– Как это какого? Адамова! Угнетает вас мысль, что вас из ребрышка нашего выстругали. Для мужских утех и досуга. Вот и бунтуете, воюете, как можете. Диверсии устраиваете.
– Эта история с ребром – очень сомнительная, – откликнулась Мария.
– Не я сказал – Бог сказал! – поднял палец вверх Егор Кузьмич.
– Господи боже, а жара-то какая, – воскликнул Андрей Петрович, первым выходя на площадку трапа. – Пекло! Осень еще называется…
В автобусе они ехали в окрестности Абрабада – в местечко Джиглык-Лелазар на самой границе с Ираном. Именно на той территории и существовало когда-то княжество Халай-Махалай.
– В каждом маленьком городке в краеведческом музее работает какой-нибудь старичок, дотошный искатель, энтузиаст своего дела, который расскажет тебе все тайны своего городка и края, а заодно легенды и басни, самые невероятные, – важно сказал Добродумов. – Уверен, об истории княжества ходили легенды – с них надо и начинать. Нам нужен именно такой человечек – мудрый турчанец в домотканой тюбетейке.
Городишко оказался совсем маленьким и несовременным. В центре – обветшалые дома еще дореволюционной постройки, как русские, так и турчанские, и пятиэтажки, непривлекательные и мрачноватые. На окраины страшно было смотреть. А вот музей национальной культуры, куда направлялись путешественники, оказался хорош: он расположился в старом особняке, принадлежавшем генерал-губернатору тогда еще царского Абрабада и всей Турчании – Никите Варфоломеевичу Бобрецкому.
– Сразу вижу – колониальная цивилизация, – Егор Кузьмич с гордостью кивнул на фасад старинного особняка. – Если б не мы, они бы краеведческий музей на солончаке организовали.
– Ты им трех литров самогона на таможне простить не можешь? – догадался Крымов.
– И басмачей, и трех литров самогона в том числе.
В холле их встретила молоденькая турчаночка в расшитом головному уборе. Приезжие поздоровались – одновременно и на русском. Девочка оказалась студенткой заочного истфака Абрабадского университета, но много изучала русский, потому что хотела ехать дальше – в МГУ. Добродумов, Бестужева и Крымов представились коллегами из Царева.
– С Волги, – важно добавил Егор Кузьмич. – А кто у вас самый главный профессионал своего дела? – спросил он. – Кто знает историю вашего городка, так сказать, наизусть?
– Я профессионал своего дела, – удивленно ответила девушка. – Есть еще директор Калим Ибрагимович, но он ведет административную работу. А я – специалист. Старший, – гордо добавила она.
Егор Кузьмич цокнул языком:
– А какого-нибудь старичка в тюбетейке нет? Который бы здесь лет этак пятьдесят проработал?
– Зачем? Я вам все и расскажу.
– Она нам все и расскажет, – встрял в разговор Крымов. – Откуда такое недоверие к молодежи? – взглянул на улыбавшуюся Бестужеву. – Дался ему старичок в тюбетейке.
– Да у нас вопрос больно специфический, – скептически продолжал Егор Кузьмич. – Нас интересует княжество Халай-Махалай, которое раньше было на этом месте, – вот в чем дело.
Девушка, глаза которой так и вспыхнули, всплеснула руками:
– Так я и есть специалист по Халай-Махалаю! Я по нему диплом защитила – первое место заняла на курсе! А теперь буду кандидатскую писать.
– Вот тебе и старичок в тюбетейке, – локтем подтолкнул Крымов старшего товарища. – Как зовут-то вас?
– Гюльчитай. Гуля по-русски.
– Что ж, Гуля, Гюльчитай, вы-то нам и нужны, – сказал Крымов. – Ведите нас по залам и галереям. – Он подмигнул Марии: – Подумать только: звездочка! Находка!
В архиве библиотечного музея Гуля развернула перед ними фолиант – он назывался «Средневековые княжества на территории Ирана и Турканистана».
Девушка указала пальцем на заглавие:
– Вот оно: «Сказание о доблестном и благородном князе Махалае». Тут много всего, я прочитаю только самые важные отрывки, которые вам будут особенно интересны. Я этот текст знаю очень хорошо – вам и впрямь повезло со мной. – Она глубоко и торжественно вздохнула. – «В землях Северного Хорасана правил владыка Барсан, и было у него двое первых сыновей-близнецов – Айрыз и Гамрыз. И когда владыка Барсан, отстаивая свои владения, погиб в битве с кочевниками, власть перешла сразу к двум его сыновьям. Каждый из них пожелал стать правителем больших земель, и тогда между братьями возникла распря – у обоих было свое войско, и бились они насмерть, но победа не доставалась никому. И ослабели тогда земли Барсанидов, и очень не нравилось это персидскому шаху, желавшему спокойствия на окраинах своей державы. А распря только нарастала. В один и тот же месяц Айрыз хитростью заманил юного сына Гамрыза – Гамраза и обезглавил его. А вскоре люди Гамрыза напали на юного сына Айрыза – Айраза и тоже обезглавили его. Война разгорелась между братьями лютая, и не было бы ей конца, если бы вскоре на границах земель Барсанидов не появился он – витязь, пришедший с севера со своей дружиной, и звали того витязя Давид-царь Северный. Был он изгнан царем урусов, старшим своим братом, из Московии, потому что боялся старший брат – младшего, страшился, что займет он его место на троне…»
– Это кто ж такой? – почесал бороду Егор Кузьмич, но взгляд его был хитрый. – Он переглянулся с Марией Бестужевой, находившейся в недоумении, и с Крымовым. – Что-то я в истории государства Российского упустил, кажись… Или же Карамзин, Соловьев и Ключевский недоглядели?.. А дальше, Гуленька?..
Девушка кивнула – она не скрывала радости, что в чем-то просвещала своих куда более старших коллег с Волги.
– «И тогда Давид-царь Северный разбил вначале войско Айрыза, вставшего на его пути, и обезглавил Барсанида, а затем разбил и войско Гамрыза, и тоже обезглавил пораженного. А потом изловил и казнил всех остальных потомков владыки Барсана мужеского пола. И провозгласил тогда победитель, витязь Давид-царь Северный, себя князем земель Барсанидов. А чтобы Аллах не разгневался на него и люди полюбили нового владыку, взял он себе в жены красавицу-дочь Айрыза – Айкуль и красавицу-дочь Гамрыза – Гайкуль. А также взял в жены и наложницы всех других женщин из дома Барсанидов, а также их многочисленных служанок и рабынь…»
– Какие аппетиты знакомые, – перебив Гулю, почесал бороду Егор Кузьмич. – Имя одно и то же, военный почерк и мужеская сила…
– Точно, – согласился с ним Крымов.
– «А чтобы не разгневался на него персидский шах, – продолжала девушка, – Давид-царь сам лично привез ему дары великие и бесценные. И возрадовался шах этим дарам и сказал Давиду-царю Северному: «Будешь вассалом моим любимым, и дети твои – детям моим!..»
– Мудро поступил, – заметил Крымов. – Я бы тоже так сделал. А когда про Махалая будет?
– Терпение, – попросила его Гуля. – А вот и про Махалая. Читаю: «И родился вскоре у Давида-царя Северного первенец от княжны Айкуль – Махалай, а через неделю и от княжны Гайкуль – Гаврыз…»
– Стоп-стоп-стоп, – зачарованно проговорил Добродумов и посмотрел на Крымова. – Ты чуешь, Андрей Петрович? Махалай и Гаврыз?
Тот восторженно кивнул:
– Чую, Егор Кузьмич! Ох, чую! Как там твой Пашутко-то писал, напомни?
– Поймал одного мальчугана: «Как звать?» – «Михайло!» Поймал второго: «А тебя?» – «Гаврила!» – Добродумов покачал головой. – А папаша – бай-паша. Евдокия – девка, про нее не напишут. И какое имечко этот бай-паша себе смастерил, а? «Давид-царь Северный»! Царь на греческом – василевс. Вот и выходит: Давыд Васильевич Северный! И к царю родством близок, разве что младшим братом назвался – для пущей важности.
Обе женщины смотрели на мужчин подозрительно – уж больно они оживились, были взволнованны, да и заговорили странно.
– Выходит, не убили твоего предка, Сорвиголову, на Кавказе, – сказал Крымов, – прошел он Каспий и утек в Персию.
– Выходит, что так, – чувствуя важность момента, согласился Добродумов.
– И шаха сполна одарил, а тот, думаю, бедным не был, и удивить его было трудно, – кивнул детектив. – Бабки-то, видать, большие были у Давыда Васильевича? Ограбил он тех ногайцев, и не только их, а потом и улизнул от гнева царя, так сказать, «старшего брата». С бригадой ушел! Единомышленников. Да-а!
