Второгодка. Пенталогия (СИ) - Ромов Дмитрий

– Сука…

Собственность её мне до одного места была, но вот вспомнил старое, и в груди зашевелилось. Чувство неприятное. В последние дни, прямо скажем, мне не до этих воспоминаний было, а тут. Ещё и увидел её опять сегодня.

Ладно. Похеру. Не убивать же её. Любила меня когда‑то… Наверное…

Я снова взялся за дела. Нет, кровь попить с таким материалом можно было, но вот реально прижать очень трудно. К тому же, Никитос сейчас был в ресурсе и всё такое. Если бы разыгрался скандал, его бы могли и турнуть, конечно. А могли и не турнуть, а, наоборот, защитить.

Остальные дела были плюс‑минус на том же уровне, что и по цементному заводу. Одна подшивка правда отличалась, но её я решил подробнее изучить потом. Сейчас нужно было двигать дальше. И, блин, необходимо было придумать новый тайник. Надёжный. Стопроцентный.

На улице уже стало темно. Я вышел из дома и заспешил в сторону главпочтамта. Там мне продали телефонную карту, и я позвонил Романову. Таксофон действительно нашёлся. Он размещался в пластиковой будке в фойе почты.

Будка была, разумеется, совсем не такой, как раньше, но вайб, как говорили мои новые сверстники, почувствовать было можно. Ностальжи, ёлы‑палы… В общем, Романову я позвонил и даже сразу дозвонился.

– Это…

– Я понял, кто это, – недовольно бросил он. – Знаешь шахматный клуб на Советском? Между Кирова и Кузнецким.

– Он до сих пор там существует?

– Через час будь там, – сухо сказал он. – В шахматишки поиграем.

– Я как бы… – хотел сказать я, что шахматист из меня не очень, но он уже отключился.

Ну, что же, шахматы, значит, шахматы. От почтамта до клуба было идти минут пятнадцать, поэтому я решил заглянуть в баню. Там в это время, наверное, был самый пик. Хотя в рабочий день, в понедельник, посетителей оказалось не так и много. Кукуша бросил бар на Любу и, заметив меня, кивнул и вышел на улицу.

– Здорово, – бросил он. – Как дель?

– Нормас, – подмигнул я. – И шикардос.

– Ну, зашибись, тогда. А с телефоном‑то чё?

– Да, перестраховался. Выбросил, чтоб не палиться.

– Перестраховался? – удивлённо переспросил Кукуша. – Эт как?

– Да, так, – усмехнулся я и рассказал ему сначала про вьетконговца, приезжавшего в школу, а потом и про шмон.

У Кукуши челюсть даже и не пыталась встать на место, пока я всё это излагал.

– Ну, племяш… – помотал он головой. – А я думал, у меня херовые новости. Но говорят же умные люди, всё познаётся в сравнении.

– А у тебя там что?

– Матвеич, что ещё. Держи. Я тебе, мобилу организовал. Не новая, но сказали, прям крутая. Симка активная, всё. Но она через какое‑то время может обрубиться. Она левая, в смысле, хрен знает на кого зарегистрированная. Но вроде пока не должны заблокировать.

Он отдал мне телефон.

– Спасибо, – кивнул я. – Сколько должен?

– Приколист, в натуре.

– Рассказывай про Матвеича, чего он?

– Объявился сегодня. Не понял, говорит, мы дела делали, а нас киданули типа? Или чё? Мы по‑братски всей душой, а нам кутак, говорит, бараний? В общем, я предупреждал, он теперь не отвяжется.

– Ты сказал ему, что скоро за всё расплатимся?

– Да по телефону он и слушать ничего не будет. Приедет сегодня в баню париться. Кабинет заказал.

– Во сколько?

– Через час. Меньше уже. Минут через сорок.

– Блин. У меня уже есть одна встречка в это же время. Ладно. Я там постараюсь по‑быстрому закончить и прибегу к тебе.

– Да ладно, я сам с ним перетру, – махнул рукой Кукуша.

– Кстати, не появились у тебя выходы на нарколыг, помнишь, я спрашивал?

– Ну… как бы да. Есть там один мутный крендель, но я не уверен, что с ним можно вести дела, понимаешь? Ну, и опять же, я не знаю, о чём говорить.

– Пока и не надо ни о чём. Но смысл в том, что нам надо купить довольно большую партию дури.

– Зачем? – захлопал глазами Кукуша.

– Есть мыслишка одна. – Потом перетрём. Кстати. А ты можешь ещё одну симку достать. Ну, левую.

– Да без проблем. Я несколько купил. Дать?

– Ага, дать…

В Шахматном клубе было полно народу. Сегодня здесь проходил финал городских соревнований. Детских. Я прошёл внутрь не очень большого помещения. За столами сидели дети, а их родители занимали всё свободное место вдоль стен. Стульев было мало, зато было много всевозможных кубков, фотографий и вымпелов.

Я заприметил неплохое местечко в закутке в дальней части зала и пошёл туда. Оттуда хорошо просматривалось всё пространство и можно было более‑менее свободно поговорить.

– Сергей! – раздалось справа.

Я отыскал взглядом Романова и кивнул в сторону закутка. Он тоже кивнул и начал двигаться туда же.

– Ну, и что с тобой делать? – тихо, но зловеще спросил он вместо приветствия.

– И вам не хворать. У вас, что сын играет сегодня?

– Играет‑играет, – нахмурился он. – Ты меня тут своей дедукцией не впечатлишь.

– Ладно, понял. Чего злитесь?

– Да, не знаю, что с тобой делать. Во‑первых лично Щеглов меня сегодня драл несколько раз. Интимно без свидетелей, публично перед свидетелями и ещё публично перед руководством области.

– Из‑за сынка своего непутёвого?

– Да. Из‑за того, что работу мы заваливаем и не можем найти истинных заказчиков, а хватаем неинформированных исполнителей. Это официально. А неофициально за своего сынка. Честного человека, поставили безо всякой причины на прослушку и всё такое прочее. Сказал, в общем, что я профессионально непригоден. Щас…

Он вдруг преобразился, улыбнулся доброй улыбкой, шагнул вперёд и помахал рукой.

– Саша! Я здесь‑здесь. Мне отсюда лучше видно. Играй, не волнуйся.

Мальчишка лет десяти серьёзно кивнул ему в ответ и уселся за стол. В зале было душно из‑за большого скопления народа. И не очень тихо. Родители негромко переговаривались, и от этого в помещении стоял гул.

– Что за бумаги? – спросил у меня Романов.

– Какие бумаги?

– Не насилуй мой мозг. Что за бумаги ищет Щеглов? Это связано с тем, что нужно Чердынцеву?

– Я не знаю, Пётр Алексеевич, – пожал я плечами. – А почему вы думаете…

– Я не думаю, – резко перебил он. – Я тебя спрашиваю. Когда у тебя был обыск… Ты, кстати, знаешь об этом?

– Знаю.

– Там был какой‑то хер, непосредственно от Щеглова и искал документы. Мне его представили, как майора Раждайкина. Кто, откуда, хер знает. Сам он мне и двух слов не сказал. Такой, восточный немного. Кожа смуглая. Он у вас дома все бумажки перетряс.

– А что именно? Что он искал‑то в наших бумажках? Может, Щеглов мой биологический отец?

– Очень смешно, – прищурился Пётр. – Короче, дела плохие. Я сейчас пока тебя оставляю свидетелем, но есть показания Константина Нащёкина, дружка Назарова. И показания цыганят.

– Я с ними вообще никак не пересекался, с цыганятами. Вообще никак. Ни звонка, ни письма, ни устного разговора. Мне сигнал не от них пришёл вообще‑то, а даже не знаю, от кого. С левого номера. У чуваков конспирация. И что они могут показать?

– Вот и я не знаю что.

– Биллинг же у вас есть. Пицца. Я только про пиццу и знал.

– Ну, это мы между собой можем про пиццу хохмить. А на том уровне… Короче, я думаю, он меня отстранит от дела. Потому что у него явная цель прижать тебя. Поэтому, если у тебя есть какие‑то нужные ему архивы, документы, или что там, лучше отдай. Я тебе не советую тягаться с… С ним, короче. Если меня отстранят, то и по тому делу, по первому, они тебя легко переквалифицируют.

– Да с чего? – возмутился я. – Там чисто работа агента была.

– Было бы с чего, убили бы давно. Не знаешь что ли?

– А с Назаровым как прошло? – спросил я, помолчав. – Со старшим. Объявлялся он? Бабок дал?

– А с Назаровым прошло, как раз хорошо. Он хочет дружить и чтоб за дураком его по‑отечески кто‑то присматривал. А про бабки даже не смей, понял?