Драйвер (СИ) - Север Олег

Опытный и проницательный хахам видел куда глубже поверхности этого злополучного инцидента. Он ощущал, как над общиной сгущаются зловещие тучи, предвещая не просто бурю, а сокрушительный шторм, готовый обрушиться всей своей яростью. Потерянные деньги, безусловно, были ощутимым ударом, но куда сильнее его тревожила зловещая тень растущей нетерпимости к евреям, умело и незаметно расползавшаяся по городу. Пока еще не было принято никаких открыто ограничительных законов, но в каждом решении, в каждой мелочи, при прочих равных, предпочтение неизменно отдавалось православным, что вызывало глухое недовольство среди представителей других конфессий. И когда они, надеясь на справедливость, обратились с жалобой на эту вопиющую несправедливость к молодому императору, он лишь недоуменно вскинул брови, искренне не понимая: "Почему, если еврей помогает еврею, или мусульманин – мусульманину, это считается добродетелью, а если православный протягивает руку православному – это вдруг ущемляет чьи-то права?".

Скорее всего, молодой император был уже отравлен предубеждениями относительно евреев, подозревая их в корыстолюбии и готовности предать ради выгоды. Вполне возможно, что какие-то компрометирующие документы или зловещие подозрения зародились в его уме после того, как Византии удалось отвоевать у мусульман исконные имперские земли, навеки посеяв семена вражды и недоверия.

После долгих и бурных обсуждений было решено отправить к императору делегацию, состоящую из самых уважаемых членов общины. Им предстояло попытаться донести до Андроника, что еврейская община не представляет угрозы для империи, а наоборот, является ее ценным и лояльным союзником. Хадасси прекрасно понимал, что эта миссия – отчаянная попытка выиграть время и оценить намерения императора. Но он надеялся, что мудрость и дипломатия смогут предотвратить худшее.

Но, повинуясь старинной привычке, он решил подстраховаться, словно опытный мореплаватель, готовящийся к шторму. Его мысли обратились к горькой необходимости бегства, если Византия окажется негостеприимной. И выводы были неутешительны, как холодный зимний ветер: большинство соседних государств встречали иудеев с неприязнью, не только лишая их права голоса в политических делах, но и облагая унизительным еврейским налогом. Тут в памяти его всплыло Крымское княжество, что крепло под десницей молодого и дерзкого князя. Пусть и связан он узами брака с дочерьми византийского императора, но, как шепчут купцы, князь ведет свою игру. А значит, если суметь заинтересовать его, он с распростертыми объятиями примет общину в своих владениях. И там, быть может, удастся повторить хазарский гамбит, исподволь завладев бразды правления. Рано или поздно, найдется среди княжеских наследников тот, кто прельстится красотой еврейской девы. Мысль эта зажгла в его сердце искру надежды. Крым! Земля возможностей, где Восток встречается с Западом, где переплетаются интересы великих держав и амбиции местных князей. Земля, пропитанная кровью и интригами, но в то же время, плодородная и богатая. И главное – земля, где еврейская община могла бы обрести новый дом, новую силу. Встреча с князем будет непростой. Молодой правитель, окруженный советниками, не сразу разглядит выгоду в союзе с еврейской общиной. Но он сумеет найти нужные слова, сумеет предложить то, от чего князь не сможет отказаться. Деньги, связи, знания – у общины есть все, что нужно для укрепления власти.

И если князь согласится, если примет общину под свое крыло, начнется новая глава в истории еврейского народа. Крым станет новым Хазарским каганатом, но на этот раз – более мудрым, более скрытным, более сильным. И кто знает, может быть, через несколько поколений, еврейский князь будет править Крымом, как когда-то им правили еврейские каганы. Он оторвался от своих мыслей, посмотрел на лица собравшихся. В их глазах он увидел страх, неуверенность, но и – надежду. Он встал, выпрямился во весь рост и произнес: "Мы отправляемся в Крым!"

Май, 1188 года

Константинополь

Танкреда ди Лечче граф Лечче

Успех дерзкой высадки превзошел самые смелые ожидания. В руках Танкреда теперь сосредоточились несметные богатства и земли, затмившие не только его графство, но, казалось, и всю Сицилию целиком. Византийцы, отягощенные награбленным, спешно покидали берега, и на смену имперским таксиархиям вставали сплоченные родовые дружины. Младшие отпрыски знатных фамилий получили вожделенный шанс обрести собственную землю, и они будут отстаивать ее с яростью льва. Впрочем, судьба ромеев мало заботила графа Лечче. Он сам стоял на зыбком перепутье, терзаемый мучительными сомнениями о дальнейших действиях.

Мысль о собственном королевстве, манила и пугала его одновременно. В голове его бушевал вихрь сценариев, которые проносились в его мозгу со скоростью породистого скакуна. «Провозгласить себя королем Нового Карфагена, сбросив оковы вассальной зависимости от племянника, Вильгельма II?» Дерзкая, как удар кинжала в спину, мечта. Но Вильгельм, хоть и прозванный Добрым, не простит подобного вызова и обрушит свой гнев на новое государство, словно морскую бурю. Склониться перед папским престолом, вымолить защиту в обмен на лояльность? Укрытие надежное, но клетка слишком тесная. Завязать узел с Византией, найти общность интересов и врагов? Восток манил своими богатствами и мудростью, но путь туда был усеян предательством и интригами. К тому же, православная вера чужда сицилийской душе, привыкшей к латинским обрядам и папскому благословению. И все же, искушение было слишком велико, чтобы ему противиться. В его жилах текла кровь норманнских завоевателей, смелых и отважных воинов, не привыкших довольствоваться малым. Он помнил рассказы деда, Роберта Гвискара, прославившегося своими победами в Италии, и мечтал превзойти его славу.

Но новая корона будет обречена на вечную войну с Альмохадами, кровавый танец на лезвии клинка. Впрочем, это сделает его желанным союзником для христианских королевств Пиренейского полуострова, щитом против неверных для Рима. Но тогда графство Лечче ускользнет, словно песок сквозь пальцы. Вильгельм не упустит случая прибрать его к рукам под благовидным предлогом. И это лишь внешние тернии, внутренние терзают не меньше. Удержать в узде завоеванные земли, слепить воедино разношерстную армию из наемников и вчерашних разбойников, усмирить амбиции знатных фамилий – задача, казалось, непосильная, гора, что упирается в самые небеса. Но пути назад нет, мосты сожжены. Рубикон перейден, и теперь остается лишь идти вперед, полагаясь на удачу, изворотливость ума и преданность немногих, проверенных в боях соратников.

Граф Лечче отвернулся от окна. В его взгляде застыла сталь, решимость закалилась в огне сомнений. Он знал, что должен сделать. Укрепить власть, опереться на церковь, сплести сеть выгодных союзов и безжалостно подавить любое проявление непокорности.

Новый Карфаген… Эта идея, как навязчивая мелодия, звучала в его голове. Создать государство, которое станет центром торговли и культуры, местом, где встретятся Восток и Запад, где наука и искусство будут процветать. Мечта красивая, но труднодостижимая. Танкред знал, что ему предстоит долгая и упорная борьба. Ему понадобятся верные союзники, сильная армия и, самое главное, удача. Но он был готов рискнуть всем, чтобы воплотить свою мечту в реальность. В конце концов, жизнь – это игра, а короли делают свои ставки. Он должен стать не просто графом, но королем. И он станет им, даже если для этого придется запятнать руки кровью по самые локти.

Май, 1188 года

графством Триполи

Раймунд IV Антиохийский

Когда Византия, подобно фениксу, воспрянула из пепла былого величия и вернула себе земли, некогда утраченные, включая Киликийское армянское царство и большую часть Антиохийского княжества, политический ландшафт преобразился до неузнаваемости. Южная граница империи теперь простиралась за пределы Антиохии, Халеба, Мосула и Мехабада. Большинство населения ликовало, приветствуя возвращение под крыло Византии, но голоса недовольных все же звучали. Византийцы, не мешкая, выдворили смутьянов за пределы империи, в бесхозные земли между Оронтом и Евфратом. Обломки Керманского султаната, и без того раздираемые междоусобной враждой, захлестнула новая волна бедствий – хлынувший с севера поток огузских племен. Война всех против всех, словно взрыв чудовищной силы, расколола султанат изнутри. Огузы, докатившиеся до новообретенных имперских рубежей, встретили решительный отпор и, осознав тщетность усилий, перенаправили свой хищный взор на более легкую добычу.