Так кончилась страшная резня, после которой Орден больше не пришел в себя. Силы рыцарей уменьшились втрое, почти не стало новых джур, а слухи о раздоре - несмотря на все усилия - разошлись далеко, что оказало большое влияние на шаткую репутацию характерников. Никто не называл конец Волчьей войны победой, потому что Серый Орден действительно проиграл. Выиграла Тайная Стража, которая воспользовалась возможностью усилить позиции среди ведомств Гетманата.
В том, что бойню на мирных переговорах начали свободные волки, Северин не сомневался. Разве отступники могли поступить иначе? Ведь именно они провозгласили Рокош и сбросили перед дубом Мамая из своих черешков бронзовые и золотые скобы. Именно они хотели иметь больше привилегий от государства и в то же время разглагольствовали о необходимости изобретения способа расторгнуть соглашение с Потусторонним миром. Проклятые ренегаты! Такие подонки, как они, никогда не должны ступать на волчью тропу. Чего они добились вместо своих высоких целей? Что получили? Только боль, развалина и смерть.
Каждый раз, когда Северин вспоминал о мамин дубе, его распирало чувство несправедливости. Почему какие-то ублюдки посмели унести ее жизнь? Кто дал им такое право? Мама ушла так рано, что он не мог припомнить ни звука ее голоса, ни черт ее лица. Северин помнил только длинную косу, с которой любил играть, ее ласковые ладони на лбу, и лелеял те крохотные обломки воспоминаний.
Они тогда ежемесячно переезжали с места на место, от села к селу, и Северин всюду неизменно заводил кучу друзей.
- Мой папа – характерник! Моя мама – характерница! — надменно провозглашал он на улице, и все дети с робким восторгом смотрели на него, будто он в любой момент перевернется на волчонка.
А потом жизнь изменилась.
Он сильно заболел и долго поправлялся. От врача Игорь привез его не к маме, а к незнакомой ведьме Соломии, и приказал слушаться ее во всем, потому что он будет жить здесь долго, до десяти лет. «Мамы не стало», — сухо сказал отец и исчез, не ответив ни на один вопрос.
Ведьма не понравилась парню. Малыш несколько раз пытался убежать, каждый раз неудачно, а потом, с течением времени, разглядел Соломию и подружился с ней. Ведьма учила его тому, что сельские дети изучали в школе — и многое другое. Мальчик рос и с нетерпением ждал, когда за ним вернется отец, чтобы взять его в джуры.
Отец вернулся и джурой младший Чернововк стал. Но не у Игоря, как мечтал, а у его давнего товарища Захара.
Если бы все могло произойти иначе. Если бы не его болезнь. Если бы не решение родителей. Если бы не Рокошь Свободной Стаи. Если бы, если...
Маму похоронили в той деревне, где они жили перед гибелью. Ее родителей Северин никогда не знал — они отреклись от дочери, когда Ольга ступила на волчью тропу, а родители Игоря умерли еще до рождения внука.
Он приезжал к ней каждый год на Пасху. Прижимался лбом к теплому стволу и шептал:
— Мама, как же мне вас не хватает...
* * *
Минуту царило молчание.
— Мать Северина убили... Папа Яремы... И учителя моего отца погубили. Бездельники засраны, - Игнат решительно стукнул кулаком по ладони. Его черный огурец услышал настроение всадника и гневно заржал. — Хорошо, что твой отец режет безумцев безумцев! Пусть ему Мамай помогает.
Северин мурлыкнул.
– У нас остался еще один брат, – напомнил Савка. — Друг, одинокий степной лучник, твоя очередь.
– Я – Филипп Олефир. Тавридский полк. Прозвище мое Варган, — сказал тавриец и умолк.
Все ждали продолжения, но тот молча ехал дальше.
- Вот и все? — разочарованно переспросил Савка. — А ты разговорчивый, брат Цицерон.
– Варган, – невозмутимо исправил Филипп.
– И с шутками у тебя тоже не очень. Ничего, мы это исправим, — Савка получил атлас, пролистал невнимательно. — Братья мои, не знаю, как вы, а я проголодался! Мудрая карта говорит, что за милю отсюда стоит дружная нашим скобам корчма, называется «У стрелка Дмитрия», поэтому предлагаю туда заехать и избежать позорной смерти от голода.
— Знаю корчму, с учителем бывали. Хорошее место, – поддержал Северин. Остальные также не имели ничего против обеда.
Некоторое время ехали в тишине. Проезжали участок, где мокрые, как хлюсты, рабочие вкладывали новую железную дорогу — первая железная дорога уже соединила Львов, Киев и Харьков северной дугой, а эта бежала от столицы на юг.
Вскоре на горизонте появилась корчма и тут Савка снова сверкнула.
- Господа! Предлагаю ехать не как старые деды, а посоревноваться в скорости, как то достойно внукам Мамая!
- Гонки? – спросил Северин.
– Да, брат! В корчму.
- Прекрасно! Моя Офелия в Буде застояла, — пробасил Ярема, а булана Офелия встрепенулась ушами, услышав свое имя.
— Это у вас среди шляхты такая мода на имена?
- А твоего конька как зовут? — поинтересовался Яровой.
– Инцитат, – гордо ответил Савка.
— Кто бы еще сказал! – рассмеялся шляхтич. — Недаром Данилишин тебя Павлом назвал.
- Я за гонку, - хлопнул в ладоши Игнат. — Мой Упырь вас всех опередит, дети.
Только один из шайки не разделял всеобщего подъема.
— Гонки запрещены на всех трактах и гостиницах общественного пользования, — сообщил тавриец.
— Друг, видишь ли ты на дороге хоть одну телегу, сторожевого сердюка или прохожего крестьянина? — спросил подобострастно Савка. – Вот и я не вижу. Мы никому не помешаем!
— То, что их не видно сейчас, не означает, что они не появятся через минуту.
– Ох ты и зануда, брат Цицерон.
– Варган, – невозмутимо исправил Филипп.
— Думаю, глубинная причина твоих отговорок заключается в том, что ты просто боишься соревноваться, ведь у твоего коня слишком короткие ноги.
Как ни странно, но на этот раз слова Деригоры попали в яблочко.
- Буран - самый быстрый конь из всех мастей среди присутствующих, - нахмурился Филипп.
– А ты докажи.
– Хорошо, – Филипп пожал плечами и поднял маску к глазам. – Докажу.
- Вот это дело! Проигрывай, проигрывай, пиво братьям выставляй, — продекламировал радостный Савка.
Юные характерники выстроили лошадей в ряд. Северин погладил Шарканя по шее — он знал, что его быстрый жеребец всех перегонит.
- Готовься! Внимание! Двигай!
Ватага понеслась вперед. Игнат Упир держался ноздря в ноздрю с Шарканем: оба схожи по телосложению и масти, только жеребец слобожанина был смоляным, как ночь, а конь Северина имел белые стрекозы.
Офелия и Инцитат остались позади, пыль поднималась над дорогой, гремели подкованные копыта. Северин упивался быстротой. Корчма приближалась — казалось, они разделят победу на двоих, как перед ними вырвался низенький серый бахмат, а над седлом, пристав в стременах, замер Филипп с маской на лице...
И выиграл. Прибывший четвертым Савка рассмеялся.
- Ай Филипп! Быстрый всадник! Буран твой и в самом деле буран.
— Я всегда говорю как есть, — тавриец поглаживал свою невзрачную лошадку по шее.
Последним прибыл Яровой, долго сбивал с себя пыль, а потом сообщил жизнерадостно:
– С меня пиво.
Коней отдали пахолку, которому Ярема бросил несколько грош, парень улыбнулся и пообещал хорошо позаботиться о жаждущих скакунах.
В углу вывески "U strilc'ja Dmytra" было вырезано очертание Мамая - знак, что заведение рад характерникам: рыцарям Ордена здесь предоставлялись скидки или первоочередное обслуживание.
Ватага ввалились в зал, громко обсуждая гонку, и сразу приковала внимание немногочисленных посетителей. У стола появилась небольшая хозяйка в кремовом чепце, который, как и было положено степенной замужней женщине, скрывал ее волосы.
— Поздравляю молодых характерников с приемом в Орден! Что закажете?
— А откуда знаете, хозяйка, что нас только что приняли? – удивился Северин.
— Я этим заведением управляю не один десяток лет, паныч, и первого сентября сюда всегда заезжает группа молодых характерников с блестящими золотыми скобами. Только обычно их трое, а вас сейчас целых пять, — ответила хозяйка. — Вас, паныч, я даже в лицо помню, последний раз вы здесь были со старым рыцарем год назад.
