– Благодарю, Божедар.
– И когда понадобится что, говори. Велигнев попросил помочь вам, я и помогу.
Устя кивнула. Подумала немного.
– Есть несколько человек, проследить бы за ними. Можно ли?
– Кто именно?
– Мне бы узнать подробнее. Михайла Ижорский, боярин Раенский, Рудольфус Истерман, боярин Данила Захарьин, а то и вся семья Захарьиных. Два первых – что сейчас делают. Рудольфус Истерман в отъезде, да мне б хотелось знать, чем он занимался, откуда взялся, что ему в Россе понадобилось. Не могу я сказать точнее, но кажется мне, что неладно там. А боярин Захарьин… бабушка сказала, что в подвале у него Черную книгу нашла. Но ведь не просто так она появилась? Не сама приползла?
– Разузнаю. Прикажу – мои люди и Захарьина из-под земли достанут.
– Благодарствую, Божедар.
– И про Истермана разузнаю.
– И… присмотри и за моей семьей. Пожалуйста. Один убийца приходил уж. А вдруг еще кого пришлют?
Божедар пообещал.
Волхвы просто так не попросят. Даже если волхва молодая, неопытная, чутье у нее хорошее. Лучше его люди лишний раз побегают, чем потом беда случится.
Устинья еще раз поблагодарила. Посмотрела чуточку беспомощно.
– Я неладное чую, а откуда угроза – не знаю. Только кажется мне, что корни в прошлом, а сегодня мы только росточки видим. Выполем – не поможет, прорастут наново, и детям нашим с той же угрозой драться придется.
– Орден?
– Может, и они. Не знаю я. Не вижу всего… помоги! Пожалуйста!
Божедар пообещал помочь.
Дел впереди будет много. Но…
Это его земля. Его вера. И нечего тут всякой нечисти разгуливать. Только лежать – можно. Но под землей и тихо.
* * *
Уезжали Борис с Устиньей через два часа. Довольные, спокойные.
Устя и с Добряной о своем поговорить успела, но тут волхва не помогла никак.
Разве что с огнем яснее стало, да приятного все одно чуть.
– Черный огонь – сила твоя, ты ее так видишь. Почему она на Фёдора так отзывается? А сила вообще срабатывает часто на сильные чувства. Любовь, ненависть…
О, ненависти у Устиньи хватало.
На Бориса срабатывало по любви. На Федьку из ненависти? Похоже. А что добить его не удавалось – жалко, конечно. Но куда деваться?
– А припадки такие отчего быть могут?
– Болезнь, к примеру. Порча. Родовое проклятье. Смотреть на него надобно. Но если твоя сила отозвалась, то или порча, или проклятье родовое.
– У Захарьиных?
– Может, у них. Может, у отца ребенка.
– Борис проклятий не несет, я бы увидела.
– Да и я увидела бы. А Борис и Фёдор точно братья?
Устя только рот открыла.
– А…
– Что тебя удивляет? Государь Иоанн уж стар был, когда женился. Понятно, ребенка и в таком возрасте зачать можно, но ежели помогли ему?
Устя задумалась.
Любаву она терпеть не могла. Но такое? Не подозревала она государыню в измене, и мысли ей такой в голову не приходило!
– Не знаю.
– Тут я не помощница, я тоже не знаю. А зря. Нам бы хоть как за земными властителями следить, ежели выберемся из беды, обязательно придумаю что-нибудь.
Устя кивнула, ровно марионетка, но мысли ее сейчас о другом были.
– Добряна, а проверить это как-то можно? Братья они или нет, и Фёдора… проклятие или порча?
Добряна руками развела:
– Чтобы родство проверить, по капле крови от каждого надобно.
– Бориса я уговорить могу. А Фёдор… Нет у меня его крови.
– Ежели будет, приноси. Посмотрим…
– Хорошо. А с остальным как быть?
– Смотреть надобно. Мне в город сейчас хода нет, роща не отпустит, сам же Фёдор сюда не придет, не уговоришь. Можешь прабабку свою попросить, она к месту не привязана, а порченых много видела. Еще и тебя поучит, как распознать их.
– Попробую. Спасибо, Добряна.
– Не благодари. Не за что.
– Все равно – спасибо. Поговорю с прабабушкой.
Время есть еще, дней через пять-шесть и поговорит.
* * *
Аксинья глаза открыла, дернулась.
Помнила она вчерашнее, хорошо помнила.
Она, сестра, Михайла… Когда она увидела, как Михайла к Устинье входит, она ж обрадовалась сначала. Думала – к ней пришел!
Хотела в коридоре подождать, обрадовать.
А услышала…
Не любит ее Михайла. Не любит.
Более того, Устинью любит.
А может, ошибка это?
Бывает ведь и так?
Оговорился? Или она не так поняла, не то услышала?
Аксинья по сторонам огляделась. Боярыню Раенскую вспомнила, ноги с лавки спустила…
Тихо убежать не удалось, боярыня рядом возникла, словно из воздуха соткалась.
– Проснулась, Ксюшенька? Пойдем, умоешься да позавтракаешь, а там уж и к сестре можно. На голодный желудок такого лучше и не слушать.
– Такого? – Не бывала Аксинья на рыбалке, да наживку заглотнула мгновенно.
– Когда родные предают да обманывают, оно завсегда больно.
Аксинья понурилась. Варвара ее жалеть продолжила, и как-то так оказалось, что под это воркование ласковое Аксинья и умылась, и рубаху поменяла («Потом занесешь, как время выберешь, не в грязной же идти?»), и ленту новую в косу вплела, и позавтракала вместе с боярыней.
Легко с ней было, уютно.
Аксинья так себя и с матушкой не чувствовала, матушка вечно занята была, вечно ей не до Ксюши. Няня? Та больше всех Илюшку любит, а еще Устю. А Аксинье так, самые крохи внимания доставались. Несправедливо!
Устинья?
А она вообще… предательница! Знала же, что сестра Михайлу любит, и не гнала его, не отвергала! Выслушала!
Мысль, что Устинья вообще-то Михайлу и выгнала, Аксинье в голову не пришла даже. Что значит – выгнала?!
Мебелью не кинула, крика-лая не было, а подумать, что здесь палаты царские, а не базарная площадь… это Аксинье было не по разуму. Не по возрасту.
Кто ж в шестнадцать-то лет, да влюбленный, головой думать будет? Отродясь такого не бывало!
Аксинья и сама не поняла, что говорила, как говорила, боярыня вроде как ее слушала, только поддакивала да сочувствовала. А только когда время пришло к сестре возвращаться, Аксинья уж твердо в правоте своей убедилась.
Устя предательница.
Михайла?
А что мужчины могут сделать против бессовестных баб? Падки они на сладкое; чем такие, как Устя, и пользуются. А честные девушки потом страдают! Вот!
* * *
Варвара дурочку проводила, к мужу отправилась, тот как раз у царицы был.
– Что скажешь, Варенька?
– Когда доверитесь мнению моему – Аксинья как подменыш в семье. Слабая она, глупая, ни силы ей не досталось, ни ума.
– Не подменыш она. – Государыню Любаву хоть кашель и скручивал, но глаза жестко смотрели. – Феденьке подойдет по крови, по силе. Почему он не ту сестру выбрал?
– Так и перевыбрать можно, государыня.
– Федя не согласится.
– А мы иначе сделать можем. – Платон бороду огладил степенно. – Как Варюша мне сказала, так я и задумался. Есть у нас хороший выход, и все довольны будут. Кроме Устиньи Заболоцкой, может быть.
– Пусть ее хоть лихоманка разобьет. – Любава рукой махнула. – Не жалко! Говори, Платоша!
Платон и изложил, чего надумал.
– Когда Аксинья нам подходит, лучше и не будет, – завершил он.
Женщины закивали.
И Аксинья была угодна, и план хорош был, только выполнить осталось. Но и это решаемо, сама Аксинья им и поможет.
* * *
Устя уж встала давно, позавтракала, Аксинью ждала. Не искала, нет. Глупо по дворцу бегать да вопросы задавать, все одно не узнаешь ничего лишнего.
– Ася? Ты где была?
– Не твое дело! – Аксинья насупилась. – Ты мне скажи, давно у вас с Михайлой моим?
Устя смотрела прямо.
– Он сказал, что с первого взгляда меня полюбил, еще с ярмарки той. А мне он даром не надобен!
– А я? Как ты могла?!
– Что я могла? Жить и воздухом дышать? Аксинья, сама подумай, что тут от меня зависело?!
Аксинья и слышать не хотела.
В ее представлении все просто было, Варвара постаралась, нашептала.
