На Приграничье шла гроза. Интересно, есть ли грозы в том мире, откуда пришла Эвглин? Должно быть, есть, и девушка не испугается грома и молний. Хотя можно ли вообще чего-то бояться, если ты миновал границу между мирами, уцелел и устроился на новом месте…
Эвглин и не боялась. Харвис уже заметил в ней какое-то глубокое спокойствие. Конечно, девушка и волновалась, и переживала — а страха не было. И Борха, о котором Харвис знал такие вещи, от которых не будешь спать, она тоже не боялась.
— Добрый день!
Харвис вздрогнул и обернулся. Эвглин поднялась по тропинке и теперь стояла рядом с ним, доброжелательно улыбаясь.
— Смотрю, Борх не стал вами завтракать, — сказал Харвис и указал на соседний валун, приглашая Эвглин садиться. Она послушно опустилась на камень и ответила:
— Ну, он попробовал. Но я оказалась невкусной, так что мы с ним расстались друзьями.
Друзьями? С Борхом? Харвис демонстративно сунул палец в ухо: не послышалось ли?
— Вы меня поражаете, — произнес он. — В очередной раз поражаете. Вчера вы очень ловко обошлись с его высочеством и Матиашем. Назревала ссора, но вы ее очень мило завернули, польстив каждому.
Эвглин кивнула.
— Я не хочу, чтоб из-за меня ссорились, — сказала она с уже знакомой Харвису твердостью в голосе. Так, должно быть, и Борху отвечала.
— А сегодня? «Пусть победит ваша дружба»… Клянусь ранами Господними, это было великолепно. Борх еще не предложил вам работу в дипломатическом корпусе?
Эвглин недоверчиво посмотрела на него.
— А разве он может? — спросила она. Харвис утвердительно качнул головой.
— Разумеется. Ладно, все наше общество — но вы приручили Борха. Я удивлен.
Эвглин одарила его очень сердитым взглядом.
— Перестаньте уже, — промолвила она. — Я добралась в такую даль не затем, чтоб слушать ваши остроты за мой счет.
Харвис кивнул.
— Разумеется, — рядом с Харвисом стоял сундук, доверху набитый бумагами и книгами; он указал на него и произнес: — Там все, что я написал о множественности обитаемых миров. Правда, несколько лет не открывал.
Эвглин смотрела на него с искренним сочувствием, словно разделяла все, что было у Харвиса на душе. Сейчас она будто заглядывала в туманные дни и бессонные ночи, наполненные горечью, разочарованием и обидой. И Харвису на какой-то миг стало не по себе. Он всегда мечтал, что найдется человек, который примет и поймет его, и вот теперь такой человек был рядом.
Оставалось в это поверить.
— Давайте откроем? — чуть ли не шепотом предложила Эвглин. Из-за скалы донесся обиженный драконий рев, и кто-то из слуг заорал: «Вай, шейтан! Не мешай, да!» Должно быть, там готовились к грозе, укрепляя шатры и расставляя капсулы с артефактами, которые Харвис подготовил неделю назад. Просто пнуть по ним ногой, и артефакты сработают, открыв над шатрами золотистый зонтик, который просто возьмет и испарит всю воду.
— Давайте откроем, — тоже шепотом откликнулся Харвис. На какое-то мгновение он оглох — или это в мире воцарилась тишина? Снова вернуться в прошлое, найти там того успешного, уверенного, дерзкого ученого, который держал в руках Истину, как новорожденного ребенка, и ничего в мире не было слаще этого трепетного чувства.
Харвис не верил, что это возможно. Но все-таки протянул руку и, повернув ключ в замочной скважине, поднял крышку.
— Вот, — глухо сказал он. — Все, что я написал о множественности обитаемых миров перед тем, как меня погнали из академии. Забрал тогда с собой только этот сундук.
Эвглин смотрела на бумаги, словно зачарованная. Чертежи возможных схем перехода, лежавшие сверху, напомнили Харвису о том, как он, пошатываясь, вошел в свой кабинет после ректорского совета и стал собираться, сгребая в сундук для артефактов все, что лежало на столе.
— Вот это — базовая схема, — объяснил Харвис, взяв самый верхний чертеж. — Я предположил, что иногда создаются такие ситуации, когда грань между мирами истончается, и миры временно проникают один в другой. Вы как раз и попали в такую точку проникновения, и взаимодействующие силы просто вынесли вас к нам.
— И как создать такую ситуацию? — глухо спросила Эвглин. Харвис устало пожал плечами.
— Пока не знаю, — признался он. — Вы говорите, тогда был туман? Возможно, влажность воздуха имеет значение…
— Да… — прошептала Эвглин, и ее губы задрожали. — Тогда был туман…
В следующую минуту она уже рыдала, уткнувшись лицом в ладони. И вовсе она не была бесстрашной, эта хрупкая рыжая девчонка. Харвис бросил лист с чертежом обратно в сундук и, помедлив, обнял Эвглин и заговорил с ней. Он, конечно, потом не мог вспомнить ни слова из сказанного — должно быть, это было то, что все мужчины говорят всем женщинам, но лишь немногие могут выполнить.
Он вернет ее домой.
Никто ее не обидит, пока он рядом.
Все будет хорошо, он обещает и клянется.
В конце концов, Эвглин успокоилась, всхлипнула в последний раз и хмуро сказала:
— Простите. Мне не следовало так себя вести.
Она, должно быть, по-настоящему дала себе волю впервые после того, как попала в новый мир. Плакать было некогда. Надо было спасаться, учить язык, устраиваться в новой жизни — и Эвглин сжала зубы, опустила голову и двинулась вперед.
— Вам не за что просить прощения, — уверенно ответил Харвис и смог лишь повторить: — Все будет хорошо, Эвглин. Вы обязательно вернетесь домой.
Некоторое время Эвглин сидела молча, рассматривала свои руки, а затем спросила:
— Как я могу помочь вам в работе?
Харвис только плечами пожал. Он ведь и не думал о том, чтоб вернуться к своему старому открытию.
— Думаю, я найду вам занятие, — пообещал он. — Потому что…
Зашуршали камни и сухая трава — кто-то поднимался по тропинке. Вскоре из-за скал показалась растрепанная светловолосая голова Борха.
— Вот вы где, — с неудовольствием сказал он, выбравшись на площадку. — Вас там все обыскались, дружище Харвис. Два артефакта не работают, а барометр с ума сходит. Надвигается буря.
— Как не работают? — Харвис вскочил с камня и принялся спускаться по тропинке, не глядя, идут ли за ним. — Я все проверил! — прокричал он, обернувшись и увидев, что Борх замешкался, подхватив его оставленный сундук. — Там все работало!
Небо на горизонте стало похоже на высокую волну грязной пены — оно бурлило, сворачивалось, как свиток. Шла буря. Харвис прекрасно знал, что успеет все поправить, но избегал смотреть вперед, в растущую тьму, по брюху которой пробегали вспышки молний.
Следовало торопиться.
И он, конечно, не увидел, что Борх остановился на минутку. Взяв сундук поудобнее, глава службы безопасности пристально взглянул на Эвглин и спросил:
— Плакали?
Если бы кто-то это услышал, то застыл бы на месте от удивления: Борх никогда и ни с кем не говорил с такой теплотой и заботой. Эвглин провела ладонью по влажному покрасневшему лицу и ответила:
— Да, это сразу заметно.
Борх понимающе кивнул.
— Что, Харвис взялся за старое? — спросил он, снова зашагав по тропинке. Эвглин кивнула. Она двигалась неторопливо, поддерживая юбку и внимательно глядя на то, куда наступает.
— Да, — кивнула она. — Но пока мы только открыли сундук и посмотрели на его документы.
Борх понимающе улыбнулся.
— Прямо скажем, ничего интересного, — признался он. Эвглин удивленно посмотрела на него.
— А вы что, заглядывали в сундук? — спросила она. Борх кивнул с холодной усмешкой. Эвглин вдруг вспомнила, как он вчера сказал о том, что все здесь в нее влюблены, и ей неожиданно стало очень не по себе.
— Разумеется, заглядывал, — признался Борх. — Сразу же, как только приехал. Разве вас это удивляет?
Эвглин не сразу нашлась, что на это ответить.
— И да, и нет, — сказала она, когда они с Борхом вышли к шатрам. Из столовой доносилась музыка: там, похоже, устроили небольшой перекус перед обедом. В стороне мелькнул Харвис, который гонял кого-то из слуг чуть ли не пинками. Должно быть, проблема с артефактами решилась, и пришло время для наказания виновных.
