По Владивостоку судачили, — государь император решил оставить Небогатова командующим Тихоокеанским флотом и по окончании войны. Что это, если не опала, ведь половина кораблей вернётся на Балтику? Взбешённый Свенторжецкий землю рыл, но установить откуда идут такие «утечки» так и не смог. На добродушное похохатывание комфлота и призыв не заниматься проверками бабских сплетен, кавторанг возражал, — мол сплетни уж больно однобокие, целенаправленно распускаемые. Например, нет слухов о возвышении Небогатова, назначении героя войны главой Морского министерства…
Осенняя непогода не позволяла вести полномасштабные поиски в заливе Посьет и было принято решение отложить отыскание «Ската» и «Фельдмаршала графа Шереметева» до следующего года.
— Подумайте, Николай Иванович, а столь уж необходимо отыскивать героев?
— Поясните, Владимир Иванович, не понял вас, — Небогатов перевёл броненосец «Николай 1» во Владивосток и сейчас на пару с Клапье де Колонгом с безграничным удивлением смотрел на капитана первого ранга Семёнова.
— Судя по рапортам, что я изучил, первым отстрелялся Беклемишев. И удачно отстрелялся — повредил «Микасу», после чего лёг на грунт и переждал бомбардировку так называемыми «подводными бомбами». В это время или Заботкин или Тьедер уничтожили «Сикисиму».
— И?
— Сейчас для нас герои оба экипажа — и «Ската» и «Шереметева». Ну а отыщем погибшие субмарины, вдруг как выяснится, что одна из подводных лодок утоплена японцами, не успев выпустить ни одной торпеды. По мне, они все герои, ваше высокопревосходительство, кто бы ни залепил «Сикисиме», это общий успех ТРЁХ подлодок. Но боюсь, найдутся «радетели за правду»…
— Понял вас, Владимир Иванович, — Небогатов помрачнел, — я уже представил к высшим орденам всех без исключения погибших. А информацию, когда найдём подлодки, засекретим…
Утро 2 октября комфлота по обыкновению начал с посещения комнаты телеграфистов. Известий как обычно хватало, литерный поезд с Витте стоял в Иркутске, тамошние железнодорожники интересовались повышением оплаты труда и никакие уверения министра в своём славном кочегарском прошлом не могли убедить подать Сергею Юльевичу два «свежих» паровоза. С одной стороны — хорошо «окунуть» Витте в гущу народной жизни, сбить спесь, но с другой — узнают японцы, что полномочный посланник императора застрял на Транссибе — примут такой анекдот как свидетельство слабости государства Российского, завысят требования на переговорах. Так, Свенторжецкому срочно перекинуть вопрос по Витте, у Евгения Владимировича богатый опыт успешных переговоров с тружениками «железки».
А уже через пару часов, адмирал глянул на хронометр, во Владивосток придёт эшелон из Маньчжурии, в котором и прибудет генерал Куропаткин, назначенный в делегацию от армии. Надо бы встретить высокого гостя.
— Алексей Николаевич, дорогой, простите, не получилось прибыть на вокзал — дела неотложные в порту.
— Ничего страшного, Николай Иванович, дайте-ка обниму вас, адмирала славного, победоносного!
Словоохотливый Куропаткин тут же вывалил на Небогатова ворох новостей. В отличие от адмирала бывший военный министр Российской империи живо интересовался великосветскими сплетнями и был в курсе всех питерских интриг. По словам Куропаткина самодержец очень доволен действиями флота, не только уполовинившего броненосцы Того, но и захватившего север Хоккайдо.
— Если бы вы знали, Николай Иванович, с каким восторгом армия встретила новость о флотском десанте на землю супостата! Солдатики так и говорили — приплыл на Восток Небогатов, привёз победу!
— Пришёл, — машинально поправил адмирал.
— Что? Ах, да, у вас же на флоте свой, особый язык. Разрешите, я продолжу, многоуважаемый Николай Иванович. Ведь как раньше было — армия бьётся, корячится, отступает, но сражается. А флот сидел себе сиднем в Порт-Артуре и потом — бац! Самозатопился! Если перефразировать Петра Великого, одной рукой против сильного двурукого врага сражалась Россия. Пока не появилась на театре военных действий ваша эскадра. И потом дерзкий прорыв Цусимой, продуманное разделение своих сил и вынудить Того уйти на север! С мая воодушевление в армии росло, когда поняли — флот с нами! Уже поняли — победа вот она, близка. Вопрос был один — когда. И вот, додавили японскую тигру.
— Насколько сильно потрёпана сухопутная армия противника в Маньчжурии? Я, конечно, получал донесения, но хотелось бы узнать со слов очевидца…
— Если бы на государя не надавили совместно и категорично Англия, Франция и САСШ, если бы ещё неделя боёв — у Японии не осталась бы армии. Вообще не осталось бы. Уже были готовы кавалеристы лететь до Порт-Артура, уже намечали окружение в панике отступающих японцев… Но, увы, в который раз дипломатия вмешалась, остановив Россию в шаге, в полушаге от полного разгрома неприятеля.
— А как же хвалёные самураи? Я понимаю, начали и они сдаваться?
— Да сколько их там оставалось к августу пятого года этих самураев? Они ж с первых боёв на рожон лезли, труса не праздновали, их и уничтожали в первую очередь. А свежее пополнение совсем ни к чёрту — бежали, бросая оружие. Свои же убивали беглецов как изменников императору. Ояма даже особые команды завёл, преграждающие отступление. Собрал в них самых отъявленных самураев и те штыками полосовали бегущих новобранцев. Страшное дело, когда находили такие места казней. Не дай Бог.
— А сведения о полнейшей растрате боезапаса, насколько они верны?
— Гм, на пару недель боёв снарядов хватило бы, а больше и не требовалось. До чего доходило, Николай Иванович, в ротах половина стрелков с трофейными «Арисаками», самым метким оставляли «мосинки» и патроны передавали. А японских винтовок и патронов было — хоть завались! Кто бы о таком мог подумать год назад.
— Алексей Николаевич, раз уж нам выпало быть военными консультантами Сергея Юльевича, неплохо бы согласовать свои позиции.
— О чём речь, Николай Иванович, за тем и приехал пораньше.
Глава 26
В личном общении Сергей Юльевич Витте показался адмиралу чрезвычайно любезным господином, с ходу осыпавшим встречавших его Небогатова и Куропаткина комплиментами.
— Николай Иванович! Герой вы наш! Дайте обнять и расцеловать по русскому обычаю! От Государя, от себя, от всей России благодарной! Надо же так повернуть дело, — обманули супостата, прорвались во Владивосток и пошло-поехало! Армия почин флота поддержала и как наддала самураям в Маньчжурии!
— И вам здравствовать, дорогой Алексей Николаевич! Боже мой, как же вы правы оказались — полтора года провозились с этой войной, долгих полтора года. Всё, абсолютно всё по вашим расчётам вышло. Увы, не удалось сломить враз японскую военную машинерию! Давайте обнимемся, генерал!
Обслюнявленные финансовым воротилой и видным государственным деятелем, несколько озадаченные военачальники уселись в экипажи и привезли руководителя российской делегации в штаб Тихоокеанского флота.
Витте завалил комфлота ворохом сведений, цифр, фактов, о которых Небогатов во Владивостоке и знать то не мог — например секретное постановление Совета Обороны официально утвердившее флотоводца «дальневосточным диктатором».
— Да, дражайший Николай Иванович, именно так! Государь прямо и недвусмысленно приказал брать за образец ваш стиль управления. Служить России так, как делает это «дальневосточный диктатор Небогатов»! Догадываетесь, к чему я клоню?
— Очевидно, всё дело в том, что не было антиправительственных выступлений на Тихоокеанском флоте и в гарнизоне Владивостока, в то время как по стране они прокатились…
— Совершенно верно! Именно ваше умение договариваться с выборными от солдат и матросов и решительно поступать с явными бунтовщиками и бомбистами подвигло государя создать «Тихоокеанское генерал-губернаторство». Быть вам Николай Иванович «дальневосточным сатрапом» официально. При должности, при печати, так сказать. Не обижены?
— Помилуйте, Сергей Юльевич, на что мне обижаться?
