Драйвер (СИ) - Север Олег

Апрель, 1188 года

Тбилиси

Весть о брачном союзе царицы Тамар и муганского эмира Ашкар Сункура обрушилась на Грузию громом среди ясного неба, словно расколов надвое души подданных. Народ, в чьей генетической памяти жили лики Багратионов, был потрясен самой мыслью о чужеземце, да еще и иноверце, на троне. Двор застыл в тягостном оцепенении, словно перед надвигающейся бурей. Вельможи, вчера еще готовые преклоняться перед Тамар, теперь прятали взгляды и шептались по углам, словно воронье, деля добычу, и взвешивали свои шансы в новой игре. Фавориты царицы, купавшиеся во внимании еще вчера, всё чаще сталкивались с ледяным фронтом неповиновения: грузинская знать почуяла близкий закат их влияния. Духовенство – и православное, и мусульманское – роптало в унисон: венчание должно было состояться в нововозведенном храме всех богов в Шамкире – единственном месте, где ни один из супругов не был вынужден предать свою веру. Тамар же стояла непреклонно, словно скала, о которую разбиваются волны: она не отступит от христианства и не позволит Ашкар Сункуру вмешиваться в дела церковные. Условие, вызвавшее лишь глухое ворчание среди муганской знати, было принято.

Сама Тамар, чувствовала бурю, зарождавшуюся в сердцах ее подданных. Ее решение было продиктовано не пылкой страстью, а холодным расчетом дальновидного стратега. Муганское эмирство, распростертое к югу от Грузии, от слияния Араза и Куры, до самого подножия Талышских гор, сулило царству не только новые земли, но и значительный прирост населения, среди которого почти треть составляли православные христиане. Этот брак был призван не только расширить границы державы, но и, возможно, предотвратить кровопролитную войну, надвигавшуюся темной тенью. Сейчас, когда Грузия утверждала свою власть в Арране и Арбедиле лезвием меча, а взор царицы был устремлен на отпавшую Имерети, союз с сильным соседом был жизненно необходим, словно воздух.

В Шамкир стекались гости со всех концов Грузии и Мугани. Шатерные города, расцвеченные шелками и коврами, выросли вокруг города, словно фантастические цветы после дождя. Но, несмотря на лихорадочную подготовку к торжеству, атмосфера праздника была отравлена тревогой, словно ядовитым дымом. Звуки зурны и киннора тонули в приглушенном ропоте недовольства, словно в зыбучих песках. Под покровом ночи плелись паутины интриг, заключались зыбкие союзы, произносились клятвы верности – и совершались предательства. Недовольные царицей, подобно змеям, выползшим из своих нор, вновь подняли головы, ища покровительства у ее будущего мужа. Амиреджиб Отари Габричидзе, чья должность включала в себя обязанности министра внутренних дел и почты, лишь обреченно качал головой, едва успевая фиксировать контакты знати, чья благонадежность теперь трещала по швам.

В день свадьбы Тамар, облаченная в ослепительно белое платье, казалась неземным видением, сотканным из лунного света. Но в ее глазах, обычно лучистых и полных жизни, читалась не только усталость, но и стальная решимость. Ашкар Сункур, высокий и статный, как скала, держался с достоинством, хотя и чувствовал на себе неприязненные, словно кинжалы, взгляды грузинской знати. В храме, где рядом стояли крест и полумесяц, два символа, словно застывшие в вечном споре, свершился обряд бракосочетания, скрепивший не только два сердца, но и судьбы двух народов.

После торжественной церемонии начался пир, больше похожий на поле битвы, где улыбки скрывали неприязнь, а тосты звучали как вызов. Вино лилось рекой, багряные капли напоминали кровь, пролитую в прошлых распрях. Здесь собрались те, чьи семьи веками делили власть и земли, те, чьи амбиции сталкивались в узких коридорах дворцов и на широких полях сражений. Музыка, сначала тихая и умиротворяющая, постепенно нарастала, отражая внутреннее напряжение. В танце мелькали шелка и драгоценности, а в глазах - расчет и холод. Старые обиды всплывали в воспоминаниях, словно призраки прошлого, требуя отмщения. За столом, уставленным яствами, плелись интриги, заключались союзы и разбивались сердца. Каждый участник этого пира был игроком, и ставка в этой игре была высока - власть. И хотя на лицах застыли улыбки, в глубине души каждый понимал, что этот пир - лишь передышка перед новой битвой. Когда часы пробили полночь, пир начал стихать. Гости, уставшие от игр и притворства, стали расходиться, унося с собой не только воспоминания о роскошном празднике, но и груз невысказанных слов и нереализованных планов. Ночь опустилась на город, укрывая его тьмой и тайнами, которые возможно никогда не явят свой лик под светом солнца.

Когда гости разошлись, молодые остались наедине. Эмир грубо взял царицу за запястье, притягивая к себе с такой силой, что ее шелковое платье зашуршало, как осенние листья под ногами, словно предвещая утрату и разрушение. В глазах его плясали не то гнев, не то нетерпение, а может, и то, и другое в дикой, обжигающей смеси, словно пламя, готовое поглотить все вокруг. Царица попыталась высвободить руку, но хватка эмира была железной, словно капкан, захлопнувшийся вокруг ее нежной плоти. Она подняла на него взгляд, полный одновременно страха и вызова, словно загнанный зверь, готовый защищаться до последнего вздоха. В полумраке покоев ее лицо казалось еще бледнее, а темные глаза – еще глубже, словно бездонные колодцы, хранящие в себе печаль и мудрость веков. Молчание между ними звенело, наполненное невысказанными обидами и упреками, словно натянутая струна, готовая оборваться в любой момент. "Ты знаешь, зачем я это сделал," - прорычал эмир, нарушая тишину, словно раскат грома, предвещающий бурю. Его голос был низким и хриплым, как шепот ветра в пустыне, несущий песок и зной. Царица не ответила, лишь гордо вздёрнула подбородок, словно неприступная крепость, не желающая сдаваться врагу. Она знала, что любой её ответ лишь подлит масла в огонь, разожжённый его гордостью и властолюбием, словно подбросит хворост в костер, грозящий все уничтожить. Эмир, видя ее молчание, лишь сильнее сжал ее запястье, словно желая сломить ее волю. Он придвинулся ближе, так что она почувствовала жар его дыхания на своем лице, словно дыхание дракона, обжигающее своим пламенем. "Я ждал этой ночи," - прошептал он, и в этом шепоте слышалась вся ярость и страсть, клокотавшие в его душе, словно бурный поток, готовый вырваться на свободу. Он опрокинул Тамар на кровать и овладел ей грубо, как завоеватель, берущий приступом неприступную крепость, словно варвар, попирающий святыню. Не было нежности, не было ласки – лишь обжигающая ярость, выплеснутая в каждом прикосновении, словно удар хлыста, оставляющий рубцы на нежной коже. Тамар, несмотря на страх и отвращение, не издала ни звука, словно статуя, лишенная чувств и эмоций. Тамар давно научилась контролировать себя, словно дрессировщик, усмиряющий дикого зверя внутри себя. Когда все закончилось, эмир отвалился от нее, тяжело дыша, словно зверь, насытившийся добычей. Он смотрел на лежащую рядом царицу с мутным выражением глаз, словно только что проснулся от кошмара, словно очнулся от безумия. В полумраке покоев ее лицо казалось еще более осунувшимся, а на бледной коже алели багровые следы его грубых прикосновений, словно кровавые цветы, распустившиеся на снегу. Тишина, воцарившаяся в покоях, была еще более гнетущей, чем шум пиршества несколько часов назад, словно тишина после смертельной битвы. Эмир чувствовал себя опустошенным, словно выжатый лимон, и его сморил сон, словно забвение, поглотившее его душу. Тамар, не говоря ни слова, поднялась с кровати и, накинув на себя шелковый халат, вышла из покоев, словно призрак, ускользающий в ночь. Она шла по коридорам дворца, не разбирая дороги, словно сомнамбула, преследуемая собственными демонами, словно тень, ищущая свет. Она остановилась у окна, глядя на темное небо, усыпанное звездами, словно на бескрайний океан, полный тайн и загадок. Лунный свет серебрил ее лицо, делая его еще более печальным и прекрасным, словно лик Мадонны, оплакивающей свои грехи. Царица Тамар знала, что эта ночь изменила все, словно перевернула страницу ее жизни. И что пути назад уже нет, словно мост сожжен за спиной. «Ālea iacta est» («жребий брошен») произнесла она, словно принимая свою судьбу, и улыбка, впервые за день, коснулась её уст, словно луч надежды, пробившийся сквозь тьму.