И такие потери стали возможны лишь потому, что в строю в той армаде немцев осталось большинство истребителей, а они мальчиками для битья не были и огрызались с диким остервенением. Таким образом наши с немцами разошлись практически один к одному.
Что касается меня, то расстреляв весь свой боезапас я вышел из боя еще до прибытия наших самолетов, уступив эстафету уже им. Слетать на базу, дозаправиться-довооружиться и вернуться обратно в бой уже не успевал, да и догонять оставшихся и подранков не та у меня скорость. Но зато в качестве РЭБ мне не было равных: «Вставай страна огромная» не смолкала в наушниках немцев все то время, пока шел бой наших с ними. При этом иногда выключал песню и кричал на их волне, что мол они все там пассивные педики, придурки, свинособаки и, вообще, встретимся над Германией. И вновь врубал песню. Немцев это явно бесило и наверняка приводило к тому, что на эмоциях они допускали всевозможные ошибки и, либо попадали под огонь пушек и пулеметов наших самолетов, либо даже сталкивались и сами со своими и, наверное, с нашими. В небе над Новгородчиной было очень тесно!
- Дяденька летчик! Да что ж мы-то не атакуем? - пищали во второй кабине девчата.
- Нечем атаковать. Патроны кончились, сбегать некому...
- Я сбегаю, товарищ летч... ой... да, ну вас.. - попалась на шутку одна из них.
Вообще, удивительно было, что таких пигалиц брали в боевую авиацию, да еще и ночную. Им бы еще в куклы играть, а они немцев бомбят. И неплохо бомбят, надо сказать.
И тут одна из "ведьмочек" выдала, увидев вывалившийся из свалки немецкий истребитель, который закладывал вираж, очевидно собираясь атаковать кого-то из наших.
- Тараньте его, товарищ летчик!!! Тараньте!
- Ты что сдурела там? Отставить таран!
А немец, тот которого мне и предлагалось таранить, видимо заметил нашего «Мишку» и сам пошел в атаку. Идти-то атаковать он может, но вот летать боком - нет. И теплоловушек у него нет. И, наверное, надо было бы видеть его лицо, когда цель, перед тем развернувшаяся к нему носом, вдруг полетела боком, да еще и расцветилась султаном огненных стрел. И то ли попал не стрелявший немец, то ли я по нему стрелял - вот уж ему загадка. «Мессер» проскочил, разумеется, мимо, а я спикировал от греха к земле и уже там тихонечко притаился на фоне зимнего леса. Вися над ним, конечно же, на сотне метров, чтобы не поднимать снежную пыль и не выдавать себя зрительно.
А тут снова неожиданный вопрос...
- Товарищ летчик! А вы комсомолец? - я аж поперхнулся.
- Хм... Нет...
- Коммунист, значит?
- Тоже нет...
- Тогда понятно, что вы беспартийный и нет в вас стержня!
Во загнула-то...
- Это кто ж там такая мне это говорит?
- Сержант Лисичко! Между прочим, комсомолка и спортсменка!
- И просто красавица! - закончил я популярный у нас мем, до которого здесь еще почти четверть века - Но насчет стержня ты не права. И в партии я состою, но не в ВКПб.
- Как это? У нас же нет других партий...
- В партии любителей пива состою, моя хорошая. - ну, не говорить же ей, что я уже с весны 2014 года член партии «Единая Россия»...
- В како-о-ой партии? Да, вы... Да, вы...
- Вот кто я и почему я - тебе капитан госбезопасности Денисенко объяснит. Отдельно! Отставить разговоры!!!
- Есть отставить разговоры! Но на комсомольском собрании мы вас осудим!
- За шо это? - у меня даже глаза на лоб полезли...
- За то, что вы струсили таранить немецкий самолет! - не унималась пигалица.
- А... Ну, тогда ладно... Счет нами с вами сбитых вели?
- А... Э... Ну... А...
А вообще, молодцы девчонки. И насчет стержня правы, черт возьми! Да, у меня не было гражданского стержня их «образца», а они понимали его только так, но со своим все у меня же в порядке. Однако ж морально-волевые качества все равно остаются одинаковыми во все времена. Только в моем случае они помножены на мой богатый боевой опыт не только здесь в Великой Отечественной, где я был чуть ли не богом войны со своими вертолетами, но и в Чечне и в Сирии. У девчонок он был только такой, какой был и не очень-то и богатый. Плюс незнание ими всех возможностей моей машины.
И я видел наперед этих девчонок и четко знал, что каждое оружие может принести гораздо больше пользы нам и вреда врагу, если не растратить его глупо. Пойти на таран в этом нашем случае - незачем! У меня нет безысходности. Только в безвыходной ситуации можно таранить и, по сути, разменять одну машину на другую. Но только в моем случае такой размен будет очень неравноценным. Боевые возможности моего «Мишки» гораздо больше, чем возможности какого-нибудь даже не истребительного полка, а целой истребительной авиадивизии. Учитывая, что мой вертолет еще и штурмовик, да к тому же, ночной, то одна моя машина это уже... Даже подсчитать не возьмусь... Так что мне точно не следовало соваться в свалку, где я без боеприпасов не смогу сделать ничего. А с боеприпасами могу бить врага даже не суясь в ту же свалку, со стороны. И еще я могу мешать врагу ориентироваться и координировать действия. Что, в общем-то, и делал напрочь забивая вражеские частоты нашей самой знаменитой песней про войну.
***
После того даже не боя, а полноценной авиабитвы, покоя нам с Олей не было дня три. Мы занимались тем, что вывозили из немецкого тыла сбитых наших летчиков, которым удалось выжить при падении их самолетов или спуститься на парашютах. Интересно, что немцы в этот раз даже не пытались расстреливать наших летчиков на парашютах - им просто не до того было. Как потом выяснили наши особисты, ни по одному парашютисту не был сделано ни выстрела. И только на земле в паре случаев они вступили в перестрелку севшими, так же на парашютах, неподалеку от них немецкими летчиками. И это только те случаи, где наши из перестрелки вышли победителями. А там где немцы убили наших, мы и выяснить не могли.
И технология поиска была довольно простой. Район его мы знали и вначале вместе просто прочесали поквадратно. Обнаруживали летчиков при помощи сканера. Причем, обнаруживались, как наши летчики, так и немецкие. Погибших мы, увы, запеленговать не могли. В каждом случае, когда летчики находились в лесу, Оля сбрасывала сразу по три вымпела. Когда они были в поле - по одному. И нашим и немцам, раз не «отсортировать» по сканеру. В поле вымпел своей красной лентой не зацепится за ветви, а в лесу это было очень вероятно, но все же надежд на то, что хоть один вымпел долетит до земли, с тремя ими сброшенными, было больше.
В каждом вымпеле, сделанном из стрелянных 23-миллиметровых гильз, находилась записка, чтобы летчик выходил к любой поляне размером не меньше метров 30 , которую он найдет сам. Оттуда мы его и заберем в течение пары дней. Особо было отмечено, чтобы летчики не делали для нас никаких обнаруживающих их знаков - найдем и без них, раз уж и так видим где они.
На случай, если вымпел попадет немцам, мы ничего не предпринимали. Увидеть кто подходит к вертолету несложно, а стрельбой из пистолета нанести ему вред нереально. Но заранее готовились к тому что, если выйдет немец, то его валить без разговоров. Без жалости! Нам спасенный немецкий летчик в небе был не нужен. Тоже самое касалось и групп летчиков. Наши-то будут по одному, максимум по два. Но если группа от трех и более, т.е. экипажи бомбардировщиков, то таким мы решили даже вымпел не сбрасывать, а уничтожать сразу. Я, правда, переживал, что Оля этого делать не будет, но настоятельно просил. И напомнил ту хронику, что показывал ей там, в 2024 году. Был, однако, риск, что за экипаж немецких летчиков мы посчитаем группу или группы партизан, но то вряд ли. Район, над которым шла воздушная битва, был чуть в стороне от партизанского края [1] и вероятность уничтожить своих была минимальна. Поэтому мы смело приняли такое решение, о котором я доложил только Денисенко.
