"Святые" 90-е Пионер. Том III (СИ) - Ветров Клим

В тот день я, как обычно, потянулся к термосу, привычно откручивая крышку. Пар поднялся к потолку, смешавшись с запахом ржаного хлеба. И в этот момент — шаги. Тяжелые, размеренные и очень знакомые. За дверью кто-то остановился. Металлический лязг, скрежет ключа.

«Шухер и Лосев», — мелькнуло в голове еще до того, как дверь распахнулась.

И это действительно были они.

— Двое из ларца, одинаковых с лица… — процедил я, поднимаясь. Голос звучал хрипло и незнакомо, сказывалось долгое молчание. Шухер, улыбаясь во все лицо, шагнул вперёд, и обняв меня, сдавил так, что кости затрещали. От него пахло табачным дымом и мокрой кожей — как от старой куртки, забытой под дождём.

— Но-но, медведь! — рявкнул Лосев, шлёпнув Шухера по спине ладонью, отчего тот дёрнулся и ослабил хватку. — Не сломай болезного! Ещё пригодится.

Шухер отступил на шаг, поправил съехавшую набок шапку, и засмеялся.

— Да его разве сломаешь? — Он ткнул пальцем в мою грудь, будто проверяя, не рассыплюсь ли. — Вон, здоровяк какой! Упитанный, бледный… Прямо как новорождённый вампирёнок!

Я сел на топчан, отодвигаясь от его размашистых жестов, и провёл рукой по лицу. Кожа под пальцами была липкой от пота.

— Объясните наконец, что происходит? — спросил я, переводя взгляд с одного на другого. — Вы… откуда? Как?

Лосев, не отвечая, расстегнул потрёпанную дубленку и вытащил из-за пояса плоскую флягу. Металл блеснул в тусклом свете лампы, когда он откручивал крышку.

— На сухую не расскажешь, — буркнул он, наливая жидкость в мою жестяную кружку. — Сначала горло промокнуть надо.

Шухер достал два небольших стаканчика грамм на сто.

Я выпил. Коньяк ударил в нос резким ароматом дуба и ванили. Первый глоток обжёг горло, заставив сморщиться, но следом разлилось тепло, сглаживая острые «углы». Лосев, присев рядом, тоже выпил, и достав из кармана пачку смятых папирос, сунул одну в зубы.

— Узнали про тебя случайно, — начал он, чиркая спичкой. — Кто-то из наших в сводке наткнулся на упоминание «белой стрелы». — Дым клубился вокруг его головы, как туман. — Сначала думали — совпадение. Но ты, браток, очень настойчив был. Везде малевал.

— Вот нас с Николаем и отправили разобраться.

— Отправили? — перебил я, чувствуя, как учащается пульс. — Значит, вы не одни? Таких много?

Лосев хмыкнул, доливая коньяк. Его пальцы, толстые и покрытые шрамами, обхватили флягу уверенно, как оружие.

— Не много, — сказал он, прищурившись. — Но это как раз тот случай, когда количество переходит в качество.

Я покосился на Шухера, ожидая подвоха, но тот лишь подмигнул, выпуская дым колечками.

— Здесь трое, — внезапно сказал Лосев, ставя флягу на стол с глухим стуком. — Остальные там… — Он махнул рукой, будто отгоняя муху. — По белу свету раскиданы.

— А Бес? — спросил я, внезапно вспомнив его насмешливый взгляд в последнюю нашу встречу. — С ним что?

Лосев потянулся за жестяной банкой под пепельницу, но передумал, стряхнув пепел на пол. Его лицо, обычно непроницаемое, дрогнуло.

— Сложно, — пробормотал он. — Не все адаптируются после «перехода». Многим крышу окончательно сносит. — Он замолчал, уставившись на трещину в стене. — Это хорошо, если там… — Лосев неопределённо мотнул головой куда-то в сторону, — всё быстро и безболезненно пройдёт. А если нет? Если человек такие муки испытал, что ещё на той стороне умом поехал… — Он резко вдохнул, словно пытаясь загнать обратно непрошеные мысли. — А тут на тебе — снова живой и здоровый. Не у каждого нервы выдержат.

— Получается Бес того?

— Однозначно. С ним как раз тот случай, раненый в плен попал, а там… Сам знаешь какие «миколы» изобретательные. Много он им крови попил, вот и отыгрались на полную катушку.

Плен всегда не хорошо, в любой войне и на любой стороне, но тут Лосев прав, в отношении наших пленных «небратья» отличались особой, звериной жестокостью. А Бес, он для них был чем-то вроде легенды, этакий кровавый демон в человеческом обличье.

Шухер потушил окурок о подошву сапога и встал, потянувшись так, что суставы захрустели.

— Ладно, — буркнул он, хлопнув меня по плечу. — Хватит нытьё разводить. Давай еще по одной!

Мужики замолчали, потягивая коньяк из стаканов. Я вращал свою кружку в руках, наблюдая, как свет от лампы тонет на её дне. Шухер, сидя рядом на топчане, методично катал хлебный мякиш. Лосев же, навалившись на стол, задумчиво водил пальцем по его растрескавшейся поверхности.

— Понятно, — начал я, поставив кружку. — А ты сам-то как умудрился? Тебе ж в двадцать втором за семьдесят должно быть?

Лосев приподнял бровь, медленно поворачивая голову. Его взгляд скользнул по моему лицу, словно сверяя с каким-то внутренним шаблоном. Может мне кажется, но вроде бы у него даже тон сменился, если раньше он разговаривал со мной как с пацаном, то сейчас появились доселе незнакомые, уважительные нотки. Что это, отмена конспирации? Или дело действительно в уважении?

— Стукнуло бы, — поправил он, делая ударение на слове. — В четырнадцатом миной шандарахнуло. — Он резко щёлкнул пальцами, заставив Шухера вздрогнуть. — Я тогда еще молодой был, меньше шестидесяти. В ополчение пошёл, полгода провоевать успел. — Рука непроизвольно потянулась к воротнику, поправляя несуществующие складки. — А здесь… — Он замолчал, в упор глядя на лампочку. — Когда оказался, думал — в рай попал. Ан нет: на дворе семидесятый год, и мне двадцать лет, только дембельнулся.

Шухер фыркнул, размазав мякиш по столу.

— Рай, говоришь?

— И как? — перебил я, не давая Шухеру продолжить.

Лосев потёр переносицу, словно стирая невидимую пелену.

— Да как… Отлично. — Голос внезапно стал твёрже. — Второй шанс жизнь прожить. Ошибки исправить.

— Поэтому в контору пошел?

— Я и тогда, в первый раз, мечтал о конторе. — Он говорил медленно, неторопливо, словно заглядывая в шпаргалку. — Только в поезде, когда дембельнулся… — Пауза. Глоток коньяка. — Подрался. Ничего такого: уроду одному нос сломал, челюсть сдвинул. Как итог — условка. Ну и прощай мечты, называется…

Он резко вскинул голову, выпил залпом, даже не поморщившись. Стакан с глухим стуком опустился на стол. Шухер присвистнул, оценивая, но промолчал.

— И кем ты сейчас? В каком звании? — спросил я, чтобы разрядить тишину.

Лосев выпрямился, плечи расправились сами собой. Даже тень на стене за его спиной казалась строже.

— Полковник. Начальник службы второго отдела третьего главного управления. — В голосе зазвучали стальные нотки.

— Звучит серьёзно, — я присвистнул, намеренно утрируя. — А если попроще?

Уголок его рта дёрнулся — подобие улыбки.

— Контрразведка. Второй отдел управы по Ленинграду и области.

Шухер громко чокнулся со мной, расплёскивая коньяк. Капли упали на стол, впитываясь в древесину.

— Наша встреча… подстава? — спросил я вдруг, глядя Шухеру прямо в глаза.

— Ну да, — бросил он, вытирая рукавом рот.

— А сразу подойти и спросить — никак?

— Не всё так просто, Дима, — Лосев поднял руку, потянувшись за папиросой. — Сейчас не буду тебе голову забивать, но… Поначалу я решил, что ты, как и Бес, с катушек слетел. — Палец постучал по виску. — Да и потом… — Взгляд стал острым, сканирующим. — Очень многое в операции зависело от того, насколько естественно ты себя поведёшь. Малейшее подозрение — и каюк. Два года подготовки — псу под хвост.

— Подробнее можно?

— Нет, Дима, нельзя. — Закурив, он выпустил слова вместе с дымом. — Ход времени… — Палец постучал по командирским часам на запястье. — Не механизм. Прямых вмешательств история не терпит. Поэтому действуем как в бильярде. — Он приподнял папиросу, рисуя в воздухе траекторию. — Бьёшь по одному шару. Тот ударяется в борт, от борта — в другой. Потом в третий. И едва ощутимое касание четвёртого…

— Как же тогда мы? — я ткнул пальцем в себя. — Мы же одним своим появлением меняем кучу всего?

Лосев прищурился, будто примерял ко мне невидимые очки.