Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– За ним! – крикнул я Кукуше и показал на Плеваку, который увидел нас и подорвался.

Я махнул, чтобы не ждал, и Кукуша, не выходя из машины, рванул в сторону летящего, как сайгак, похитителя моей куртки. Я тоже помчался в ту сторону. Но «бэха», естественно, оказалась быстрее меня.

Кажется, в Кукуше зажёгся инстинкт охотника. Он обогнал этого чемпиона по бегу, резко затормозил прямо перед ним, выскочил из тачки и без слов, вразумлений и прочей ненужной лирики впечатал свой внушительный кулак в нос Плеваке.

Тот, как манекен, не прошедший краш‑тест, переломился и полетел кувырком, замерев в неестественной позе. Но тут же зашевелился, заскулил, закопошился и попытался приподняться.

– Где⁈ – зарычал Кукуша, склонившись над ним. – Где⁈

– Мужик… мужик… я тебя не знаю… – затряс головой поверженный монстр, моментально став покладистым и практически ручным.

– Где куртка, тварь⁈

– А? – не мог сообразить он, в чём дело. – Какая? Ты кто? Мужик, ты…

– Ты, кого мужиком назвал⁈ – прорычал Кукуша и его кулак, украшенный знаками воровской доблести, указал на допущенную Плевакой ошибку.

Плевака тонко завыл, схватился за рожу, а Кукуша начал долбить его могучими и жёсткими пинками.

– Где куртка? – спросил я, склоняясь над сломленным рабовладельцем, когда Кукуша устал, запыхался и начал утирать своё взмокшее лицо.

Увидев меня в свете фар, Плевака обомлел.

– Я… я… я… – заблеял он.

– Головка патефонная, – закончил его мысль Кукуша.

– Ошибся ты, мудила, – покачал я головой. – Бабки, часы и куртку. А, ещё наручные часы. Быстро.

– Я не знаю, – замотал он головой.

Тогда я поднял руку и выстрелил в землю рядом с его головой. На стволе был глушак, так что эффект получился не слишком грандиозным, но от сдержанного лязга, запаха пороха и дрогнувшей от удара пули земли, Плеваке стало действительно страшно.

Я навёл ствол ему в междуножье и он засучил, задёргал ногами, попытался подняться и тут же получил от Кукуши новую оплеуху.

– Быстро, гнида, если не хочешь, чтобы следующая моя куртка была сшита из твоей шкуры, – процедил я и нацелил ствол ему в лоб.

– Куртка, я понял! Куртка… здесь… Она в котельной…

– Часы! Напольные! Старые часы, которые ты из моего дома взял!

– Их Харитон увёз!!!

– Где Харитон⁈ – заорал Кукуша так, что стены задрожали. – Где⁈

– К Стакану увёз!

– Где сам Харитон? – спросил я.

– Я не знаю…

– Веди! – зарычал Кукуша и рывком поставил Плеваку на земелю. – Живо!

Ноги у него подкашивались, но отказать Кукуше он не смел.

– Туда… – чуть слышно сказал он и махнул рукой в сторону здания.

– Живей! – приказал я. – Бегом, тварь!

Мы прошли в котельную. В кочегарке пыхтели два бомжа и больше никого не было. Мы пошли было дальше, но я вдруг остановился. Ботинки. Вернулся назад и точно, из‑за печки торчали ноги. Я прошёл мимо не обращающих на меня внимания кочегаров и уставился на тело.

Там лежал человек. Мёртвый человек. Я стиснул зубы. Буквально заскрипел зубами.

– Чего там? – Крикнул Кукуша, вернувшись ко мне.

Одной рукой он держал Плеваку, а во второй сжимал пистолет. Я не ответил. К горлу подкатил комок. На полу, как мусор, приготовленный к сжиганию, лежал Робинзон. На нём от побоев живого места не было. Сердце моё запеклось от жалости, от гнева, от несправедливости этой жизни.

Я поднял глаза на Плеваку. И он понял. Такие моменты всегда чувствуются. Мой вид не предвещал ничего хорошего, потому что он задрожал, затрепыхался, замотал головой.

– Они… они же не люди… звери… – залепетал он. – За кусок мяса… за хавку…

– Ты его забил? – прорычал я.

– Что?

– Ты? За ведро? За то, что тебя опомоил, петушара?

– Нет! – заорал Плевака. – Я? Что? Нет!

– Выходите! – приказал я кочегарам и подтвердил легитимность приказа, взмахом ствола. – Быстро отсюда.

Кочегары, забитые и замордованные соображали слабо и тупо уставились на Плеваку.

– Скажи им, – кивнул я.

– Идите, идите! – кивнул он.

Те молча бросили лопаты и двинули на выход.

– Я не понял! – раздался в то же время недовольный голос из коридора. – А кто грузить будет? Я чё боссу скажу за задержку? Куда все делись?

– Это кто? – тихо спросил я.

– Водила фургона… – ответил пленник.

– Скажи, чтобы шёл сюда.

– Сюда иди! – неуверенно крикнул он.

– Громче, – недовольно прошипел Кукуша и встряхнул Плеваку за шкирку.

– Я здесь! – послушно повысил он громкость, а я подобрал с пола лопату и встал так, чтобы меня не было видно от входа.

– Я не понял, чё такое? – раздалось совсем близко, и коротко стриженный человек вбежал внутрь. – Почему рабы твои…

Бом! Он не договорил и рухнул на пол. Вечерний звон . Я хорошенько приложил его лопатой. Как много дум наводит он…

– Время! – рыкнул Кукуша, и Плевака повёл нас дальше. Мы вошли в кандейку со столом и старым продавленным диваном. На стуле у стола висела моя куртка.

– Часы, бабки! – заорал я, снимая со стула то, что принадлежало мне.

– А? – затрясся наш пленник.

– Бесит он меня, – едва сдерживаясь, сказал Кукуша и приставил к его голове ствол.

– Щас‑щас… я всё… – залепетал Плевака. – Всё, что есть… Всё, что…

Он начал поспешно вытаскивать из карманов деньги. Вытаскивать и выкладывать на стол. Кукуша молча сгрёб всё это и повторил вопрос.

– Где найти Харитона? Ты в натуре хочешь за него сдохнуть?

– Я правда, – замотал он головой. – Я правда не знаю…

– Для человека, который каждый день забирает жизни, – сказал я. – Ты очень плохо держишься. Очень.

– Пора валить, – заметил Кукуша, и я кивнул. – А с этим что?

– Времени мало, я бы его засунул в печь вместо Робинзона. Но придётся взять с собой.

– Да я его пальцем не трогал! – завизжал Плевака. – Я всё сказал. Куртку отдал. Я не знаю, где Харитон шкерится. Он мутный! Никому не говорит!

– После тебя куртку в химчистку отдавать придётся, – заметил Кукуша. – Давай, шевели булками, помойка.

– Да я её не одевал даже! Я всё! Я всё сказал! Мужики! Ой, то есть… не надо!

Мы вышли на улицу и двинули к машине.

– Что в ящиках? – спросил Кукуша.

– Сигареты… – ответил пленник. – И техника там всякая… Это на продажу…

– Придётся его… – начал я, и не договорил.

Хотел сказать, что его придётся вырубить так же, как йети и сунуть в багажник, но йети нарисовался сам, как живой. Да ещё и с мушкетом. Он появился из темноты и бросился на нас. Не добегая, остановился и поднял ружьё.

– Вот же тварь бессмертная, – покачал я головой.

– А? – переспросил, смотревший в это время на меня Плевака, переживавший, как я распоряжусь его жизнью.

Но я не ответил. Я вытолкнул его вперёд в тот самый момент, когда прогремел выстрел. Огромная медвежья пуля пробила его грудь и он замер, а здоровяк йети, каланча и полтора Ивана, бросил ружьё повернулся и дал дёру.

Да только шансов у него было мало. Я подскочил к бэхе, завёл и помчался за ним. По кочкам, по траве и крупной бетонной плитке. Он уже подбегал к контейнерам, между которых его было бы не достать, но ему не хватило самой малости.

Кукушин железный конь саданул этому уроду по ноге, и тот подлетел перекувыркнулся и грохнулся на землю. Грохнулся и заорал, оглашая округу дикими воплями. В сельском поселении, находящемся неподалёку, вполне могли принять эти крики за вопли оборотня. Тем более, как на заказ, сегодня было полнолуние, и скрытая за тучами луна, сейчас засияла на чёрном зловещем небе.

Я подлетел к Кукуше, и он, поняв всё без слов, запрыгнул на пассажирское место.

– Валим, – кивнул я и притопил педаль.

Мы покидали эту обитель страхов и ужасов, надеясь, что мрачные тени, бывшие раньше людьми, получат возможность вернуться к жизни. Проехав пару километров, я заметил впереди синие всполохи.

– Северное сияние, – усмехнулся Кукуша, и я свернул на боковую дорожку.