Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

Проехал немного по грунтовке и остановился.

– Классная тачка, дядя Слава, – подмигнул я.

– Знаю, – кивнул он. – Пострадала сегодня малышка моя. Хоть фару мне не разбил, и то спасибо.

– Да ладно, – возразил я, – я же аккуратненько, пык бампером и всё. Там даже и следа не осталось.

Я освободил место за рулём и вернулся в статус пассажира.

– Крутая тачка, – повторил я.

– Да чё в ней крутого, – пожал плечами Кукуша, усаживаясь за руль. – Старушка уже.

Постояв немного с выключенными огнями, мы развернулись и снова выехали на шоссе. Проехали мимо кладбища и помчались по шанхаю, а в том месте, где я подсаживался к Катюхе, Кукуша свернул в боковую улочку и покатил между частных домов.

– Стакан здесь живёт, – мрачно кивнул он. – Навестим?

– Ничего, что поздно? – усмехнулся я.

– Перетерпит. Он привычный.

Ночью нахаловка выглядела, как декорация для фильма о выживших после апокалипсиса. Вросшие в землю дома и заборы ждали, когда их снесут и застроят территорию высотками.

Кукуша остановился у добротных железных ворот. Дом за ними тонул в темноте. Здесь вообще был самый тёмный участок. Луна, к тому же, снова спряталась и подсвечивала оловянным сиянием контуры туч.

– Надо постучать, наверное, – предложил я.

– Не надо. Он не любит, когда шум. Чуткая тварь. Услышит мотор и выползет.

Но Стакан не выползал. Прошло минуты три, и ничего не происходило.

– Не знаешь, сколько людей в доме живёт? – поинтересовался я.

– Один он. Сам удавится и жильцов удавит. Неуживчивый.

Я кивнул и мы помолчали.

– Ну, ладно, – покачал головой Кукуша и нажал на клаксон. – Сам виноват.

Округу разрезал резкий тревожный звук. После этого ждать пришлось совсем недолго. Из калитки выглянул толстый всклокоченный дед в ватнике. Он выглядел помятым, с крючковатым носом, круглыми птичьими глазам и растрёпанными волосами. Не знаю, почему его звали Стаканом, но походил он на обожравшегося какаду.

Кукуша включил в салоне свет, чтобы чувак мог рассмотреть наши лица. Он злобно зыркнул, недовольно кивнул и захлопнул калитку. И в тот же момент ворота начали открываться. Мы въехали во двор и вышли из машины.

– Ты чё трубишь на всю деревню! – набросился на Кукушу хозяин.

– Так ты ж не открываешь, – засмеялся дядя Слава. – Спишь что ли?

– Чё? – окрысился тот. – Нет, мля, звёзды считаю в два часа ночи. Чё ты припёрся⁈ Утром не мог приехать? Всех соседей на уши поставил! Чё, не знаешь, что я в тишине живу? Хер ли вам надо?

– Да, говорят, у тебя вещь одна появилась. Очень ценная. Рококо в натуре. Называется сраные напольные часы, нерабочие и с дырой.

– Нет никаких часов! – зло ответил Стакан. – Наврали.

– Сколько Харитон за ремонт обещал? – спросил я.

– Это чё за сявка? – скривился он.

– Эх… какой же ты негостеприимный, – покачал головой Кукуша. – И очень недалёкий. Можно сказать тупой.

– Это у него старческий маразм, наверное, – предположил я. – К возрасту надо относиться с уважением.

– Старость – не радость, маразм – не оргазм, да, Стакан? – заржал дядя Слава. – Но нет, он всегда был такой. Тупой и жадный. А вот руки золотые. Ты чё, правда думаешь, что я посреди ночи приехал к тебе, чтобы свалить ни с чем? Стакан, сука, радуйся, что я тебе бабки предлагаю. И не зли меня.

Стакан не мигая посмотрел на Кукушу, потом на меня, потом снова на Кукушу и кивнул.

– Двадцать, – наконец произнёс он.

– Ты не долбанулся, старый? – охренел Кукуша. – Двадцать? За эту рухлядь? Там всё паутиной заросло.

– Не хочешь не бери, – пожал тот плечами и снова по очереди оглядел каждого из нас.

– Отдай, хер с ним, – кивнул я.

У Плеваки Кукуша выгреб кучу красненьких пятитысячных бумажек. Так что можно было и отдать двадцатку.

– Отдай.

– Ты ко мне пришёл, – отрывисто проговорил, будто прокаркал Стакан. – Не я к тебе. Не хочешь, не бери.

Кукуша достал из кармана кучу денег и отсчитал четыре бумажки. Стакан посмотрел на пачку с жадной тоской, посчитав, вероятно, что продешевил. Не думаю, что Харитон предложил ему больше пары тысяч за ремонт.

Стакан пересчитал полученные четыре бумажки, аккуратно сложил и засунул в карман телогрейки. Потом он кивнул в сторону гаража и пошёл вперёд. А мы двинули за ним.

Да, это был гараж. Хозяин зажёг в нём свет, и я обалдел. Там была оборудована мастерская, забитая всевозможным хламом. Будильники, картины, видеомагнитофоны, кухонные комбайны, телевизоры, шкафы… Чего там только не было. Всё это громоздилось вдоль стен, а в центре стоял верстак с тисками и другими инструментами.

– Забирайте, – кивнул Стакан на часы, стоявшие у стены в дальней части гаража. – За ремонт ещё не брался. Только сегодня привезли.

Я почувствовал себя Остапом Бендером и Кисой Воробьяниновым. Десять стульев из дворца, блин… На сердце отлегло.

– Как мы их попрём только, – под нос буркнул Кукуша. – Надо разложить заднее сиденье… Сука… Могут не войти…

Стакан ничего не говорил. Он ждал и настороженно смотрел, что мы будем делать. Ну, а мы подошли и как там у Никулина про бревно, весело с улыбочкой понесли. Часики, конечно, были будь‑будь, не лёгкими, мягко говоря. Как рояль. Кое‑как вытащили мы их во двор, поднесли к машине и поставили на землю.

Кукуша перевёл дыхание и обратной стороной ладони вытер лоб.

– Ворота сами откроете, – прокаркал хозяин. – Я потом закрою.

Он остался в гараже и прикрыл дверь сразу, как только мы вышли наружу.

– Не войдут в тачку, – покачал головой Кукуша. – Племяш, слышишь что я говорю? Зачем они тебе вообще?

– Не войдут и хер с ними, – кивнул я. – Значит, здесь бросим…

– Так… – оторопел дядя Слава. – А нахера двадцать штук…

Я открыл дверку, перевёл стрелки в положение десять, ноль три и нажал на «двенадцать». Цифры послушно вжались в циферблат и его передняя часть сразу отщёлкнулась. Я протянул руку и… замер. Ниша, в которой днём находился конверт с документами, была пустой.

Я поднял голову и сделал глубокий, бесконечно глубокий вдох. Вдохнул, посчитал про себя до десяти и выдохнул.

– Серый, ты чё? – озабоченно спросил Кукуша.

Я ничего не ответил, развернулся и двинул к мастерской. Взгляд мой мог прожечь камни, я чувствовал, а сам я в этот миг готов был сокрушить любого, кто встал бы на моём пути. Любого!

Я шарахнул по двери ногой и она распахнулась, громко стукнула тумбе у стены, и большая керамическая ваза, стоявшая на тумбе грохнулась на пол, рассыпавшись на мелкие осколки. Стакан молча уставился на меня и не мигал.

– Где? – тихо спросил я.

– Ты чего? – тихонько спросил прибежавший вслед за мной Кукуша.

– Верни то, что взял, – проскрежетал я, и угроза, шедшая от меня, обрела плоть, стала явной и совершенно нешуточной.

Но Стакан даже не моргнул. Просто стоял и смотрел. Как какаду.

– Третий раз повторять не буду, – еле сдерживаясь, процедил я.

Этот попугай не пошевелился. Тогда пошевелился я. Достал из‑за спины принадлежавшую мне когда‑то очень давно «Беретту» с пристёгнутым к ней глушаком, и молча выстрелил в колено этому уроду.

Он всхлипнул и рухнул на бетонный пол.

– Раз, – внешне спокойно сказал я и направил ствол в лицо Стакану.

Он уже не выглядел невозмутимым. Он побледнел, ему было очень и очень больно, но, судя по всему, он понимал, что ставки взлетели неимоверно высоко. Поэтому он терпел. Отдавать конверт ему явно не хотелось. Тогда я чуть сдвинул ствол и снова выстрелил. На этот раз в руку.

Он завыл и забился на полу. Заёрзал, начал извиваться.

– Два, – сказал я и наступил ему на грудь, прижимая к полу.

Я снова нацелил ствол ему в лоб.

– Прикрой дверь, – кивнул я Кукуше и, должно быть, в этот момент, Стакан прочитал на моём лице крайнюю решимость.

– В верстаке, – через силу прокаркал он.

Я убрал ногу, подошёл к верстаку и выдвинул ящик. Поверх отвёрток и напильников лежал конверт. Тот самый. Я взял его в руки. На ощупь он казался толстым и внушительным. Но хер его знает, не подменил ли этот пернатый содержимое.