Дополнительные железные меры нам пока были не нужны, а вот деревянные для сыпучего и глиняные для жидкостей должны пригодиться очень, поэтому я попросил Лаптя сделать несколько литровых кружек, а гончаров – горшков, чтоб воды в них вливалось столько же, сколько помещается в мой железный куб.
Их мы отдадим нашим «самогонщикам» – тем, кто делает спирт и тем, кто готовит огненную смесь. Там пропорции надо выдерживать поточнее.
Ну а дальше, думаю, и до рынка такая система потихоньку дойдет. Почему бы и нет? Так ведь намного удобнее, меньше путаницы.
Теперь настало время весов.
Сначала малые весы. Я взял для основы обрезок берёзовой дощечки, выстрогал её, сделав стойку и коромысло.
В центре просверлил маленькое отверстие, туда вставил тонкий железный прут. Получился шип, на котором коромысло могло качаться. Проверил: всё работало. Чтобы весы показывали вернее, закрепил тонкую пластинку – стрелку. Когда коромысло в равновесии – стрелка указывает вертикально.
Чашечки сделал из меди – взял старую побитую посудину, расплющил молотком, вырезал два круга, отковал неглубокие блюдечки. Края обточил, просверлил по три дырочки и подвесил их на нитях. Для подвеса взял крученый конский волос и тонкие льняные нити, пропитанные воском, чтобы не растрёпывались. Всё соединил. Получилось совсем как аптекарские весы (ну, почти).
С грузами пришлось повозиться. Эталонный килограмм у меня уже был ‑железный куб на литр воды. Отталкиваясь от него, я пошёл вниз: отлил кусочки свинца (сейчас он у нас почти драгоценность), и потом долго подпиливал, пока не вышли пятьсот грамм, сто и пятьдесят грамм. Дальше пока не стал, слишком много времени отнимает, потом как‑нибудь. На каждом грузике сделал зарубки или знаки – одну черту для пятидесяти грамм, две для ста и так далее. Так, чтобы любой, даже не слишком грамотный, мог разобраться.
С большими весами было не намного сложнее.
Сначала сколотил раму. Взял бревно, обтесал, сделал стойку. В центре рамы закрепил железный штырь – ось‑качалку. К нему подвесил массивное коромысло, деревянное, прочное, из лиственницы. Затем – платформы, на которые будут ставиться грузы и гири.
Их я попросил выточить помощника Лаптя из какого‑нибудь прочного дерева, используя мой килограммовый эталон. Теперь весы тоже можно использовать для приготовления той же горючей смеси.
Еще таких же весов, и маленьких, и больших, наделают мои помощники. Им намного легче работать, когда они смотрят на уже изготовленную вещь, чем когда объясняешь на словах или на чертежах. Хотя, в принципе, это верно почти для любого человека.
* * *
Город, к которому они шли столько дней, показался с реки буднично. Деревянные сараи, избы, над которыми тянулись полосы дыма. У пристани толпились люди: кто‑то носил мешки, кто‑то торговался, дети сновали под ногами. Это был город Строгановых – Сольвычегодск.
Черкас сидел в лодке, глядя по сторонам. Микита и Кондрат подгребли к берегу. Вода плеснула о борта, лодка мягко ударилась о берег.
– Дошли, – сказал Черкас.
– Дошли, – отозвался Микита, вытирая лоб.
Гавриил только кивнул.
Они встали, перетащили через борт пожитки, подтянули лодку выше по отмели, чтобы не унесло течением. Доски под ногами были мокрые и скользкие, сапоги глухо стучали по ним.
На пристани на них косились – новые лица здесь замечали быстро. Пара мальчишек остановилась и смотрела на лодку. Мужики, грузившие бочки, переговаривались о своем, но глазами провожали казаков.
Черкас еще раз огляделся. Пристань как пристань. Ничего особенного, но после долгой дороги всё казалось каким‑то необыкновенным.
Они вышли на берег и остановились рядом, будто проверяя друг друга. Люди продолжали боязливо смотреть на них – никто не знает, кто это, может, разбойники какие вернулись с диких земель.
* * *
В приказной избе было тепло. Печь топили щедро, даже чересчур. Со всех углов тянуло жаром. Яков и Семен сидели за столом и разбирали бумаги, что привёз дьяк из Перми. Рядом Максим перетирал в пальцах чётки и задумчиво смотрел в огонь.
Дверь скрипнула. На пороге показался слуга, молодой, с обветренным лицом. Он низко поклонился, не решаясь сразу заговорить.
– Ну? – нетерпеливо бросил Яков.
– Там человек, – сказал слуга. – Говорит, что от Ермака.
Братья переглянулись.
– От Ермака? – переспросил Максим, приподняв бровь. – Далекий путь проделал.
– Так он и говорит, – кивнул слуга. – Сам назвался Черкасом Александровым. Просится к вам.
В избе на миг повисла тишина. Потом Яков отложил папку, шумно вздохнул.
– Ну что ж, – сказал он. – Пусть войдёт. Раз уж добрался, послушаем.
– Добрался… – покрутил головой Максим. – Надо же. До самой Камы.
Дьяк, сидевший в углу с пером, тоже поднял голову. Приказчики переглянулись – новость была неожиданной.
Слуга кивнул и вышел. В избе снова заскрипел пол, двери открылись шире, и на пороге появился человек. Сотник Черкас Александров. Высокий, плечистый, в потертом кафтане. Лицо худое, обветренное, глаза усталые и жесткие.
Он поклонился.
– Черкас Александров, – сказал он. – От атамана Ермака Тимофеевича.
Семен указал на лавку:
– Садись. Дорога длинная.
Черкас сел и сразу вынул из‑за пазухи свёрток. Сургучная печать блеснула в свете огня.
– Грамота, – сказал он. – К вам.
Максим наклонился вперёд, разглядывая печать.
– Надо же, – повторил он тихо. – И правда от Ермака.
Максим взял грамоту и передал дьяку. Тот привычным движением проверил зарубку, провёл пальцем по сургучу. Лицо у него стало серьёзным.
– Печать настоящая, – сказал он. – Ермакова.
В избе снова стало тихо. Строгановы переглянулись.
– Ну что ж, – сказал Яков. – Раз дошёл – значит, нужда велика. Слушать будем.
Черкас кивнул, и в его усталых глазах мелькнула тень облегчения.
Дьяк уже собирался раскрыть грамоту, как Никита остановил его поднятой рукой.
– Постой, – устало сказал он, глядя на Черкаса. – Прежде скажи, что там. Ведь Кучум должен был ударить по вам – слухи такие шли.
Слова его прозвучали без лишних эмоций, но в избе все замолкли. Даже приказчики, обычно не вмешивавшиеся в речь хозяев, настороженно приподнялись на лавках.
Черкас кивнул, словно ждал такого вопроса.
– Живы, – сказал он. Голос был хриплый, усталый, но уверенный. – Было тяжело. Кучум и вправду собирал силу, хотел нас смять. Но отбились. Уничтожили множество его воинов.
– Как же вы это сделали?
– Кого с пушек и ружей, кого стрелами, а в основном огненными трубами.
– Что за огненные трубы?
– Есть у нас казак башковитый, он придумал такие. Огонь льется на головы врагов через железную трубу. Но постоянно уповать на них нельзя. Второй раз татары уже будут готовы. Они отошли только на время.
Дьяк медленно огласил письмо вслух.
Суть была проста: Нападение Кучума на Кашлык было отбито, но Кучум скоро придет снова. Без пороха и свинца держаться трудно. Ермак просил помощи – оружием, инструментами, солью и деньгами на наём людей. Взамен обещал пушнину и промыслы.
Повисла тишина. Строгановы переглянулись.
– Вести твои важны, – сдержанно сказал Яков. – Но времена ныне стеснённые. Казна в затруднении.
Максим добавил:
– Ты скажи, где Ермак стоит и сколько у него людей?
– В Кашлыке, – ответил Черкас. – Четыре сотни казаков. Все бою годны. Пороху почти нет. Кучум рать собирает, около города пока только разведка. Остяки и вогулы кое‑где к нам тянутся, промыслом помогают, но пороха не заменят.
– Соляные промыслы прибыли мало дают, – сказал Яков. – Казна выжата, долги на нас висят.
Затем добавил:
– Дорога опасна. Лихие люди, татарские засады. Обозы бьют. Потеряем – убытки будут, и не малые. А грамоты из Москвы противоречивы. То велят людей держать при заводах, то требуют припасы на подготовку к войне. Без царского веления помощи дать не можем.
