— Николай Иванович, тогда почему вы против идеи отбуксировать „Сома“ к проливу Лаперуза? Глядишь, и подловят наши „водолазы“ самого Камимуру на „Идзумо“.
— Только лишь потому, что самодвижущиеся мины ни к чёрту, отказов больше чем на миноносцах. Из трёх если одна сработает — успех. А рисковать лучшими кадрами, каждый из которых на вес золота я не могу. Дождёмся германских мин, они уже заказаны, оплачены и скоро двинутся к нам, на восток. Пока же тренируются пускай наши покорители глубин. Они свой хлеб и так едят не зря. Я телеграфировал императору и генерал-адмиралу, что наличие подводных лодок во Владивостоке — фактор стратегический. Это Беклемишев и Плотто не дают японцам пройти в залив Петра Великого. Это их „керосинки“ страшат Того, а вовсе даже не „бородинцы“…
— Ну, заговорили мы вас, Константин Константинович, пора и честь знать. Надо ещё с бумагами разобраться, подписать приказы по флоту, те, что вашей доблестной „Сахалинской эскадры“ касаются.
Вице-адмирал не поддался на уговоры заночевать на „Наварине“, сославшись на ворох неотложных дел, и отбыл вместе с Семёновым на „Урал“.
Утро 17 июня 1905 года выдалось дождливым, но морось и сырость не помешали штурманам и лоцманам идеально вывести „Урал“, „Терек“, „Орёл“, и „Кубань“ к мысу Марии, где их дожидались „Николай“, „Светлана“ и „Мономах“.
Небогатов ранее имел разговор с Поповым и заявил, что командирует его в Петербург за адмиральскими „орлами“ и подкреплением для флота. Бравый каперанг расчувствовался и испросил разрешения вывести крейсер ещё в один поход, стоя на капитанском мостике, дабы потом, во Владивостоке передать „Мономах“ в достойные руки. Командующий не возражал. Хотя и удивился, с чего вдруг Попов решил, что получит приказ прорываться на броненосном старичке в залив Петра Великого. Нет, там уже есть идеальная „брандвахта“, — Небогатов сберегая ресурс новых кораблей сразу после прихода в Золотой Рог отряда „бородинцев“ начал нещадно эксплуатировать „Донского“.
И пусть скоростью ветеран флота похвастать не мог, но командир и старший офицер старого крейсера были отменными воспитателями, и на „Донской“, на выучку к Лебедеву и Блохину Небогатов, а затем и Бирилёв отправляли „прохлаждающихся“ матросов с „Бородино“ и „Богатыря“. Простаивающих офицеров и артиллеристов адмиралы загоняли на „бородинцы“, а вот кочегары и новобранцы Экипажа отбывали на „Донском“ свою „учебную повинность“, выслушивая педанта Блохина, как надлежит орудовать лопатой, как правильно подбрасывать уголь в топку и т. д.
Старшие офицеры флота понимали, что после войны такой „антиквариат“ как „Донской“ и „Мономах“ даже в учебные корабли не сгодится. А потому решение Небогатова даже Лебедев не критиковал и не оспаривал. Но, похоже, Попов всерьёз ожидал для „Мономаха“ ответственного задания.
Вице-адмирал понять не мог, откуда у командиров „Николая“ и „Мономаха“ уверенность, что они пойдут во Владивосток. Вообще Николай Иванович многого не мог понять. Например, как нелепые слухи, рождавшиеся во владивостоксих кабаках о скором десанте на Хоккайдо, через неделю облекаются в императорскую директиву, точь в точь повторяющую пьяное бахвальство и стратегический бред писарей из штаба Тихоокеанского флота и Владивостокской крепости…
В кругу единомышленников адмирал позволял себе пошутить, что уровень стратегического мышления у питерских стратегов вполне соответствует унтерам гарнизона и кондукторам эскадры и поменяй их местами, ничего в военной политике империи не изменится.
Семёнов, посвящённый в планы командующего, сожалел, что так и не удалось добавить хотя бы ещё пару 120-миллиметровых орудий к двум на „Урале“ имеющимся. Каждый ствол выше трёх дюймов был у Клапье де Колонга учтён и отрывать столь нужные для обороны водного района орудия для установки на вспомогательный крейсер контр-адмирал категорически не разрешил. Куда девалась его мягкость и податливость. Владимир Иванович даже пытался через Небогатова надавить на строптивого „сахалинского адмирала“, но комфлота посмеялся и поддержал Клапье де Колонга.
— Всё, Владимир Иванович, отплавались. И вы и я. Даст Бог, придём во Владивосток и оба на берег, бумаги перебирать. Заждалась нас штабная работа, да и Свенторжецкий скучает. Как только соединимся с Брусиловым, оставляете „Урал“ на старшего офицера, он у вас дельный, справится, и со мной на „Громобое“ во Владик. Не испугаетесь? Я то дважды проходил Цусиму и туда и обратно, а вам — впервой.
— Куда я от вас, Николай Иванович, но жаль, не удалось усилить артиллерию на „Урале“. Да и на прочие вспомогательные крейсера не мешало бы от четырёх до восьми скорострельных шестидюймовок поставить. Совсем бы другие корабли получились.
— Эк вы хватили, господин капитан второго ранга. Не только вам, и мне этого хочется. Но — откуда взять? Одно радует — идут радиостанции германские к нам, недолго вашему крейсеру гордиться своим, единственным на флот дальнобойным радиотелеграфом. И орудия снимают частью с Черноморского флота, частью с балтийской береговой обороны. Хотя сие означает — война до победного конца. Закусил удила император, а родственнички подзуживают. Как же — „маленькая победоносная война“. А расхлёбывать — нам…
Небогатов, неспешно обогнув северную оконечность Сахалина и к полуночи 17 июня „притормозил“ свой отряд у мыса Клокачёва. Идти далее „всем табором“, равняясь на тихоходов, вице-адмирал не собирался. Поэтому приказал вскрыть пакеты на „Николае“, „Кубани“, Тереке» и «Мономахе». Пока командиры знакомились с содержимым опечатанных больших конвертов, «Урал» «Светлана» и «Орёл» устремились в ночь, держа курс на пролив Буссоль.
Шли с потушенными огнями, светомаскировку соблюдал даже плавучий госпиталь, кавторанг Лахматов лично обошёл все каюты. Яков Константинович, конечно раскритиковал адмирала, приравнявшего госпиталь к рейдерам, но прятаться предстояло лишь эту ночь, далее «Орёл» не скрываясь и неся все положенные судну Красного Креста огни будет следовать за крейсерами, благо скорость и мореходность позволяют. Шли на десяти узлах, на крейсерах сыграли учебную тревогу по отражению минной атаки. В полдень 18 июня Небогатов отсигналил «Светлане» сблизиться с «Уралом» и «принять на борт адмирала»…
Шеин задёргался, забегал по крейсеру, раздавая бестолковые указания палубной команде. После памятного боя крейсеров командир «Светланы» считал себя виновным, пусть и косвенно в гибели «Нахимова», так как своевременно не ринулся на выручку товарищей, как в Уставе заповедано.
— Сергей Павлович, поднимайтесь на мостик, успеем чаю выпить, пока адмирал к нам перебирается.
— Легко вам говорить, Алексей Александрович, — нервно отреагировал Шеин на предложение старшего офицера, — как будто командующий флотом на борту это пустяк! Удивляюсь вашему спокойствию.
— Не вижу причин волноваться, — флегматично ответствовал кавторанг Зуров, — Семёнов вполне себе прекрасно поживает, а уж он не нам чета — «извозчик Небогатова».
— Всё шутите. Семёнову то что, он как колобок — круглый, не ухватишь за бок — укатится. Он и с Макаровым умел поладить и даже с Рожественским.
— А знаете, Сергей Павлович, весьма вероятно, что адмирал к нам надолго, запросто так может случиться, что отправит «Урал» в крейсерство, а сам на нашей «Светлане» рванёт во Владивосток.
— Ну вот, накаркали Алексей Александрович, — Шеин опустил бинокль, — на «Урале» спускают ДВЕ шлюпки, Небогатов идёт на «Светлану» со всем своим адмиральским скарбом, вестовым и флаг-офицерами…
Глава 21
Брусилов, получив под командование отряд скоростных крейсеров и имея указания дожидаться командующего, решил наведаться в Цусимский пролив, пока вице-адмирал «каторжанил» на Сахалине. Утопленный «Хасидате» только «раздразнил» команды, а Небогатов при расставании советовал «поступать по ситуации». Ну а ситуация складывалась для русских рейдеров весьма благоприятная. Того с броненосцами и частью броненосных крейсеров «застрял» под Владивостоком, Камимура точно будет прикрывать проливы Лаперуза и Сангарский от прорывающихся в главную базу кораблей «Сахалинской эскадры»…
