Драйвер (СИ) - Север Олег

Когда струг доставили к самой воде, лошадей быстро отпрягли, и под нос судна подкатили особые "подкаты" – короткие, обтесанные бревна, размером с тележку, чтобы струг, даже не на колесах, мог свободно катиться. С десяток дюжих мужиков ухватились за канаты, привязанные к корпусу, и медленно, с кряхтением, потащили его по бревнам. Еще две пары подкладывали подкаты, как только судно перекатывалось на очередную пару, пока днище струга не коснулось речной глади.

Вскоре появилась вереница подвод, груженых всяким добром, и началась неспешная погрузка товаров на струг. Это зрелище не слишком занимало Золтана, и он продолжил поиски князя. Размах работ по обустройству волока поражал воображение. В низинах и топях была уложена крепкая гать, видны следы отсыпки и искусно сложенных подпорных стенок. Там, где путь пересекал ручей, красовался добротный мост, шириной под стать дороге.

Князь обнаружился в самом конце пути, у ворот, где вместе с воями и местными волотчанами уплетал линду́ – наваристую уху из голов сёмги, сдобренную ржаной мукой. Пришлых, по старому русскому обычаю, сначала усадили за стол, накормили до отвала, а уж потом принялись расспрашивать, кто они и с каким делом пожаловали. Линду́ оказалась и вправду на редкость вкусной, а после долгой дороги – еще и весьма кстати. Пока воины уплетали уху, князь неспешно расспрашивал Золтана о дороге, о погоде, о том, как продвигается торговля в их землях. Чувствовалось, что торопиться ему некуда, и что истинную цель визита он оставит на потом. Золтан отвечал уклончиво, стараясь не раскрывать всех карт. Он понимал, что от первого впечатления зависит многое, и старался произвести благоприятное.

После еду князь отозвал Злотана и Арсена в сторону, где княжич вручил ему верительные грамоты. Князь внимательно изучил пергамент, его взгляд скользнул по печатям и витиеватым подписям. Лицо его оставалось невозмутимым, но Золтан уловил едва заметную тень сомнения, промелькнувшую в его глазах. Он затаил дыхание, ожидая вердикта.

"Что ж, Золтан, вижу, прибыли вы с важным делом," - наконец произнес князь, возвращая грамоты. - "Но дела государственные не терпят спешки. Сегодня вы гости мои, а завтра поговорим о делах. Отдохните с дороги, осмотритесь. Волоть – земля хоть и дикая, но богатая и гостеприимная."

Он махнул рукой, и к ним подошел один из волотчан, крепкий детина с добродушным лицом. "Проводи гостей в лучшие хоромы, накорми, напои, покажи им город. Пусть чувствуют себя как дома."

Золтан и Арсен переглянулись. Такой прием был неожиданным, но приятным. Они последовали за волотчанином, оставив князя у ворот. В голове Золтана роились мысли. Он понимал, что князь не так прост, как кажется. За его неспешностью и гостеприимством скрывается острый ум и твердая воля. Предстоящие переговоры будут непростыми. Пока они шли по улицам Волоти, Золтан внимательно осматривался. Город жил своей жизнью, шумной и многообразной. Торговцы зазывали покупателей, ремесленники работали в своих мастерских, дети играли на улицах. Несмотря на кажущуюся простоту, в воздухе чувствовалась сила и уверенность, чего так не хватало его родине.

Май, 1188 года

Гургандж

Визирь государства Хорезмшахов Низам алМулк Шамс ад-Дин Мас’уд ибн Али ал-Харави

Владения Хорезмшахов раскинулись от зыбких берегов Аральского моря и низовьев Сырдарьи до сумрачных гор Загроса, объяли Дженд, Мангышлак, сердце Хорезма, благодатный Хорасан и Персидский Ирак. В этом пестром государстве, где народы, словно ингредиенты в огромном салате, теснились бок о бок, но не смешивались, Низам видел не процветание, а предвестие бури. Его усилия, направленные на то, чтобы сплотить разрозненные племена в единый народ, разбивались о непреклонную волю Туркан-хатын, словно хрупкий челн о скалы. Казалось, ей доставляло дьявольское наслаждение рушить то, что Низам годами воздвигал с таким трудом.

Доведенный до отчаяния, визирь молил султана об отставке, просил назначить на свой пост того, кто окажется достойнее. Ала ад-Дин Текеш, вместо гнева, осыпал своего верного слугу знаками отличия. Ему преподнесли регалии великого визиря, облачив в одежды, достойные царя: белоснежный тюрбан, низанный золотом, шелковый халат, искрящийся золотыми нитями, тунику с подкладкой цвета запекшейся крови, саблю из дамасской стали, рукоять которой усыпана самоцветами. В довершение ко всему, ему даровали чистокровного арабского скакуна, масти рыжего золота, с седлом и сбруей, что слепили глаза чеканным золотом и жемчугом. В качестве нового местопребывания султан предоставил Низам Харави одну из своих резиденций в столице.

Воодушевлённый поддержкой, визирь с новой силой принялся отстаивать свою позицию. Земли, отнятые у тайных врагов и явных недоброжелателей – «ярлыкли-мульк», – щедрой рукой раздавались верным, испытанным и заслуженным феодалам. Тем самым он не только избавлялся от наиболее опасных и влиятельных смутьянов, но и закладывал прочный фундамент для грядущих свершений и реформ. В его распоряжении теперь была преданная знать, сплоченная единством веры и убеждений, а также растущее профессиональное войско, готовое в любой момент встать на защиту его начинаний.

Однако, Туркан-хатын не собиралась сдаваться. Она видела в усилении Низама прямую угрозу своей власти и влиянию, и плела свои интриги с удвоенной энергией. Её агенты, словно тени, проникали во все уголки дворца, распространяя слухи и сплетни, подрывая авторитет визиря в глазах султана и знати. Она умело играла на противоречиях между различными племенами и группировками, сея вражду и раздор.

Понимая, что открытое противостояние с Туркан-хатын может привести к непредсказуемым последствиям, Низам действовал осторожно и расчетливо. Он старался не давать ей поводов для прямых обвинений, избегал резких выпадов и публичных конфликтов. Вместо этого, он сосредоточился на укреплении своих позиций, заручаясь поддержкой влиятельных союзников и создавая разветвленную сеть лояльных ему людей.

Он знал, что победить Туркан-хатын можно только одним способом – доказать султану, что его реформы приносят пользу государству, что его усилия направлены на укрепление власти Ала ад-Дина Текеша и процветание Хорезма. Поэтому, Низам с утроенной энергией взялся за дело, проводя реформы в армии, финансах и управлении. Он привлекал к себе талантливых и образованных людей, невзирая на их происхождение и вероисповедание, и создавал условия для их профессионального роста. Таким образом он стал лидером оппозиции, направленной против старшей жены султана.

Беда подкралась, словно вор в ночи, откуда её совсем не ждали. Однажды утром визирь почувствовал лёгкое недомогание, не придав этому значения. Каждое утро он начинал с глотка сладкого шербета, и даже в самых мрачных снах не мог вообразить, что в этой прохладной сладости таится смерть. С каждым днем недуг крепчал, силы покидали его, словно песок сквозь пальцы, а разум отказывался понимать причину. И лишь когда тень смерти нависла над его ложем, визирю открылась страшная правда – он отравлен. Полные невыразимой печали глаза обратились к султану. Едва слышно, словно шелест осенних листьев, прозвучал его предостерегающий шепот: "Берегись, повелитель, тебя окружают змеи". С этими словами он испустил последний вздох, оставив после себя лишь скорбь, подобную густому туману, окутавшему дворец. Визирь, мудрый, как сама справедливость, был несокрушимой опорой султана и путеводной звездой для народа. Его советы не раз отводили от империи войны и голод, а щедрость его сердца согревала сердца обездоленных. Но, увы, зависть и злоба, словно ядовитые лианы, пробрались и в его светлую жизнь. Расследование выявило чудовищный заговор: отравленный шербет поднесла служанка, действовавшая по наущению коварного евнуха. Шептались, что за всем этим стоит сама султанша, чья красота затмевала лунный свет, но чьё сердце было чернее самой тёмной ночи. Она возненавидела визиря за его безграничное влияние на султана. Её гордость не могла смириться с тем, что кто-то, кроме неё, имеет такую власть над повелителем. И тогда в её голове созрел ужасный план. В тиши ночи, когда лунный свет, проникая сквозь ажурные решётки окон, играл тенями на стенах, султанша приказала своему доверенному евнуху добавить смертельный яд в кубок визиря. Яд этот был привезен из далёких, неведомых земель, и действие его было медленным и мучительным, словно предсмертная агония надежды. Султан, однако, не посмел поднять руку на мать своих наследников. И всю тяжесть правосудия обрушили на голову несчастного евнуха, которого казнили на центральной площади в назидание толпе, собравшейся со всех концов города.