— Поезжай туда и разберись, — сказал я. — Карася не бери, не о чем с ними базарить. И поаккуратней там! Я тебя знаю, горячий эстонский парень.
* * *
— От души, братан! — Китаец сунул двадцать баксов водителю фуры, ожидая, когда их догонит шестерка, которая отчаянно моргала фарами.
Он выскочил на обочину и радостно оскалился, когда увидел лица псковских братков, знакомых с того самого дня, когда они имели глупость тормознуть лобненскую фуру со спиртом. Те, судя по всему, узнали Димона тоже, и это их не обрадовало. Сложно не узнать человека со столь специфической внешностью и с шальным огоньком в глазах. Особенно когда этот человек выпускает рожок из Калаша тебе под ноги, а потом ведет в лес и заставляет копать могилу на скорость. В общем, Китайца тут запомнили.
— Здорово, пацаны! — радостно сказал он. — Вы все трудитесь не покладая рук? Обилечиваете водил по полной?
— Да вроде того, — осторожно ответили парни, с грустью замечая несколько джипов, который показались невдалеке. И они явно двигались сюда же, видимо, для перевода разговора в ту фазу, которая в интеллигентных кругах называется стрелкой. А четырем безоружным браткам, функция которых заключалась лишь в продаже абонемента на бесплатной дороге, такую беседу было не вытянуть. И они это прекрасно понимали.
— Кто из вас, блядей, тормознул мой Гелик? — спокойно спросил Китаец. — Я его, правда, еще не купил, но ехал-то он ко мне. И пропал он тут. Как и еще два таких же. Вам зачем такая машина? Плуг прицепить не к чему? Трактора в деревне закончились? А? В последний раз спрашиваю: у вас что, парашники, крыша от жадности поехала?
— Мы не видели никаких Геликов, — ответил один из псковских, крепкий скуластый парень, который в прошлый раз больше отмалчивался
— А почему ты за всех говоришь? — нехорошо сощурился Китаец. — Ты откуда за них знаешь? Или ты голову мне морочишь, баклан? Я повторю вопрос, а потом буду работать по вьетнамской схеме. Знаете, детишки, что это такое?
— Не знаем, — помотали головами братки. — Ты, Китаец, беспределом занимаешься. Поезжай к старшим, и с ними базарь.
— Я еще от деревенских лохов предъяв не слушал, — неприятно удивился Димон. — Ты мне указывать будешь, чмошник? Вьетнамский допрос — это у американцев было. Сажали в вертолет двадцать человек и выбрасывали их вниз, пока кто-нибудь не заговорит. Вертолета тут нет, я вам буду по одному мозги вышибать, пока не скажете, куда мою тачку дели. Вот ты, разговорчивый, первым будешь! На раз-два-три. Поехали! Раз! Два!
— У Великих Лук их приняли! — торопливо заговорил тот. — Не мы! Клянусь, не мы! Мы по фурам работаем!
— Молодец! — одобрительно сказал Китаец и повернулся к следующему. — Кто именно принял машину? Раз! Два! Три!.. Ой!
Парень, который ничего не ответил и только угрюмо сопел, опрокинулся навзничь, удивленно уставившись в небо стекленеющим взглядом. Между его бровей сочилась кровью багровая точка размером с ноготь мизинца.
— Теперь ты! — Димон повернулся к третьему братку, который оцепенел, разглядывая тело товарища. — Ты думал, я шутить с вами буду? С вами уже один раз говорили по-хорошему. Не помогло…
— Фриц! Фриц команду дал! — торопливо простучал зубами браток. — Он бугор у нас.
— Где его найти? — спросил Китаец. — Не думаю, что он сам доски с гвоздями под колеса бросает.
— Он тоже Великих Луках, — насмерть перепуганные пацаны зачем-то ткнули в указанном направлении пальцем. Наверное, чтобы московские гости точно поняли, где это находится. А то вдруг проехали, и не поняли, что это за город такой.
— Ну, поехали, дорогу покажете, — кивнул Димон. — Колян, ты с ним сядешь. Ты помнишь, что делать, если что?
— Да, босс, — мотнул головой Колян. — Дернется, завалю.
— Ну и хорошо, — кивнул Димон. — Поехали, пацаны. Двое здесь! Надо прибраться.
* * *
В кафе Мимоза на окраине Великих Лук в это время суток было немноголюдно. Непритязательное название, непритязательное меню и столь же непритязательный контингент. Базовое требование, которое заключалось в отсутствии паленой водки, выполняется, и ладно. Днем рабочим людям в небогатом райцентре не до посещений рестораций. Именно поэтому почти никто не обратил внимания, как крепкие парни в кожаных куртках припарковали рядом черный Гранд Чероки с московскими номерами и вошли внутрь. И уж точно никто не видел, кроме перепуганного насмерть персонала, как уважаемого в определенных кругах человека по кличке Фриц и его товарища, который имел несчастье обедать с ним в этот день, вытащили из-за столов и нещадно избили, даже не соизволив задать ни одного вопроса.
— Вы чего беспределите, пацаны? — прошипел разбитыми в кровавые оладьи губами здоровенный мужик со свернутым носом. Явно бывший боксер. Впрочем, ему это сегодня не помогло. Московские гости сначала поставили ствол ко лбу, обыскали, вытащили волыну, а потом выписали таких феерических пиздюлей, каких Фриц, выполнивший мастера спорта по боксу, не получал никогда за всю свою спортивную карьеру.
— Кто из вас Фриц? — Димон перевернул стул спинкой вперед и сел, уставившись на собеседника раскосыми глазами.
— Я Фриц, — сказал, сплевывая кровь, один из избитых. — За беспредел ответить придется.
— Отвечу, — спокойно кивнул Димон. — Китаец погоняло мое. Забивай стрелку и приезжай. Если, конечно, жив останешься после этого разговора.
— Чего тебе надо? — Фриц посмотрел на него наливающими фиолетовой синевой глазами.
— Три Гелика надо, — любезно пояснил Китаец. — Ты их взял.
— Не видел я Геликов никаких! — огрызнулся Фриц.
— Тогда три Гелика и десятка зелени за гнилой базар, — поправился Китаец. — Ты, Фриц, врешь, как последний черт. А мы такого не любим. За слова ответить придется. Эй, парни, того, из машины… притащите сюда. У нас, Фриц, и очевидец найдется.
— Ты чего, Сява, охуел? — бугор посмотрел на своего бойца тяжелым взглядом, который не предвещал ему ничего хорошего. — Ты чего им наплел, мудило?
— Они Витька завалили, — ответил бледный парнишка. Он и впрямь, не видел до этого большой крови, не считая той, что шла из носа избитых водителей, не желавших платить за проезд. — Просто пальнули в лоб, и все… Я же Витька с первого класса…
— Понятно, — выдохнул Фриц. — Сученыш, я еще разберусь с тобой.
— Ты крепко попутал, Фриц, — ласково сказал Китаец. — Тачки добром отдашь? Или поедем учиться плавать с гирей на ногах?
— Отдам, — кивнул тот. — Они недалеко, на овощебазе стоят.
— Ну, тогда поехали, — Китаец встал со стула. — И не дай тебе бог, если на моем Гелике хоть царапина будет. Я тебя закопаю.
— Смелый, да? — усмехнулся Фриц. — Ты бы еще сотню братков нагнал. А один на один слабо?
— Что ставишь? — заинтересованно спросил Китаец. — Мне бесплатно в лом махаться. Я не мальчик уже.
— Гелики эти, — усмехнулся Фриц.
— Ну, нет, — со скучающим видом отвернулся Димон. — Это и так наше. У меня другое предложение. Если ты меня уработаешь, заберешь одну тачку. Ту, которая моя. И так и быть, десятку зелени за базар я тебе прощу. И еще десятку сверху дам.
— А если ты меня? — оскалился Фриц и прочел ответ в раскосых глазах Димона.
Бой состоялся на опушке леса. Вот чего-чего, а этого добра в Псковской области было полно. Три Геленвагена, непривычные еще в своей угловатой красоте, стояли тут же, сверкая лаком. Их даже помыли новые хозяева, решив по простоте душевной забрать эти машины себе.
До чего иногда бывают незатейливы люди, — думал Димон. — Это все бокс. Хроническое сотрясение головного мозга.
Так сказал Карась, когда его в очередной раз достала собственная секретарша, и он снова вернулся к медсестре. Пацаны тонко чувствовали такие моменты, потому что Вовка опять начинал сморкаться в два пальца, грызть ногти и выражаться латинскими терминами к месту и не к месту. Его секретарша Катя с такими проявлениями бескультурья боролась беспощадно. Она все же была девушкой из приличной семьи, хоть так сразу и не скажешь.
