Узнав о «побеге» из Татарского пролива «Ушакова» Камимура только затейливо выругался (по-английски) но дёргать крейсера вдогон не стал — Небогатов был куда как более «жирной» добычей…
А броненосцем береговой обороны пускай займётся Того, которому наверняка захочется перехватить и утопить хоть и небольшой но всё-таки БРОНЕНОСЕЦ Российской империи. Какой-никакой, а успех…
Миклуха, не зная замыслов адмиралов, как своих, так и чужих, гнал «Ушакова» на двенадцати узлах вслед за японскими миноносцами, стараясь за светлое время суток пройти как можно большее расстояние. На военном совете старший офицер высказал предположение, что японцы намеренно не препятствуют их продвижению и уже подготовили «торжественную» встречу «Ушакову» на выходе из пролива. Принимать бой Миклуха намеревался в виду материкового берега, чтобы в случае гибели корабля, часть экипажа могла спастись. Офицеры с энтузиазмом поддержали боевой настрой командира и начали прикидывать, какие вражеские корабли их могут встретить. По мнению кают-компании выходило, что Камимура бросит на броненосец береговой обороны один из броненосных крейсеров и пару бронепалубников. Больше вряд ли, ведь основные силы ушли на перехват отряда Небогатова. В таком случае в узостях Татарского пролива, стеснённый в манёвре противник не сумеет держать выгодную для себя дистанцию, не сможет в полной мере использовать преимущество в скорости и определённые шансы у «Ушакова» есть, если, конечно, артиллеристы не подведут.
А вот коль перехватят в Японском море, да парой броненосных крейсеров, тогда ничего не остаётся как принимать бой и погибать, стараясь нанести как можно больший урон неприятелю.
Миклуху настроения офицеров порадовали, даже пессимистическую версию с героическим утоплением «Ушакова» молодёжь и возрастные лейтенанты обсуждали с азартом, намечая как замещать убыль в расчётах, как быстро поднять андреевский флаг, если тот будет в бою сбит или уничтожен огнём японской эскадры…
В 13.45 прошли мимо Де-Кастри, на четырнадцати узлах — проверяли машины перед боем и прорывом. Механизмы на удивление работали «как часы» и каперанг отметил прекрасную работу «всей чумазо-масляной братии». Тут надо отдать должное и мастеровым с «Камчатки», здорово помогшим механикам броненосца в срочном ремонте наиболее износившихся и проблемных узлов. Да и то, что после прихода эскадры в Татарский пролив, спешный ремонт шёл лишь на трёх кораблях: «Сисое», «Наварине» и «Ушакове» (командиры на остальных как-то не особо рвались чиниться и выходить на бой) помогло привести корабль Миклухи в более-менее приличное состояние.
С наблюдательного поста в Де-Кастри отсемафорили, что японские миноносцы прошли на полном ходу, на запрос каперанга о сбросе врагом плавающих мин был получен отрицательный ответ.
— Ну что, Александр Александрович, — командир весело глянул на старшего офицера, — полный вперёд и в бой?!
— Полный ход я бы не давал, Владимир Николаевич, поберёг машины до выхода из пролива, двенадцать узлов — не более.
— Так и пойдём, дюжина, значит дюжина.
«Ушаков» до наступления сумерек бодро проскочил вполне приличное расстояние, противника видно не было, ещё с двух наблюдательных постов сообщили, что японские миноносцы на восемнадцати-двадцати узлах уходили на юг, не принимая попыток к сбросу мин. Миклуха повеселел.
— Господа, хотите пари, на шампанское, — обратился каперанг к офицерам на мостике, — ставлю на то, что ночь пройдёт спокойно. Нам позволяют максимально отбежать от узостей пролива Невельского, где трёхдюймовки по берегам спрятаны, — всё поддержка, хоть и слабенькая. Выманивает, выманивает Камимура, или кто там у него в Татарском проливе за главного остался. На «большую воду» выманивает…
— Жаль, — старший артиллерист лейтенант Дмитриев вздохнул, — в проливе точно бы зацепили японцев главным калибром, а в открытом море попасть из расстрелянных стволов ещё та задачка.
— Вы уж постарайтесь, Николай Николаевич, а я всё сделаю, чтобы подогнать неприятеля под ваши пушки, — Миклуха в предвкушении боя находился в необычайно хорошем настроении.
Спорить с командиром офицеры не стали, и правильно сделали, — ночь прошла без происшествий, равно как и утро. Время шло к полудню, а русский броненосец утюжил Татарский пролив в гордом и каком-то даже неприличном одиночестве. Ночью ход сбавляли до пяти-шести узлов, шли без огней, тщательно проинструктированные кочегары уголь в топки закидывали аккуратно, и уголь качественный, без пыли, — искр не было. Расчёты подрёмывали у орудий, большая часть команды предпочла провести ночь на палубе — тем более аварийных партий, созданных на случай подрыва броненосца, Миклуха не расформировывал, резонно решив дождаться утра…
Командир стоял на мостике, задрав голову, ожидая сообщений от сигнальщиков с «верхотуры», но те не спешили поделиться новостью о дымах или силуэтах вражеских кораблей, что невероятно нервировало бравого капитана первого ранга.
Мусатов порадовал сообщением от старшего механика Яковлева о хорошем состоянии машин и возможности увеличить скорость, чем «застоявшийся» Миклуха с удовольствием и воспользовался.
В 17 часов 35 минут 8 июня 1905 года, когда уже казалось — ещё чуть и закончится этот длинный выматывающий день в ожидании боя, (многие на «Ушакове» эмоционально «перегорели») сигнальщики дружно и синхронно заорали: «дымы, дымы с норд-норд-оста»…
— Ага, просчитались голубчики, — обрадовался Мусатов, — не ожидали, что мы так быстро пробежим Татарский пролив, вышли встречать, да не подрассчитали! Теперь догонять и догонять, а темнота совсем скоро!
— Да уж, Александр Александрович, больно прыткий «Ушаков» оказался, честь и хвала нашим механикусам, — Миклуха, получив известие о противнике мгновенно успокоился, — но радоваться рано. Отправят, непременно отправят японцы миноносцы в ночную атаку, чтоб добить на следующий день крейсерами. Николай Иванович именно о такой тактике самураев и говорил. Что ж, полный ход!
Конечно, шестнадцать проектных узлов броненосец не выжал, показав лишь четырнадцать с четвертью, но и этого хватило, чтобы удерживать три японских миноносца, на почтительном расстоянии. Впрочем, они и не рвались сближаться с «Ушаковым» ближе 40–50 кабельтовых. Артиллеристы издёргались, посматривая на неспешно прохаживающихся по мостику Миклуху и лейтенанта Дмитриева. Старший артиллерист согласился с командиром, что пока не видно японских крейсеров, изготавливать к бою главный калибр нет резона, тем более «ворочать» башни на полном ходу. А от миноносцев, рвани они в атаку, вполне возможно отбиться и без «десятидюймовых аргументов»…
В 19.50 миноносцы, идущие на левом траверзе «Ушакова», начали обгонять русский броненосец, к тому времени сбросивший ход до 11 узлов. Миклуха отреагировал предсказуемо — отдал приказ в машинное отделение «раскочегарить до самого полного» и дал отмашку командиру носовой башни лейтенанту Тыртову, чтобы тот, по возможности незаметно от японцев изготовился к стрельбе. Шанс, что первым-вторым залпом, без пристрелки, удастся накрыть юркие миноносцы был ничтожно мал, но хоть отогнать их подальше, да и разрядку людям дать — все они измучились в ожидании боя, а так в сторону врага пальнут, сбросят нервное напряжение. Не единой же чаркой волнение «глушить»…
Но артиллерийско-психологической заготовке командира «Ушакова» не суждено было реализоваться — едва броненосец стал «незаметно» принимать влево, дабы облегчить стрельбу носовой башни, японцы резко отвернули и показав корму, удалились на безопасное расстояние.
— Хитры бестии, обучены, такие под главный калибр не сунутся, как считаете, Борис Константинович, — обратился Миклуха к минному офицеру, лейтенанту Жданову.
— Японцы противник грамотный, повоевавший, но мне одно непонятно, Владимир Николаевич, где крейсера, неужели Камимура все силы бросил на поимку Николая Ивановича?
— Не знаю, — вмиг помрачнел каперанг, — жаль, если мы впустую пробежались, не оттянув броненосные крейсера неприятеля, хотя бы пару, от Курильских проливов. Не прощу себе, если с «Ушаковым» что случится на переходе и отряду Небогатова наш прорыв не поможет…
