

Мысленно обращаюсь к краснокожей девушке, что сидела в клетке.

Пытаюсь настроиться на оружие.

— Ну же, появись, — говорю едва слышно. — Я знаю, что ты где-то рядом.

Девушка определённо дух. И, как любой дух, она очень своенравна. Она появляется как предмет, но не как живое существо. Это обидно, между прочим. Пусть я и не знаю как, но именно я освободил её из клетки на рынке. Ей стоило быть чуть более благодарной за мою помощь.

— Чего это ты делаешь? — спрашивает папаня. — Рука болит?

— Не, — говорю. — Это я так. Просто.

— Ну ты смотри. У одного моего друга детства тоже рука болела, а потом отнялась.

— Пустяк, ничего лечить не нужно.

Пока я не хочу никому говорить, что у меня появился чудодейственный живой меч, который может появляться и исчезать, когда угодно. Скажу — сразу всем понадобится, а я не хочу ни с кем делиться.

— Значит так, — говорю, отойдя подальше. — Либо ты прямо сейчас появляешься передо мной, либо я больше никогда с тобой не заговорю — заброшу на чердак, где ты проваляешься много лет. Зачем мне меч, который умеет говорить, но который не разговаривает со мной? Это вопрос доверия и уважения.

Похоже, мои слова показались девушке разумными: не прошло и мгновения, как она появилась. Сначала в виде яркого красного свечения, собирающегося в одном месте, затем в форме мерцающего сгустка. Только после этого свет оформился в силуэт маленького человека. Сидит на ближайшем валуне, болтает босыми ножками и очень мило улыбается. Вся красная и в длинной рубахе, развевающейся на ветру. Словом, точно такая же, какой я видел её в Перепутье.

— Привет, — произносит она.

От удивления у меня даже дыхание перехватило! Чтобы духи да разговаривали!

— Ты… говоришь?

— Представь себе, не только люди умеют разговаривать!

У меня скопилось так много вопросов, которые я хотел бы задать, но сейчас, когда она появилась, внезапно они все куда-то пропали.

— Кто ты? — спрашиваю.

— Дух, — отвечает девушка.

— Уж, конечно, дух!