— Дела, Михаил Николаевич, дела. Ещё раз приношу извинения, что не встретился с вами сразу как прибыл на эскадру Константина Константиновича. Аврал, спешка, завтра выходим крейсерами в океан, каждая минута была на счету. Сейчас же, могу с вами два, три часа, да столько, сколько потребуется, обсуждать положение дел на Сахалине. Но с чего вы взяли, что японцы готовят высадку на острове? У меня такой информации нет, неужели по вашей линии докладывают одно, а флот и знать ничего не знает?
— Исключительно предчувствие, господин вице-адмирал. Понимаете, до прихода кораблей Сахалин японцам и даром был не нужен, а сейчас обложили остров, рыскают вражеские миноноски, обстреливают с моря дружинников. Полковник Арцишевский докладывает о невозможности оборонять юг острова. Даже Корсаковский пост японцы могут взять за полчаса и их высадке помешать нечем. Ваши молодцы с «Новика», конечно герои, сумели прогнать японцев снова в море, но без русских военных кораблей в заливе Анива я не вижу возможности отстоять южный Сахалин. Об этом и телеграфировал императору, уж простите, Николай Иванович, что через вашу голову.
— Ничего, я вашу озабоченность понимаю. Только, Михаил Николаевич, не ждите в заливе Анива наших кораблей. Вот в заливе Терпения, возможно, будут появляться крейсера. Но Корсаков с моря мы защитить, увы, не можем. Пока не можем. Скажу откровенно — удерживать юг Сахалина бессмысленно. Наоборот, если японцы решатся на высадку в Корсакове, — чёрт с ними. Арцишевский мечтает о генеральском чине, вот и пускай не зевает. А если случится японский десант, организованно отступает на север, сражаясь за каждую версту, всемерно замедляя продвижение неприятеля.
— Николай Иванович, я понимаю. Вы — флотоводец, в наши сухопутные дела лезть не желаете, во главу угла ставите сбережение кораблей. Но коль стоят российские броненосцы между материком и островом, целая эскадра, прошу помочь с переброской грузов на Сахалин. Защитникам острова скоро нечего будет жрать, извините за грубые слова, но вопрос снабжения провизией воинских команд и дружин — первостепенный!
— Поделимся чем можем, с голоду пропасть не дадим. Но скажите, Михаил Николаевич, читал я рапорта от мичманцов, которые по берегам вашего замечательного острова наблюдательные посты оборудуют и вот что во всех донесениях отметил общее. На взгляд флотских офицеров дружинники резко разделяются на две части. Немногие преисполнены энтузиазма в связи с приходом флота, искренне помогают, подсказывают где лучше установить орудие, ловки на земляных работах. Но большинство плевать хотело на Россию и в дружину пошли для сокращения срока. Рассчитывать на таких вояк нельзя, потому моё вам предложение, если хотите — приказ: оставить оружие только лучшим, а у воров и жуликов, чёрт с ним, статус дружинника сохранить, но винтовки отобрать и всех в «трудовые роты», можно и по-иному назвать, не суть. Главное, чтобы они делом были заняты — работы по обустройству позиций и береговых батарей много, отвлекать туда матросов нерационально. А тех дружинников, кого мои офицеры положительно отметили, я заберу, ну скажем, во «флотский вспомогательный батальон». Всё равно ведь они после войны в каторгу не вернутся, а Тихоокеанскому флоту Сахалин придётся осваивать. Думаю, не последняя это война с Японией, а на дальневосточных рубежах нам каждый человек дорог, тем более, если это честный, пусть и оступившийся, но горячий патриот России.
— Далеко заглядываете, господин вице-адмирал. Ну что ж, с вашей флотской колокольни, или как там, мачты, реи — виднее. Я получил прямое указание государя выполнять все ваши распоряжения касаемо обороны Сахалина, мои офицеры и чины тюремного ведомства с высочайшей волей ознакомлены. Однако ж, Николай Иванович, у меня к вам помимо вопросов административных, есть ещё и чисто военный. Поделитесь пулемётами. Офицеры, повоевавшие в Маньчжурии, говорят, что это оружие двадцатого века. А вашим громадинам они зачем?
— Простите, господин генерал-лейтенант, — вклинился в разговор Клапье де Колонг, — я ведь передал на берег пять пулемётов и двадцать малокалиберных орудий с изрядным запасом патронов и снарядов. Более дать не можем — готовимся к установке пулемётов на катера, чтобы обстреливать с моря возможный десант неприятеля.
— Подождите, Константин Константинович, — остановил контр-адмирала Небогатов, — не горячитесь. Гарнизону Сахалина и надо то продержаться месяц, даже меньше. Из Владивостока в Николаевск отправлено два пехотных батальона, на очереди ещё четыре. Я настоял перед государем, чтобы на Сахалине вдобавок к уже имеющимся войскам была размещена стрелковая бригада. Но в Петербурге решили, что бригады недостаточно. Да, Михаил Николаевич, подкрепление будет серьёзным. И пехотой и артиллерией. Вначале Владивосток поделится, как бы тамошние генералы и полковники не переживали за оборону. Ничего, береговые батареи, минные позиции и мощная действующая эскадра не по зубам японцам, а пока есть флот — десанта на Владивосток не случится. С Сахалином сложнее. Камимура фактически контролирует залив Анива, но высаживать матросов с кораблей вряд ли станет. Мичман, точнее уже лейтенант Максимов и ваш полковник Арцишевский здорово уполовинили экипажи японского отряда, захватившего Корсаковский пост…
Небогатов ещё полтора часа рассказывал Ляпунову что делать в случае высадки японцев. Адмирал пытался «вдолбить» губернатору Сахалина, что людей нужно беречь и у Корсаковского поста, в зоне досягаемости восьми и шестидюймовых орудий с крейсеров Камимуры баталии и штыковые атаки устраивать глупо и преступно. А вот «зацепиться» в 10–15 верстах от побережья, устроить партизанскую войну, не давая врагу продвигаться на север — это и есть задача полковника Арцишевского, для которого командующий флотом клятвенно обещал выхлопотать перед самодержцем звание генерал-майора, если тот удержит ситуацию под контролем и северный Сахалин, «Амурская база» флота будут в безопасности. Ляпунов отбыл с «Наварина» довольным и успокоившимся. Небогатов умел вдохновить подчинённых, а генерал-лейтенант со своей каторгой, как ни крути — были сейчас «под флотом». Отбив бодрую телеграмму Арцишевскому Михаил Николаевич важный и строгий (Небогатов потребовал сохранить разговор в тайне) «накрутил хвоста» чинам своей канцелярии, но потом расслабился и предложил выпить за Россию, императора, российский флот, армию, за адмирала Небогатова…
Самому же адмиралу Небогатову было не до выпивки. Распрощавшись с Ляпуновым он отдал приказ «Николаю», «Мономаху» и «Светлане» выйти сейчас, 16 июня в море и дожидаться вспомогательные крейсера и госпитальный «Орёл» у мыса Марии, будучи в готовности к отражению атак японских миноносцев.
Вице-адмирал решил избегнуть толчеи и возможных посадок на мель при выходе всех семи судов разом. Да и самые грозные корабли на следующий день будут не стеснены в манёвре и прикроют, если потребуется, госпиталь и тройку «вспомогателей».
Попова, Смирнова и Шеина командующий «подбодрил» приказав отсигналить начинающим манёвр кораблям: «Проходя фарватерами соблюдать предельную осторожность. Помнить о „Богатыре“. Каперанги впечатлились и выбрались на чистую и большую воду (разумеется, в сравнении с Амурским лиманом) без происшествий.
Здесь нужно отдать должное инициативе и распорядительности флагманского штурмана второй Тихоокеанской эскадры, полковника Владимира Ивановича Филипповского. Блестяще проведя старые броненосцы в устье Амура он не успокоился и, невзирая на возраст и болячки, с благословения Клапье де Колонга собрал молодых штурманов и отправил их на катерах картографировать район возможных боевых действий. Южнее мыса Лазарева ходили осторожно, на баркасах — минные банки это не шутка, а вот в Сахалинском заливе полковник молодёжь погонял изрядно. Выучка судоводителей, благодаря такой интенсивной практике резко выросла и Небогатов на второй день пребывания в Николаевске, отправил в Петербург представление на чин генерал-майора и орден св. Владимира с мечами для неугомонного полковника, — заслужил.
