Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– А тебе, – кивнул я Кате, – чего бы больше хотелось, чтобы Мотя уехал или остался?

Десять, вернее, девять как бы не связанных между собой пунктов. Они вполне могли бы остаться разрозненными, но, если допустить, что между ними всё‑таки имелась связь, то в ближайшее время следовало ожидать наезда со стороны полиции и/или (ненужное зачеркнуть) попытку установить дружеское общение со стороны Мэта. Нужно было взять меня в тисочки и хорошенько прищемить.

– Мне? – Катя взяла мой нетронутый бокал с ликёром, вытащила пальцами круглую ледышку, положила на блюдце и с удовольствием проглотила белую сладкую жидкость. – Да пусть едет, я не против. Никитос хочет из него сделать министра или кого там. Президента, может быть. А для этого нужно тереться с детками тамошних начальников. Супершколы, супервузы, бизнес, общественные организации. Тусовка. Всё вот это. Просто Матвей сам ещё не знает, надо ему это или нет. А отец считает, что надо.

Того, что именно я связан с появлением Калякинского досье, Никитос знать не мог. Но, если Чердынцев был его человеком, то предположить такое они могли и должны были.

– А ты как считаешь? – поддержал я разговор.

А через кого он мог устроить мне ментовское давление? Через Романова, через кого ещё. Я засвечен на этой вечеринке и дать ход показаниям цыган можно по щелчку пальцев. Даже быстрее. А там и котлован всплывёт.

– Я? – рассеянно переспросила она и махнула рукой девочке‑барменше. – Моя хорошая, ты всю бутылку неси сюда, чтоб тебе не бегать каждый раз. Ставь вот сюда. Я лично не хотела, чтобы Мотя уезжал. Он мальчик домашний, ему в этой волчьей стае тяжело будет. Но, с другой стороны, у него есть потенциал. А раз есть, пусть пробует, развивается. Знания есть. Английский на высоте, французский приемлемый. С китайским, конечно, ни шатко ни валко. Но подучит ещё.

Не сможет Петя меня уберечь, даже если захочет. А это значит, что нужно играть на опережение.

Катя налила себе ещё.

– Кать, а почему ты сама не уезжаешь? Что тебя держит? Ты думаешь, Никитос к тебе вернётся?

– А? – она посмотрела на меня уже не слишком трезвым взглядом. – Вернётся? Он, может, и захочет, когда эта губастая и сисястая мокрощелка ему надоест. Да только, кто его пустит? Мне сказали, что он уже фактически съехал от неё и живёт практически постоянно на даче или здесь, знаешь дом элитный на Набережной? Высотка, ну?

– Да знаю, знаю.

– У него там квартира есть. А она в хоромах одна царит. Царица недоделанная. Юность и привлекательность проходят быстро, а ум прибавляется медленно. А у некоторых вообще не прибавляется, а убывает.

– Кать, хорош бухать.

– Чё? Ты меня учить что ли будешь?

– Нет, – покачал я головой и положил свою руку поверх её. – Учить не буду, а вот пожалеть могу.

Она зависла. А мне правда стало жалко её профуканную жизнь. Я и злился на неё, и презирал, и даже, может быть, ненавидел… Но и жалел. В итоге‑то, похоже, она сама себя и наказала. Не отдай тогда она мои бумажки Никитосу, может, всё иначе бы сложилось…

– Жалеть меня не нужно, – покачала она головой. – А вот Никитосом его только один человек называл. И это было очень давно. Жалко, что ты не его сын. А мог бы…

– Да что старое ворошить, – кивнул я.

– Есть в тебе что‑то такое… – подмигнула она. – Девки поди проходу не дают?

– Чего? – засмеялся я. – У Моти спроси, он скажет.

– Что он скажет‑то? – махнула рукой Катя. – У него все задроты, тормоза, кринжовые и… что там ещё… не помню, ещё словечко какое‑то. Для него только тир‑один нормальные чуваки. Но мне и спрашивать не надо. Я сама вижу.

– Преувеличение, но спасибо, – сказал я. – Ладно, Кать, я пошёл.

– Сиди, куда пошёл‑то? Сейчас Ленка придёт. Я ей тебя показать хочу.

– А это, как раз, не нужно, – покачал я головой. – Я бы с тобой посидел ещё, но не хочу, чтобы она нас видела.

– Чё такой стеснительный?

– У тебя и так с Никитосом напряги. Зачем усугублять?

– Чего? – засмеялась Катя. – Усугу‑ чего?

Филолога сразу видно. По подходу. Я усмехнулся.

– Блять. Усугублять, Кать.

Она захохотала.

– Нет, Ленка ему не скажет, ты шутишь что ли? Она со мной…

Катя задумалась.

– Миллион лет, короче.

– А что за Ленка?

– Миронова. Подруженция моя.

Да, Миронова точно крутилась вокруг Катюхи ещё с тех времён. Хитрая. Никогда мне не нравилась.

– Я тебе щас один умный вещь скажу, только ты не обижайся, да? – с выговором Фрунзика Мкртчяна произнёс я и Катя захохотала.

А я наоборот стал предельно серьёзным.

– Вокруг тебя нет ни одного человека, Катя, ни одного, кто бы не стучал Никитосу. Только я. Имей в виду. Я тебе серьёзно говорю. Подумай сама.

Она даже протрезвела немного.

– Ладно, позвоню как‑нибудь, – снова улыбнулся я. – Пальто к хозяйке просится.

Я подмигнул и пошёл. Заплатил на кассе и вышел. А она осталась. Будто окаменела от моих слов. Сидела с открытым ртом и смотрела мне вслед.

А я вышел и зашагал домой. Идти пять минут было. Зазвонил телефон. Икар… Блин, сегодня тренировка, но я, конечно, после выходных был явно в очень хреновой форме. Но говорить ему об этом было нельзя. Выгонит из секции, как нефиг делать. Пацаны рассказывали, там уже куча была таких случаев.

– Здравствуйте, Икар Артурович, – бодро ответил я.

– Ты где? – сразу пустился он с места в карьер.

– Иду из школы домой. Сегодня приду по расписанию.

– Давай, прямо сейчас лети, сам знаешь, куда. Домой не заходи, прямиком сюда лети. Жду пять минут и ухожу.

– Семь, – твёрдо ответил я.

– Ладно, – согласился он и отключился.

Голос у него вроде бы был обычным, но только вроде бы. На самом деле, я почувствовал в нём тревогу. И тревога эта мгновенно передалась мне. Блин. Я, конечно, примерно понимал, о чём может идти речь, но домой мне зайти было просто необходимо! Я остановился. Прикинул, посчитал. И… зарядил, что было сил в кафешку. Добежал за пять минут. Запыхался, задохнулся, но добежал.

– Молодец, – сердито сказал Икар, – форма улучшается. Молодец. Но надо продолжать работать.

У меня было чувство будто я лёгкие свои выплёвываю и выкашливаю.

– Значит так, – деловым сосредоточенным тоном проговорил он. – Мне звонил Петя. Ты должен к нему идти сегодня, да?

– Да, – кивнул я, пытаясь отдышаться.

– Не ходи. Ясно?

– Сука, – помотал я головой.

Откуда этот хренов узкоглазый вьетконговец появился? А может, он не просто там возник, а целенаправленно искал? Не знаю, выглядело всё, конечно натурально, но надо будет разобраться.

– Хорошо, что понял. Значит, понял, что и по телефону не стоит болтать лишнего, да? Его вообще лучше выключить. А ещё лучше выбросить куда‑нибудь. Бросить в трамвай или в фуру какую, и пусть себе путешествует. Россия большая, куда‑нибудь да приедет. На Кузнецком фур много.

– Я понял, Икар Артурович.

– На, – всё так же недовольно и сердито сказал он и положил передо мной другой телефон.

Маленький, миниатюрный, с кнопочками. В моё время таких не было.

– И зарядка вот. Позвони кому‑нибудь, чтобы зашли мать предупредили. Сам не ходи. Понял меня?

– Понял.

– Что ты понял?

– Не ходить домой.

– Есть, где перекантоваться?

– Есть, Икар Артурович. Петя не объяснил, что к чему?

– Нет. Он вообще хрен знает откуда звонил. Не со своего телефона. Всё. С ним можешь через меня связь держать.

– Спасибо вам.

– Спасибо… – передразнил он. – Расшевелил ты, похоже, улей. Смотри, не сваляй дурака теперь. Понял?

– Постараюсь.

– Не постараюсь, а не сваляю, надо говорить!

– Не сваляю.

– Всё, давай отсюда. Чеши!

Ну я и почесал. Только не залегать на дно, а прямо туда, куда мне бежать не советовали. Но быстренько же можно. Как в кино. Герой знает, там опасность, и идти туда никак нельзя, пусть хоть весь мир перевернётся. Но ему именно туда и надо. И он идёт, нарывается, всех там туда‑сюда и выходит обгорелый, но непобеждённый. Хэппи, бляха, энд. Жаль только, что я был не в кино.