"Фантастика 2025-58". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Букреева Евгения

Потому первоначально о погоне за Того не думали, когда же справились с пожарами, враг ушёл слишком далеко. Николай Михайлович признаёт ошибкой оставление на броненосцах шлюпок, которые в сражении у своей базы явно лишние, и послужили пищей для огня, а также отмечает необходимость усиления противоосколочного бронирования. Боевые рубки «бородинцев» просто «собиратели осколков».

— Каковы потери на эскадре, Николай Иванович? — задал вопрос Лилье.

— В рапорте сообщается о пяти погибших офицерах, также убитыми потеряли восемь унтер-офицеров, пятьдесят два матроса. Ранены 23 офицера и 117 нижних чинов.

— Однако, — протянул Лахматов, — однако. А что с «Мономахом» и «Николаем»?

— Нет в рапорте Бухвостова ничего про бой у Сахалина. Ничего нет, — Небогатов помедлил и продолжил, — я давал указание Смирнову и Попову во второй половине дня, ближе к сумеркам, пошуметь у Лаперуза, вытянуть на себя броненосные крейсера Камимуры, но едва только завидят дымы — уходить в океан. Вряд ли японцы бросились бы за ними, оставив пролив без прикрытия. Хотя всё возможно…

— Наверняка такая активность Того как-то связана с наступлением нашей армии, — Семёнов отложил газеты, — сами посудите, господа 15 июня Линевич начинает артподготовку, корпуса приходят в движение и тут Того устремляется к Владивостоку. Держу пари — получил адмирал накачку из Главного штаба, а то и от самого императора.

— Оставим политику и сухопутные дела дипломатам и генералам, Владимир Иванович, — Небогатов был явно не в духе, — нам бы в своём околотке под фонарём не поскользнуться. Если Того посчитает по итогам боя в заливе Петра Великого, что серьёзно повредил русские броненосцы, да перекинет хотя бы «Сикисиму» в Цусимский пролив, в помощь Катаоке, то дела наши — швах! Тем более там уже «Асама» крутится. Трудно будет прорваться без драки. Я бы даже сказал — никак не получится избежать драки…

Глава 23

Утро 24 июня командующий Тихоокеанским флотом российской империи вице-адмирал Небогатов встретил на мостике «Громобоя». Ночь без сна и нервотрёпка на Военном Совете изрядно вымотали адмирала, с завистью поглядывающего на свежего Брусилова, который даже кофе для бодрости не употреблял, — летал по крейсеру как на крыльях.

Небогатов в очередной раз подумал о возрасте, о желательности омоложения командного состава флота. Взять ту же Вторую эскадру — Рожественский и Фёлькерзам погибли не от вражеских снарядов, а «сгорели» в походе, не вынеся бардак и неразбериху, стараясь следовать нелепым и противоречивым распоряжениям из Петербурга.

Ведь по правде говоря, невероятный, фантастический по дерзости и красоте прорыв русской броненосной эскадры через Цусиму удался лишь потому, что все указания и пожелания императора и высшего командования Небогатов нагло проигнорировал. Правда самодержец всероссийский быстро сменил гнев на милость и брюзжание великого князя Алексея Александровича о преступной отправке транспортов, столь нужных во Владивостоке, в «Амурскую лужу», «не услышал», одарив скромного контр-адмирала и Георгием и следующим чином…

Но почему генерал-адмирал так переживал о транспортах, прямо таки требуя «запихнуть» их в узости Цусимского пролива, не принимая во внимание простой факт — скорость эскадры падала на ЧЕТЫРЕ УЗЛА!!! Ответ Небогатов знал, — Клапье де Колонг передал внушительную докладную записку, посвящённую недостачам и несоответствию «бумажной» номенклатуры грузов суровым реалиям и ревизии военного времени, когда ищешь ценный груз, наличествующий по документам, а найти не можешь…

Очевидно Зиновий, обязанный в том числе и генерал-адмиралу невиданным карьерным взлётом, не мог не выполнить высочайшее указание, оттого и готовился, судя по планам и переписке, влезть «всем табором» в пасть к Того, потому и нервничал, сначала на Мадагаскаре, потом отстаиваясь в бухте Ван-Фонг. И не выдержало сердце неистового адмирала Рожественского…

Какая всё-таки сволочь великий князь, наверняка же рассчитывал, что японцы утопят транспорта, и его махинации будут сокрыты в водах Японского моря. Да шандарахни господа-революционеры вместо Бирилёва среднего из пяти сыновей царя Освободителя, многие морские офицеры с радостью свечки в церкви возожгли бы. Уж он, Николай Небогатов — точно. Пудовой бы не пожалел.

Насквозь крамольные мысли адмирала прервал штурман флагманского крейсера.

— Ваше превосходительство, через десять минут будем в расчётной точке.

— Уже? Что-то задумался я, вроде и не дремал, — адмирал сдвинул брови и хмуро воззрился на хронометр.

«Громобой», «Россия» и «Светлана» на двенадцати узлах входили в Цусимский пролив. Сумерки отступали, крейсера вот-вот станут видны как на ладони японским наблюдателям, что с острова Ики, что с Цусимы. Пока в проливе не видно ни одной японской «посудины», хотя, судя по интенсивности радиообмена, враг знал о русских рейдерах.

«Изумруд», «Урал», «Рион» и госпитальный «Орёл» Небогатов отправил к корейскому берегу, настояв «подымить посильнее». К тому же «Орёл» шёл со всеми положенными судну общества Красного Креста опознавательными огнями.

При встрече с неприятелем скоростной «Изумруд» по плану начинал прорыв во Владивосток, вспомогательные крейсера, разворачивались и убегали. Ну а «Орёл» отдавался на волю случая, точнее говоря — «благородства» японских моряков.

Командир «Орла», капитан второго ранга Яков Константинович Лахматов был крайне недоволен отведённой ему незавидной ролью «жертвенной пешки» и на Военном Совете так «сцепился» с вице-адмиралом, что казалось ещё чуть и в драку кинется.

Уставший от препирательств Небогатов, подошёл к столу-конторке и на своём личном бланке начертал. «Офицерам и адмиралам Соединённого флота Японской империи. Уведомляю, что любое насилие над экипажем госпитального судна „Орёл“, малейшее попрание норм международного морского права, задержание судна и прочие насильственные действия в отношении медицинского персонала, офицеров и матросов „Орла“ поставит моряков Японии в ранг дикарей и военных преступников. Командующий Тихоокеанским флотом Российской империи, вице-адмирал Небогатов».

Лахматов, заполучив «документ» с размашистым, на пол листа адмиральским росчерком, хмыкнул, затем громко, с выражением зачитал и издевательски обратился к адмиралу.

— И вы полагаете, Ваше Превосходительство, что эта вот «филькина грамота» убережёт от интернирования? В прежнем обращении к Того, вы просите не задерживать «Орёл», с телом адмирала Фёлькерзама, здесь в категорической форме требуете пропустить, — так какое из писем предъявить японцам?

В «мёртвой тишине» салона раздался смех Небогатова, адмирал, посмотрев на замерших от такого явного «бунта» Лахматова офицеров, решил «разрядить обстановку».

— А вот посмотрим, Яков Константинович, посмотрим. Завтра и убедимся — «Филькина» это грамота, или «Колькина». Не то чтобы я верю в рыцарство японцев и в свою небывалую популярность у противника, но ежели «Орёл» остановят, то передайте именно сию, «грозную» бумаженцию командиру вражеского крейсера или миноносца и потребуйте немедленно поставить в известность об инциденте адмирала Того. Не просим — требуем!

— Думаете, сработает? — Лахматов уже и сам не рад был своей необъяснимой наглости, вот же попала «шлея под хвост», да ещё на Военном Совете.

— Поживём, увидим, — кратко ответил командующий и перешёл к следующему вопросу…

Небогатов не особенно надеялся обмануть врага таким вполне предсказуемым «разделением сил», погнав крейсера одновременно и в западный и в восточный «проходы» Корейского пролива, но шанс, что япошки клюнут и вцепятся в «госпитальный отряд» был. Тем более шли поначалу все вместе — разделившись только за тридцать миль от южной оконечности острова Цусима, через полчаса после «расставания» отрядов Лахматов должен был зажечь все положенные госпиталю опознавательные огни…

Ферзена адмирал проинструктировал особо, приказав по возможности дольше сопровождать «Орёл», а после ухода вспомогательных крейсеров идти впереди парохода-госпиталя. Однако, при наличии мощной крейсерской завесы японцев впереди, ни в коем случае не рисковать, а радировать на «Громобой», оставить госпиталь и полным ходом уходить из пролива на юг. Хорошо хоть, успели по ходатайству Бухвостова, отправить из Николаевска на Амуре, как только туда добрался Клапье де Колонг, сестру милосердия с «Орла», Ольгу Юрьеву. Уехала она по Амуру, затем «чугункой» от Хабаровска во Владивосток, где её ждал муж, — старший судовой врач с «Александра» Пётр Павлович Юрьев и брат, мичман Владимир Козакевич с «Суворова». Да, не дай Бог, интернируют япошки госпитальный «Орёл», а так хоть Юрьева с родственниками, не будет разлуки в пару месяцев.