– С кем?
– Увидишь сейчас. Ему доверять можно, его Велигнев прислал. Божедар мою рощу охранять будет, а случись что – и тебе поможет. Есть дела, где волхвы бессильны, а мечам говорить надобно.
– Ох, надобно.
– Пойдем, поговорите. Государя я зельем лечебным напоила, ему отдохнуть надобно, а у нас часок свободного времени как раз будет.
Кого Устя не ждала найти у Добряны, так это здоровущего, под два метра ростом, парня. Считай – богатырь былинный.
Плечи широкие, кудри золотые на плечи ложатся, улыбка такая… один раз пройдется, сразу половина столицы ему на шею кинется. Вторая половина просто мужчины. А бабы… все лягут, ни одна не устоит! Как есть – красавец. И веет от него чем-то таким, мужским. Сразу чувствуется, что такой на руки поднимет – и по жизни через все невзгоды пронесет. Снежинке на тебя упасть не даст.
Будь Устинья другой, она бы тоже заинтересовалась. Да она Бориса любила больше жизни, ей тот Божедар был что пенек сосновый. А может, и еловый – неважно то, стоит – и пусть его.
Добряна улыбнулась, довольная.
– Знакомься, Устя. Это Божедар.
Устя кивнула. Смотрела она внимательно, недоверчиво. Вот не нравились ей такие красавцы картинные. Боря и в плечах уже, и ростом ниже, и волосы у него темные, и глаза серые, не голубые, а все одно, роднее он и краше.
Она его на сотню таких красотунов не променяет, не надобны ей они!
– Вижу.
Божедар ее взгляд перехватил да и порадовался.
Когда Велигнев его сюда приехать просил, упомянул он о волхвице Устинье. И сказал, что молода та да сильна. А Божедар и такое о себе знал.
Когда ты лицом хоть на парсуну, да не бабник, не любишь девиц перебирать – поневоле намучаешься. У него-то жена есть, любимая, и лучше нее нет никого. И она в нем не плечи широкие и кудри золотые видит, а человека, не внешность, а душу его. Другим такое и невдомек, а бабы бестолковые, на шею вешаются, глазки томные закатывают… и волхвицы тут не исключение. И помощницы в святилище – хоть ты мечом отбивайся, слов-то они в азарте и не услышат.
А тут спокойно все.
Волхвица на него хоть и смотрит, да не как на мужчину, а как на картину. С недоверием смотрит, и чувствуется, не надобен он ей. Вот такой как есть – не надобен. Или другого любит, или он ей не к сердцу пришелся – все одно хорошо. Им бы поработать вместе, а какая б тут работа, когда баба о мужике думает, не о деле? Но Устинья точно не такая.
Божедар даже выдохнул потихоньку, пока Добряна Устинье все объясняла:
– Велигнев его прислал, для защиты и помощи.
Устя только брови поднял:
– Одного? Или еще с ним кто есть?
И столько сомнения в ее голосе было, что не выдержал мужчина, брови сдвинул.
– Не один я тут. Но о том говорить не надобно.
Устя головой тряхнула. Коса по спине метнулась, лента сверкнула золотом. И глаза серые тоже сверкнули темной хищной зеленью. Или это свет так упал?
– Не надобно? Еще как надобно! Я к Добряне шла плакаться, а когда вы тут… Люди мне нужны! И немедленно! Человек двадцать, лучше тридцать!
– Для чего? – Божедар смотрел вопросительно, серьезно.
– На обоз напасть надобно и человека убить.
Тут уж не только красавец – Добряна тоже рот открыла, да так и застыла. Устя рукой махнула раздосадованно:
– Не просто так! Не о разбое речь! Из города обоз ушел пару дней назад, с ним в монастырь царица Марина отправилась. Бывшая царица.
– А ведьма?
– А ведьма она и посейчас, и всегда была. И будет… ламия она, нечисть, нелюдь, как ни назови – не хочу я такое за спиной оставлять. Более того, уверена я, что до монастыря не доедет она! Договорится с татями какими, те налетят, трупы оставят, всех вырежут, а она с ними уйдет. И будет себе жить безбедно во Франконии какой или в Лемберге! Очень даже легко! А потом вернется. Мы ли все позабудем, дети ли наши, а она вернется. Кровью умоемся, когда эту пакость выпустим!
Добряна с Божедаром переглянулись, призадумались.
Устя лоб потерла, да глаз не опустила.
– Я заходила, смотрела, кто с царицей до монастыря собирается. Дозволено ей двоих чернавок взять для помощи и прочих надобностей. Обе они черноволосые, обе на царицу похожи.
– Вот даже как…
Поверила ли Добряна?
А чего тут не поверить? Ведьма же… от них любой пакости жди. Говорят, коня бойся сзади, козла спереди, а ведьмы со всех сторон [88]. И правдиво говорят.
Не хочет царица в монастырь?
А кто б туда хотел? Покажите такого? Кто от жизни устал, кто спрятаться хочет? Ну так то не про Марину сказано, ей-то все нравится! Для нее в монастыре – смерть медленная, безвременная.
– А к чему тебе, боярышня, двадцать человек?
Устя только брови подняла.
– Есть ли другой выход? Я надеялась, что нападут на обоз, а царица там и поляжет.
– Есть, конечно. Мне и двух-трех человек хватит. Легкой ногой обернемся.
Устя головой качнула.
– А когда на засаду наткнетесь? Уверена я, что без татей не обойдется.
Как сказать, что прошлый раз так было? Устя все отлично помнила. И что случилось, и как, и когда, но как расскажешь? Как объяснишь?
Устя веточку взяла, на снегу карту начертила. Грубовато, да все равно похоже вышло.
– Вот, смотрите. Борис ее решил сослать в монастырь Святой Варвары Финикийской [89]. Это – здесь. В горах.
– Так.
– Ехать туда почти два месяца, не думаю, что Марина столько продержится. Выехали они уже, да догнать их можно, дорога длинная, идет мимо Ярска, мимо Подарёны… а вот здесь и лес удобный. Как раз дней десять от столицы получается, может, двенадцать. Думаю, здесь тати и ждать будут. Поди найди их потом, в лесу-то?
Божедар подумал пару минут.
– Что ж. Можно заранее приехать, оглядеться, обоз медленно идет, мы птицами быстрыми полетим. Когда татей найдем… и татей поменьше будет. И царица от нас не скроется, ежели такая она, как ты говоришь, боярышня.
– Она действительно нечисть. – Добряна скрывать не собиралась. – Когда государь наш о разводе объявлял, ее тоже народу выводили, показывали. Она хоть и орала, да что с того? Я на нее тогда хорошо посмотрела. Как есть она ведьма, и силой черной от нее тянет.
Божедар кивнул.
Устинье он верил, конечно. Но… все ж таки царица. А про любовь Устиньи к царю ему уже Добряна поведала. Могла Устинья приврать чуточку?
А что – волхвы не врут?
Могут и не врать, могут просто недоговаривать. Но когда царица и правда ведьма черная, тут и Устинью поймешь, и Добряну. И за спиной такое оставлять не след, и землю подобной нечисти поганить ни к чему! Прибить ее, да и вся недолга!
Не на Ладоге?
Так-то можно бы и здесь попробовать. Подкараулить, выстрелить из арбалета, да и давай Бог ноги! Но рисковать не хочется [90].
Это вам не Франкония какая, где дом в дом стоит, крышами друг по другу чертит. Бывал там Божедар, бывал. Налюбовался – до сих пор с души воротит, мерзкое место. Но по крышам там бегать можно. Здесь подворья! И по подворьям уйти сложно будет.
Нет, не надобно такое никому.
Лучше правда обоз обогнать да и подождать их в месте удобном. Арбалет с собой прихватить, на ведьму посмотреть… через прицел.
Это все боги одобряют, хоть наши, хоть иноземные. Так что Божедар поспешил женщин успокоить:
– Съезжу я, посмотрю, что там, в лесу, и вернусь.
И на лице Устиньи радость отразилась.
– Прошу тебя! Не верю я, что она просто уйдет! Ведьма есть ведьма, подлые они, мстительные! Сам ведаешь! Мне мстить будет – переживу. А когда Борису и всей Россе? Так, заодно, потому что сможет она это сделать? И месть эту детям завещает!
Божедар и не сомневался. Ведьмы хоть и хитрые, и расчетливые, а часто пакостят потому, что могут это сделать безнаказанно. И тут – будет. Он и не сомневался даже.
– Хорошо, Устинья, съезжу я, посмотрю. Когда там и правда все так… не вернется она. Никогда.
