Товарищ мэр (СИ) - Муха Руслан

Но стоило мне начать снимать больничный халат, как Кристина спешно покинула палату, пробормотав что‑то о том, что нужно переговорить с врачом.

Я про себя усмехнулся. Надо же. Тела мужского, что ли, не видела эта снежная королева? А так и не скажешь: по виду её вообще сложно чем‑то смутить.

Я быстро переоделся в костюм. Галстук, конечно, проклятие человечества: пришлось повозиться, чтобы его нормально повязать. Раньше я их обычно не носил. Осмотрел себя в зеркале: костюм сидел хорошо, несмотря на худобу Марочкина. Пиджак сидел как влитой, брюки не морщились и не топорщились на коленях. Поймал себя на мысли, что в восьмидесятые такой костюм сочли бы верхом мещанства.

За дверью палаты меня ждала Кристина. Она прислонилась к стене, уткнулась взглядом в айфонку. Рядом стоял крепкий короткостриженый паренёк в пиджаке — это по всей видимости, Вова-водитель.

Увидев меня, он нервно дёрнулся, а затем растянул рот в придурковатой улыбке и протянул руку для приветствия:

— Женя Михалыч, я пригнал машину к парадному входу, как вы и просили! — с готовностью отрапортовал он.

Я пожал его ладонь, отметив про себя железную хватку. Видно, парень не только рулить умеет.

— Молодец, Вова, — кивнул я.

Вова мгновенно приосанился, нахохлился. Недавно, что ли, при должности, раз так выслуживается?

Кристина лёгким движением придержала меня за локоть, привлекая внимание. Отметил про себя, что и пахнет от неё так же обворожительно, как она выглядит: тонкий, ненавязчивый аромат духов, напоминающий то ли морозный воздух, то ли свежесрезанные цветы.

— Евгений Михайлович, — её голос прозвучал тише, но твёрже, — позвольте последнее напутствие. Пресса будет провоцировать. Любая резкость, любое оправдание они будут использовать против вас. Вам необходимо сохранять спокойствие и сдержанность, независимо от провокационных вопросов. Отвечайте кратко, избегайте подробностей. И главное — не поддавайтесь на эмоции.

Вот ведь, словно мальчишку‑пионера на линейку провожает. Небось, с прежним Марочкиным тоже так носились, вот он и разболтался. А может, Марочкин и правда был не в состоянии двух слов связать. Такое отношение нужно срочно исправлять, иначе я скоро начну кусаться.

Я снисходительно ей кивнул:

— Не стоит переживать, я знаю, что делаю, Кристиночка.

— Игоревна, — растерянно произнесла она.

— Верно, — улыбнулся я, — Кристиночка Игоревна.

Её пальцы разжали мой локоть, но в глазах осталась растерянность и настороженность. Наверняка ждала и боялась, что вот сейчас этот «мальчик‑мэр» обязательно облажается.

Пока мы шли по коридору, я не мог не удивляться мелочам. Двери открывались сами собой, неведомо откуда тихо играла музыка, на стенах висели какие‑то светящиеся экраны с бегущими строками. Но больше всего меня удивило, что все тут были будто приклеенные к этим своим айфонкам Медсёстры, санитары, больные — все уткнулись в эти стекляшки, будто загипнотизированные.

Один паренёк так в свой экран влип, что чуть носом в меня не врезался. И хоть бы хны! Буркнул что‑то невнятное, вроде как извинился, и дальше побрел, продолжая пальцем по стекляшке стучать, как дятел.

Даже стало любопытно: что они там такое высматривают? Надо бы и со своим телефоном разобраться, выяснить наглядно, что там у людей будущего происходит.

Только хотел спросить у Кристины, не знает ли она, как включить мою айфонку, как впереди замаячила дверь парадного входа, у которой торчали два мрачных дядьки в чёрной форме с жёлтыми нашивками «ОХРАНА» на спине.

— Ну наконец‑то, — буркнул один из них, тяжело вздохнув. — Они нам скоро двери с петель снимут.

Кристина напряжённо выпрямилась, приподняла подбородок.

— Готовы, Евгений Михайлович? — явно волнуясь, спросила она.

Я подбадривающе кивнул и решительно заявил:

— Всё под контролем.

Охранники синхронно рванули тяжёлые двери навстречу солнечному свету и нарастающему гулу голосов. Кристина сделала глубокий вдох, собираясь с силами, затем кивнула Вове, и он шагнул вперёд, расчищая мне путь.

Солнце слепило ярко, заставив прищуриться. Я и опомниться не успел, как нас окружила шумная толпа.

Со всех сторон, словно галдели торговки на базаре, посыпались вопросы:

— Евгений Михайлович! Евгений Михайлович!

— Это правда, что были в состоянии крайнего алкогольного опьянения в момент аварии?

— Какова истинная причина вашего развода?

— Вас видели за час до аварии в ночном клубе, очевидцы утверждают, что вы еле стояли на ногах!

— Вы собираетесь добровольно уйти в отставку после этого скандала с ДТП?

— Как насчёт детского сада на улице Ленина? Это правда, что вы его продали Кобылянскому, чтобы он мог там устроить бордель?

Я выждал, когда этот гвалт немного утихнет, и начал отвечать. Спокойно, твёрдо и намеренно негромко. Таким образом я заставил всех замолкнуть и внимательно слушать.

— Насчёт аварии: мы ждём окончательного заключения экспертов. По предварительной версии, у автомобиля отказали тормоза. — Я перевёл взгляд на следующего журналиста. — Также у нас на руках имеется медицинское заключение, которое опровергает слухи, что я управлял транспортным средством в состоянии алкогольного опьянения.

Сделал паузу, давая словам достичь цели, и продолжил:

— Что касается детского сада, — мои глаза встретились с тем, кто задал вопрос, — здание городской собственности не продается и продано не будет. Оно останется детским садом. Вдруг одна юркая журналистка, протолкнувшись вперёд, ткнула в меня микрофоном и буквально выкрикнула мне в лицо:

— Евгений Михайлович, это правда, что вы разводитесь с супругой, потому что она вас застукала с вашей прошлой секретаршей Анжеликой Одинцовой?

Наступила мгновенная тишина. Я почувствовал, как Кристина смотрит на меня с немым укором — весь её вид буквально говорил: «Я же предупреждала».

Я сохранил внешнюю невозмутимость, хотя от таких новостей сам немного охренел. Что ещё мне предстоит разгребать за этим идиотом Марочкиным?

Тишина стала абсолютной. Все ждали моей реакции. Я холодно, с явным осуждением посмотрел на журналистку, давая паузе затянуться.

— Вижу, вы хорошо изучили сплетни, — мой голос прозвучал ровно, но каждый слог был отчётлив. — Каким образом подобные инсинуации касаются вверенных мне полномочий и благополучия нашего города? Или у вас для жителей Жданогорска ничего нет, кроме как продолжать тиражировать грязные слухи?

Журналистка замерла с открытым ртом. Я видел, как по толпе пробежала волна: часть людей смущённо отводила взгляд, другие с интересом ждали продолжения.

— На этом пресс‑конференция окончена, — я повернулся к Кристине, которая смотрела на меня новым, слегка удивлённым и при этом оценивающим взглядом. — Поехали.

Мы направились к машине сквозь расступающуюся толпу. Сзади доносились отдельные выкрики, но общий накал страстей явно спал.

Вова распахнул передо мной дверь длинного чёрного автомобиля. Передо мной открылся просторный салон, пропитанный запахом дорогой кожи и чем‑то приятно пряным. Взгляд скользнул по рулю — и я замер.

На руле красовалась знакомая по западным журналам эмблема — три луча в круге. «Мерседес». Прям как у Высоцкого. А ещё тут какие‑то экраны, светящиеся кнопки, целая гирлянда огоньков на панели. Настоящий космический корабль, а не машина.

Но почему‑то стало немного грустно. Где наши, родные «Чайки» и «Волги», на которых ездило начальство при Союзе? Неужели и тут мы променяли всё на эту иноземную роскошь?

Я вспомнил свои «Жигули»: скрипучий, тесный, но привычный салон, знакомый до последнего рычажка. Да и сам я водить привык, а здесь меня везут, как барина, в этой импортной, надраенной до блеска капсуле. Но выгнать Вову и сесть за руль самому было бы неразумно. Чёрт его вообще знает, как управлять этим космическим кораблём.

— Машинка что надо, Женя Михалыч, — с неподдельной гордостью произнёс Вова, с любовью проводя рукой по рулю. — Полный фарш! Жаль, конечно, «Ауди» тоже ничего была, но я всё ждал, когда ж вы уже на эту пересядете! Не было бы счастья, как говорится… — весело протянул Вова, но тут же осёкся, догадавшись, что болтнул лишнего.