— Здорово дрался, — говорит он мне, когда фотосессия завершилась. — Это у тебя была тактика такая — бегать от него почти два раунда, а потом неожиданно устроить взбучку?
— Какая уж тут тактика, — говорю я, задирая майку. — Вон, вчера вечером с лестницы в пансионате шандарахнулся, хорошо, если не перелом.
— Ничего себе! Да как ты с такой травмой вообще в ринг вышел?! Куда твой тренер смотрел? У вас же есть врач в команде!
— А я не стал никому ничего говорить, боялся, что с финала снимут. Не привык я останавливаться в одном шаге от мечты.
— Ну ты, конечно…
У Киселёва нет слов, тут он видит довольного Сегаловича и устраивает ему небольшой разнос. Хорошо, что Лев Маркович поддержал мою версию с лестницей, которую я озвучил после боя ещё и обслуживавшему финальные поединки врачу, пожимает плечами, разводит руками, трясёт головой… Я ничего не знаю, моя хата с краю, короче говоря, «он сам пришёл».
Правда, если сегодня заявятся милиционеры проверять наше заявление, то всё вскроется, а именно тот факт, что трещина была обнаружена ещё вчера, и тренер сборной о ней прекрасно знал. Поэтому нам нет особого резона задерживаться в Ташкенте. Бог с ними, с хулиганьём, благодаря тому типу с дубиной я вообще стал героем в глазах мировой общественности… Ну, ладно, буду скромнее — в глазах некоторых причастных к боксу людей.
Валерий Анатольевич с момента награждения лучится счастьем, улыбка не сползает с его губ, как будто это он сам только что выиграл первенство Советского Союза среди младших юношей. Кстати, младшие-то они младшие, но с 15 лет уже можно претендовать на получение звания «Кандидат в мастера спорта». Оно присваивается, если боксёр одерживает победу на крупном всесоюзном турнире. В моём возрасте куда уж крупнее, но пока разговоров о КМС никто не ведёт, вот и я не буду бежать впереди паровоза.
А тут между делом узбеки чуть ли не протест собрались подавать. Мол, Варченко выступал с травмой. Он не должен был быть допущен к финальному поединку, значит, его победу нужно признать незаконной. На что Киселёв напоминает, как Лемешев в финалесвоей золотой Олимпиады 72-го года боксировал с травмой кисти. И эта травма требовала оперативного вмешательства, на которое советские хирурги не решались. В итоге в 1973 году перед чемпионатом Европы в Белграде Лемешев скрывает свою травму, и до самого финала бережет коронную руку, фактически боксируя одной левой. Только в финальном бою, когда терять уже нечего, он включил травмированную руку и одержал победу. Доводы Киселёва оказываются настолько убедительными, что оргкомитет турнира просит узбекскую сторону лучше лишний раз вообще не муссировать эту тему. А то этого Усманова, чего доброго, засмеют, мол, проиграл больному сопернику. У меня же после таких новостей буквально сваливается гора с плеч.
Билеты на самолёт в Москву у нас с Храбсковым куплены на завтрашнее утро. Сегалович, Валерьян Андреевич и ещё пара ребят с тренерами, у которых нет прямых рейсов в родные города, тоже составят нам компанию. Это кстати, так как с моим разбитым боком я физически не смогу тащить тяжёлый чемодан, две сумки и коврик, у Храбскова тоже своего барахла навалом, а у остальных подарков накуплено куда меньше, наверное, экономили, в общем, любой из них согласится помочь чемпиону. А в Москве уж как-нибудь, может, такси поймаем, чтобы в метро не валандаться, в общем, на месте видно будет.
Пока же мы вместе с Сегаловичем и врачом сборной едем в уже знакомый мне травмпункт, смотреть, что там с моими рёбрами. По пути заскакиваем в «Переговорный пункт», каждому находится кому позвонить. Жаль, мама дома, звонить ей на работу бессмысленно, а домашнего телефона у нас так и нет. Так бы хоть передал, чтобы батя подъехал завтра встретить в аэропорт. Набираю номер Инги, трубку поднимает её отец.
— Максим, ты? Привет! Как выступил? «Золото» взял? Ну молодец, какой молодец… А Инги нет, она в парикмахерской… Ладно, передам, чтобы завтра тебя ждала. Почему не передавать?
— Да вот сейчас подумал, почему бы не устроить из моего появления сюрприз?
— Понятно-понятно… Ну ладно, пусть будет сюрприз, — я буквально вижу, как Михаил Борисович улыбается. — Кстати, тут есть новости по Бузыкину, завтра приедешь — заодно и обсудим.
Интересно-интересно, думал я, опуская трубку, что же это за новости? Неужто взяли за яйца голубчика? Ладно, что толку гадать, нужно просто набраться терпения.
На наше счастье, вчерашнего травматолога действительно нет, сегодня дежурит представитель титульной, так сказать, нации, и мы не подаём виду, что были накануне, всю процедуру я прохожу заново. Когда рентген показывает, что ребро всё-таки не сломано, а трещина, соответственно, за минувшие сутки не рассосалась, все мы испытываем не совсем понятное для травматолога облегчение. Далее меня снова мажут какой-то хренью, туго бинтуют, выписывают рецепт на обезболивающие и советуют показаться дома врачу. Благодарим за оказанную помощь и покидаем гостеприимный травмпункт. Теперь в пансионат, отдыхать и готовиться к завтрашнему отъезду.
Видно, худшие предположения иногда имеют свойство сбываться — в Доме отдыха нас поджидал представитель органов правопорядка. Представился старшим лейтенантом Васильченко. Первым делом достал из папки знакомую бумагу и предъявил её мне:
— Ваше заявление?
Я кивнул, отпираться не было смысла. Хотя я уже и не горел желанием наказать вчерашних отморозков. Хотел просто побыстрее улететь домой, а не вести разборки с местной милицией.
— А вы, я так понимаю, главный тренер сборной, то есть можете представлять интересы этого молодого человека в качестве опекуна?
— Наверное, — беспомощно посмотрел почему-то на меня Сегалович, пожав плечами.
Похоже, он тоже уже пожалел, что наведался со мной вчера в отделение милиции, тем более что я всё равно одержал победу.
— Давайте мы с вами где-нибудь уединимся, и там спокойно пообщаемся.
Сегалович предлагает пройти в его номер. Там старлей записывает наши показания, просит расписаться, затем достаёт из папки небольшую пачку чёрно-белых фотографий и веером раскладывает их перед нами на столе.
— Узнаёте кого-нибудь?
Лев Маркович начал было с самым серьёзным видом разглядывать портреты моих потенциальных обидчиков, но тут же смущённо отстранился:
— Я их в лицо не видел.
Я тем временем внимательно изучаю каждую фотографию, впрочем, без особой надежды на успех. Всё-таки те парни мало походили на преступников, во всяком случае, одеты они были прилично и их лица как-то не сочетались теорией Чезаре Ломброзо[2].
— Вам бы с моим соперником по финалу поговорить, с этим Усмановым, — говорю я. — Может, и раскололся бы. Те трое, судя по всему, его дружки или просто знакомые. Хотя, конечно, их мог подослать кто-то третий, кто знает и их, и Усманова… А что с синими «Жигулями»?
— Ищем, — говорит Васильченко таким тоном, словно уверен в успехе. — Подключили Госавтоинспекцию, хотя преступники могли попросту угнать автомобиль перед тем, как направиться к вам. Правда, в ГАИ пока никто об угоне такой модели не сообщал.
— Я думаю, в Ташкенте не так много «Жигулей» синего цвета третьей модели… Вспомнил, — чуть не подпрыгнул я. — Там на заднем левом крыле была царапина, если смотреть слева направо, то она идёт снизу вверх.
— Ага, запишем, — старлей что-то черканул себе в блокнот.
— А ещё этот, в джинсах и джинсовой куртке, предлагал мне мотоцикл «Яву». Пусть гаишники и по ней тоже поработают, не исключено, они найдут человека, владеющего одновременно и синими «Жигулями», и мотоциклом «Ява». Во всяком случае, за руль «Жигулей» прыгнул как раз джинсовый.
— А вы, значит, утром улетаете? — спросил милиционер, записав мои показания. — Хотя бы на пару дней задержаться не можете?
— Това-а-арищ старший лейтенант, — затянул я с жалостливым видом.
— Ладно, летите. Если что — перешлём фотографии подозреваемых нашим пензенским коллегам. Но сразу скажу, что подозреваемые могут не признать факт подкупа, и мы ничего не сможем доказать — слово против слова. А вот нанесение побоев более доказуемо, поскольку, как вы утверждаете, это видели двое ваших товарищей. Кстати, пригласите их сюда, пожалуйста, я с ними тоже хочу побеседовать.
