— Лев Алексеевич, — вахтенный офицер отвлёк Брусилова от поедания каши, поданной с пылу с жару расторопным вестовым, — англичане отсемафорили: «Приветствуем доблестного адмирала Небогатова».
— Вот же черти островные, — каперанг не подавился, но таки преизрядно закашлялся, — прав Николай Иванович, стократ прав. Передайте в ответ: «Благодарю, желаю счастливого плавания. Вице-адмирал Небогатов».
Лейтенант удивлённо посмотрел на командира, но козырнув, отправился к сигнальщикам. Брусилов отослав «Изумруд» на тридцать миль вперёд, вёл отряд на двенадцати узлах, не особо надеясь на восточном побережье Японии утопить что-либо достойное внимания, но трёхдюймовки крейсеров холостые выстрелы время от времени, всё ж таки производили, особенно когда на горизонте показывались мачты рыбацких лодок. Капитан первого ранга признавал правоту своего адмирала, полагавшего, что рассказы рыбаков о ужасных русских кораблях стреляющих во все стороны, народная молва переиначит в более страшном и кровавом варианте. А этого собственно от русских крейсеров и ожидает высокое начальство что в Санкт-Петербурге, что во Владивостоке — нагнетания паники в стане врага, осознания беззащитности страны Ямато против кораблей северных варваров.
За час до захода солнца Брусилов скомандовал отряду поднять ход до пятнадцати узлов и уходить на юго-восток. Мало ли что может случиться в сумерках или ночью, не зря же на пределе видимости за русскими крейсерами плелись японские миноноски третьего или второго, чёрт их там разберёт, класса. Не хватало на ровном месте споткнуться, получив минную пробоину от отчаянного смертника.
Брусилов подумал, что адмирал и тут оказался прав, заявив, на Военном Совете, что ничтожные силы японцев, прикрывающие Сангарский пролив не что иное, как ловушка. Проскочить пролив, словив мину в борт от смертников на миноносках, нахватавшись снарядов в упор с «Чин-Иена» и «раскорячиться» посреди Японского моря, окружаемым Того и Камимурой — ну его, такое удовольствие. Да, получилось в прошлом году у Иессена, так в прошлом году и Владивосток был практически не защищён, если смотреть с сегодняшних позиций…
Размышления каперанга прервал сигнальщик: «Прямо по курсу огни. Купец. Большой»…
Глава 17
Получая известия о бесчинствах крейсеров Небогатова командующий Соединённым флотом Японской империи молил богов дать ему терпения, и не двинуть броненосцы к Цусимскому проливу, дабы отрезать русскому адмиралу все пути возвращения во Владивосток.
Нет, Цусиму перекрыть, конечно, следует, но позже. Ведь ясно, что рейдеры идут на север, к застрявшим у устья Амура броненосцам-тихоходам, трусливо укрывающимся от боя за минными заграждениями. Хэйхатиро Того не видел смысла рвать машины и огибать Сахалин для долгой возни по утоплению старых калош.
В императорской Ставке адмирала поддержали — здорово, когда половина русских броненосцев в боевых действиях участия не принимает, запершись в узостях Татарского пролива и уподобившись Порт-Артурской эскадре. Достать их, при незанятом Сахалине затруднительно, а угрозу с моря Клапье де Колонг парирует, выставляя всё новые и новые партии мин, очевидно привезённых на одном из транспортов Второй Тихоокеанской эскадры.
Ну, да и демоны с ними, лазутчики из Николаевска доносили, что несмотря на судорожные попытки наладить снабжение углём кораблей Клапье де Колонга по Амуру, на «северной эскадре северных варваров» введён жесточайший режим экономии топлива.
И если Небогатов устремился в Николаевск, надо сделать всё, чтобы там он и застрял, поставив на прикол «Россию» и «Громобой», тогда японский флот будет безраздельно господствовать на море, а унизившему Того русскому адмиралу придётся ждать заключения позорного мира на речной отмели.
К сожалению, о повторении Порт-Артурского варианта с утоплением вражеских кораблей, можно только мечтать — взять Владивосток с нынешними силами невозможно, а без уничтожения «бородинцев» соваться в устье Амура смертельно опасно.
Крайне неприятным сюрпризом для японского генштаба стало существенное усиление мощи крепости Владивосток всего за год. Как-то исхитрились русские и в ущерб перевозкам в Маньчжурию, перебросили значительное количество военных грузов в единственную свою полноценную дальневосточную гавань.
Теперь так просто, как Камимура в 1904 году, Владивосток не обстрелять, даже в залив Петра Великого заходить опасно — мины, подводные лодки, отряд быстроходных русских броненосцев в готовности броситься на добивание подорвавшихся японских кораблей…
А гарнизон крепости, доведённый до полусотни тысяч штыков, по мнению японского генштаба был избыточен для защиты собственно Владивостока и мог быть переброшен на Сахалин и затем, чем не шутят русские черти — и на Хоккайдо.
Поэтому бросок рейдеров через Цусиму и присутствие на борту «Громобоя» вице-адмирала Небогатова, были посчитаны в императорской квартире как поход к Сахалину, где назначено рандеву с быстроходными вспомогательными крейсерами, которые необходимо провести во Владивосток, для последующего использования в качестве транспортов для перевозки десанта…
И хотя морские офицеры считали, что Николай-сан заберёт у броненосцев Клапье де Колонга весь уголь, превратив броненосных старичков в плавучие батареи, и запустит вспомогатели, «Светлану» и «Мономаха» в крейсерство, блокируя Японию с восточного и южного направлений, мнение армейцев возобладало. Открыть охоту на отряд Небогатова и утопить русского адмирала повелел сам император.
Того сторожил у Владивостока броненосцы Бирилёва, а Камимура, получив высочайшее указание поймать Небогатова и подкрепление из «Якумо», «Асама», «Сума», «Акицусима» и дивизиона эсминцев, воодушевился, подготовился к броску, и внимательно отслеживал перемещения четвёрки русских крейсеров, гоняющих беззащитных рыбаков у Токийского залива.
«Урал», замеченный японскими наблюдательными постами, явно спешил на соединение с «Громобоем», «Россией», «Изумрудом» и «Рионом». Враг наверняка собирался использовать вспомогательный крейсер в качестве угольщика, ибо боевая мощь огромного парохода равнялась нулю…
У пролива Невельского Камимура постоянно держал тройку миноносцев, в задачу которых помимо наблюдения за русскими входило и оповещение о возможном прорыве Клапье де Колонга во Владивосток. Тогда двум миноносцам надлежало вывалить на пути русских несколько десятков плавучих мин, специально подготовленных для этого случая и всячески притормаживать врага. Третий эсминец на всех парах должен был мчать в Вакканай.
5 июня русские подтащили пару морских дальнобойных трёхдюймовок в разрушенный артиллерией японских миноносцев Де-Кастри и пытались достать корабли Камимуры с берега. Такие же орудия, были замечены и в бухте Невельского. Очевидно, враг задумал устроить несколько подвижных береговых батарей и постепенно, шаг за шагом, «выдавить» малые японские суда из Татарского пролива.
По правде говоря, адмиралу надоело сторожить трусоватых русских, которых загнал в реку флаг-капитан Рожественского. Нет, штабной офицер не может быть хорошим флотоводцем. Робкий Клапье де Колонг посадил на мель свои броненосцы, превратив их в плавучие батареи. А предназначение кораблей — бой!
7 июня базирующийся в Вакканае Камимура практически одновременно получил сведения о демонстрации русских крейсеров у Токийского залива и о попытке броненосца береговой обороны «Ушаков», в сопровождении двух десятков катеров и баркасов тральной партии, выйти на чистую воду.
Уточнив, что ББО находится в проливе в гордом одиночестве (если не принимать во внимание катера и баркасы) вице-адмирал понял, что «Ушаков» намеренно привлекает к себе внимание, дабы переход русских рейдеров прошёл успешно.
Потому и на призыв командира отряда миноносцев о подкреплении, адмирал реагировать не стал, посоветовав лишь усилить наблюдение.
Миклуха, перед выходом «Ушакова» на позицию, имел разговор с Клапье де Колонгом, лично прибывшим на броненосец. Итогом беседы, крайне неприятной как для капитана первого ранга, так и для «свежего» контр-адмирала стало разрешение «действовать по обстановке».
