Проклятие Айсмора (СИ) - Зима Ольга

Навесного замка на нем не было, и оттого он грозился распахнуться всякий раз, когда запрокидывался. От удара о последнюю в линии черную, отпиленную еще со времен прошлогоднего наводнения, сваю, сундук совсем завалился набок, черпнув воды. Крышка его лениво легла на волну, и содержимое всколыхнулось. Мягкие дешевые бумаги, вылетевшие в первую очередь, размокали и расползались лохмотьями. Несколько же листов хорошей восточной работы поднялись изнутри и неторопливо пошли по водной глади к побережью. Они спокойно доплыли до самого берега, где согревались у костров те, кто пережил гибель города. Чернила на плотных листках держались долго, и люди, видя качающиеся на воде бумаги, могли бы с легкостью разобрать, что хранилось в сундуке господина винира и о чем ему столь тщательно и подробно доносили городские прилипалы.

Но доносы были нужны оставшимся без крова обитателям Айсмора в последнюю очередь, пусть даже человек, о котором шла речь, уцелевшими айсморцами нынче почитался за самого сильного, самого смелого и самого главного. Его старательно высматривали люди у костров; следующие за ним городские стражники ловили каждое его слово и торопились исполнить.

Бэрр-мясник, Бэрр-цепной-пес-винира, Черный человек — как только ни называли его в Айсморе! Но нынешним утром, когда он вышагивал по берегу и командовал поверх мокрых голов, кому за что взяться и что куда пристроить, его называли только по имени — Бэрр. Старые прозвища слетели с него, словно сгорев вместе с городом, новые еще не прозвучали.

Многие смотрели на него, а многие высматривали родных и близких. Многие погибли от воды, огня и нападения разбойников.

Камилла отчаянно вглядывалась в людей, но так и не смогла увидеть супруга. Отмахнулась от Ульриха, обутого в чужие и очень дорогие сапоги.

Ее платье с золотым шитьем привлекало внимание большее, чем она сама, потерянная, дрожащая. Проходивший мимо пожилой айсморец сорвал с себя теплый, длинный плащ с меховым подбоем, накинул на ее плечи и пошел дальше. Этот жест произвел странное впечатление на Камиллу. Она закрыла лицо руками, опустилась на песок и разрыдалась.

На Ульриха поглядывали без особой приязни. Он пооглядывался, да и бросился в ноги Бэрру. Принялся причитать, как винир, боясь угроз корсара, которого сам же и нанял, уехал, а секретаря столкнул с лодки, а следом слетела мандаринка, а он ловил-ловил, а она не давалась, как сам жив остался, неизвестно, а он еще до суда обо всем знал! И что винир хотел город извести ради памятника себе любимому, и что Бэрр — король, тоже знал!

— Пусть катится вслед за виниром, — недобро отозвалась тетушка Фло.

— Не выгоняйте меня-а-а! — заорал бывший секретарь во весь голос.

Бэрр оттолкнул Ульриха.

— Пусть остается, — осторожно положила ладонь на его плечо Ингрид. — Убьют же глупого.

Бэрр кивнул неохотно, и Ульрих отполз, растворился где-то позади.

— Знал и молчал, вот же пакость придонная! Винир-то два раза город чуть было не погубил: не водой, так огнем! — не выдержал Риддак, крутившийся в береговой воде между уцелевших лодок. Заорал хрипло, указывая на Бэрра: — Вот он, спаситель наш! Он здесь!

В руках у старика дрожала мандаринка, лишившаяся корней и завернутая всего лишь в холстину.

Последняя доносная бумага попала под ногу Риддака и была им с негодованием потоплена. А затем в колено мягко ткнулась деревянная кадка, из которой торчал мокрый куст с парочкой голубых цветов. Он покачивался на прибрежных волнах, как неправильный поплавок.

— Какое занятное растение. Хорошо, что не труп, — улыбнулся ему Риддак и выловил кадку. — Авось вам вдвоем веселее будет.

Теперь у него были заняты обе руки двумя зелеными кустами: одним повыше, другим пониже. Риддак закричал еще громче:

— Бэрр! Бэрр победил и воду, и огонь! Он здесь, наш Бэрр! Все сюда!

Люди внимали ему, как вернувшемуся с Заморья, и начали стягиваться в новую толпу, желая узнать — что же теперь, что дальше, что?..

Только сам Бэрр не обращал внимания на вопли. Берег берегом, но Ингрид… Вечером он спасал горожан от огня, ночью отбивался от разбойников, а Ингрид не было видно, о ней никто не слышал.

Впору подумать о том, что проклятие все же обрушилось на него.

Риддак же, убедившись, что внимают ему многие, тряхнул мокрой седой гривой.

— Не мечись, Бэрр! — закричал он еще более задорно и зашлепал по мелкой воде. — Не ищи у костров! И не тверди про проклятие — нет его! Видел я твою жену Ингрид! Она Гаррика в лодку втаскивала, правее, у бухты. Не мечись, потомок Рутгорма, жива она! Жива!.. Ингри-и-ид! Да вот же она!

— Бэрр! — отчаянно закричала Ингрид, пробилась через толпу и обняла оцепеневшего Бэрра.

— Ингрид, — прошептал он в ответ.

Она смотрела тревожно, поругала торопливость перевязки, пообещав позднее заняться лично, поцеловала щеку поверх царапины. Но слезы, блестевшие в глазах, сдерживала. Пискнул в заплечном мешке белый мышонок…

Гаррик подошел, встал рядом, поддерживая пострадавшую кисть, улыбнулся бодро. Глянул на Бэрра и спросил тихо:

— Куда нам теперь? Холодает, того и гляди, снег пойдет.

— Без гроша в кармане, — вздохнул Бэрр.

— Кое-что есть на первое время! — потряс Риддак зазвеневшим мешочком. — И я голубей отправил в Домхан-град. Договор от короля к королю еще действует, продовольствием Таллернак поможет. И вот не надо морщиться, Бэрр, король Севера!

— Только не говори, что эти монеты и есть твое нищенское жалование за выслугу лет, старый ты оборвыш! — ухмыльнулся Гаррик.

— Обижаешь, береговая блоха, — по достоинству ответил Риддак. — Знаешь ли ты, сколько тут всего плавает? Тут много чего плавает! Мандариновое дерево выловил, — потряс он зеленью, — дно выломал, а там денюжка. Вот и польза от него! А плоды уже в отвар пошли.

— Вот и оставил бы его у костров. Чего таскаешь, словно медаль? — справился Гаррик.

— Злятся на него почем зря. Пожгут его, жалко, — сокрушенно вздохнул Риддак. — Он за винировы дела не в ответе. А ты где Гейру потерял?

— У костров она, невредима, — успокоил его Гаррик. — Что с мандаринкой-то хочешь делать?

— Посажу, где новый дом будет. Где, Бэрр?

Бэрр оглядел разрушенный город, замерзших людей. В этом городе он родился, Этот город стоит на пересечении торговых путей. В воображении Бэрр уже нарисовал себе маяк на месте Золотых песков, прикинул на внутренних весах и понял: так и будет. Хорошее место, особенно если осушить хоть часть болот, а в этом мастерам короля Таллернака нет равных. Пусть не в этот год, но в следующий нужно начать строительство. Отцовский альбом с чертежами очень даже поможет.

А Мэнния… хоть бы там сохранились саженцы виноградной лозы. Кажется, Бэрр видел их в детстве… Если не пожалеть денег и поставить защиту от аутло… И вдруг он понял, что никуда он не уедет. Теперь уже нет. Кто-то должен отвечать и за этих людей, и за два разрушенных города, и за весь Северный край. Аутло никуда не денутся, надо выставлять гарнизоны, и этого подлюку кто-то послал, не сам он…

— Винира и след простыл, — прервал его раздумья Риддак. — А у нас — чистейшее золото! — и протянул тяжелый мешок Бэрру. — Первая городская казна Мэннии!

— Мэнния? — спросил Бэрр, тряхнув деньгами и передав их Гаррику. — Но ведь монеты — это далеко не все.

— Все пути ведут в Мэннию, — дернул плечом старик и перехватил поудобнее два деревца.

Бэрр оглядел мокрых, дрожащих от холода айсморцев, тянущих руки к кострам. Ухватил Гаррика за плечо:

— Пару дней ходу мы выдержим?

Гаррик кивнул. Потом спросил с отчаянной надеждой:

— Бэрр… так вы останетесь?

— Да куда я от вас денусь! Только… Ингрид, родная, ты не против? — тихо спросил Бэрр, а та покачала головой:

— Люди же… раненые! И дети. А если в Золотые пески?..

— Полтора десятка домов, и болота кругом, — помотал головой Бэрр. — Лихорадка начнется, выкосит людей похуже Великого пожара. Мы — в Мэннию. Там многие дома почти целыми остались, возможно, и зерно есть. Соорудим обозы, выловим все, что можно — и в дорогу. Надо вооружаться, возможно, о новом пожаре узнают и степняки, и аутло. Руанцы где?