— Мне теперь здесь не жить, — Иваныч устало опустился на стул в директорском кабинете, потер руками глаза. — Город маленький, просто убьют.
— Оставим вам охрану, — я сел в богуновское кресло, попытался настроить его под себя. Но не разобравшись в рычажках, бросил это дело. — Потом все одно головной офис переведем в Москву, переедете туда.
— Когда? — вскинулся зам.
— Как только поменяем тут всех ключевых сотрудников. Сколько их, кстати?
Юрий Иванович начал перечислять фамилии бухгалтеров, инженеров… Йосик все послушно записывал. Да… Хрен ты их всех поменяешь! Без них предприятие просто встанет… Уволим самых идейных. Остальных купим.
— Гоните сотрудников в актовый зал, — махнул я рукой. — Или в ленинскую комнату, что тут у вас есть. Буду речь толкать.
Через полчаса сотрудники провинциального треста узнали, что они не советские итээровцы, живущие на Северах, в жопе мира, а представители нефтяной компании глобального уровня. И что их личное благосостояние будет расти день за днем, догоняя и обгоняя благосостояние работников компаний Шелл и БиПи. И в самом деле, ну чем мы тут хуже? Не для того ли СССР разваливали, чтобы жизнь наладилась? Так для этого самого! Тогда чего боимся и законных хозяев не пускаем? Это, наверное, потому, что Богунов, цепляющийся за старое, запарафинил им мозги. Но он только болтал, не выплачивая зарплату месяцами, а я уже делаю! Я не прокручиваю их кровные в банках, поэтому получку в этом месяце выдадут вовремя…
В общем, Остапа несло, но эти люди, хоть и читали «12 стульев», все еще оставались теми самыми советскими людьми, воспитанными в комсомольском духе. Они были наивны и просты, и еще не успели оскотиниться до конца. Это придет позже. Я говорил, говорил и говорил… А потом обещал, размахивая руками. Мне не хватало слов, и я показывал жестами, какого размера яблоки будут расти в этом забытом богом углу.
— А теперь давайте скажем спасибо старейшему работнику нашего предприятия — Федорову Степану Семеновичу! Он работает здесь в самого первого дня! — крикнул я со сцены, когда зал совсем размяк.
Этот ход мы приготовили с Юрием Ивановичем у меня в номере после второй бутылки коньяка. На сцену вытолкнули мужичка лет шестидесяти с хвостиком, которого притащили сюда прямо с буровой. С чумазым лицом и грязными руками. Он растерянно оглядывался, и выглядел очень смущенным.
— Степан Семенович! — крикнул я в зал. — Компания благодарна вам за многолетний добросовестный труд и дарит телевизор Сони. Видеодвойку! Мы подумали, что почетных грамот у вас и так хватает.
Мужичок хватал воздух ртом, не понимая, что тут вообще происходит, а я тряс ему руку и показывал на картонную коробку, которую пацаны вытащили на сцену. Зал вздохнул в завистливом восторге. Видимо, идея по замене почетных грамот японскими телевизорами всем очень понравилась.
Потом мы поздравили главбуха непонятно с чем, потом пару теток из отдела капитального строительства. А потом, под самый конец — уборщицу тетю Глашу, у которой сегодня случился день рождения. Старая злобная мегера, ненавидящая все живое, так растрогалась, что начала рыдать мне в плечо. Зал рыдал вместе с ней. Никогда еще прошлое руководство не опускалось до таких низменных материй, как день рождения рядового сотрудника. Оно рядовых сотрудников в упор не видело, считая их за говно.
Все, мы их сделали! И я сошел со сцены, утирая пот со лба. У меня было ощущение, что я Валерий Леонтьев, который отработал трехчасовой сольник. Никогда не думал, что это так тяжело. Йосик смотрел на меня как-то странно, даже с опаской, зато Штырь высказал общее мнение.
— Мощно задвинул, шеф! Они просто охуели! Да и мы тут тоже! Тут чё, в натуре яблоки будут расти?
— Надо премию всем дать! — сказал я, и Йосик укоризненно покачал головой.
— Это долгосрочная инвестиция! — пояснил я, и он нехотя согласился.
Лучше дать немного людям, чем потом покупать новое оборудование. Самая большая ошибка собственников — они держат своих сотрудников за быдло, не понимая, что те всегда найдут, как плюнуть хозяину в чай. И сделают они это с огоньком, выдумкой и смекалкой, присущей русскому человеку. Мне ли, прожившему две жизни, этого не знать!
— Доля коллектива должна остаться неизменной, — сказал я после недолгого раздумья. — Слушай, Иосиф, у меня в башке крутится слово опцион. Я в душе не чаю, что это такое, но, по-моему, оно имеет какое-то отношение к происходящему. Можешь провентилировать эту тему?
— Вы знаете, Сергей Дмитриевич, — на полном серьезе ответил Йосик. — Если у нас получится внедрить опционы для сотрудников, и это выстрелит, мы порвем всех. Это очень действенная схема мотивации. Признаться честно, я и раньше вас немного опасался, но после сегодняшнего представления начал бояться по-настоящему.
— Человечка надо поставить, — сказал я, смутившись от неожиданной похвалы, — для работы с персоналом. Пусть он все дни рождения помнит и организует поздравления. Нам это ничего не будет стоить, а людям приятно. Ну, там открытки с подписью директора, небольшой подарочек, фуршет…
— Сделаем, Сергей Дмитриевич! — Йосик смотрел на меня с нарастающим ужасом. И этот втайне считает меня отмороженным людоедом. Ну что за народ! Обидно даже!
Мы приехали в гостиницу, где я накатил коньяка и упал на кровать. Я лежал и размышлял: Ну что, съели, твари кремлевские? Вы думали, что я с ходу начну рвать ртом и жопой? Вышки на металл пилить? Технику за гроши распродавать? А вы меня за это пинком под зад? А хрен там! В гробу карманов нет! Я-то уж точно это знаю. Тут у меня в натуре будут яблоки расти! Вот вам еще одна линия моей обороны. Если весь город будет повязан со мной денежным интересом, черта с два вы меня отожмете. За меня сотня тысяч человек впряжется! Кровью умоетесь, сучьи дети!
Глава 7
Удары в бубен казались мне длинными и тягучими, словно кисель. И воздух был точно таким же, густым, разноцветным и немного сладким на вкус. Багровые всполохи выбрасывали свои щупальца из-за горизонта, словно пытаясь обнять низкое северное небо, а в моей несчастной голове не было ничего, кроме этого проклятого бубна, который держал меня в каком-то странном оцепенении. Инструмент шамана испускал волны с каждым ударом, а я плыл по этим волнам, словно листик по весеннему ручью. Меня несло куда-то, а я и сам не понимал, куда. Мне было пофиг…
— Эква Пырищ сходил, шамана привел. Большой котел с мухоморами на огонь повесили. Шаман ворожить стал, мухоморы есть, в бубен бьет-ворожит, — слышал я в своей башке странный голос.
Судя по движениям губ, эти слова раздавались из головы сидящего напротив меня раскосого старика в расшитой рубахе и в мохнатых кожаных сапогах. Я же знал, как они называются, а вот сейчас забыл. Я вообще все забыл, и даже, как меня зовут, не помню. И что я тут делаю, тоже не помню… Помню только этого старика, который бьет в свой бубен, погружая меня в состояние паралича. Я умер? Вроде нет и, кажется, начинает отпускать понемногу.
— Это все зам главы, — простонал Карась, который сидел рядом с дебильным выражением лица. — Сказал: ты вон какой здоровый, тебе полмухомора мало будет. Запей водочкой, иначе не возьмет! Убью падлу…
Зрачки у Вовки были размером с юбилейный рубль, видно, его вштырило не хуже, чем меня.
— Да ладно тебе, — пропел я, радуясь вкусу неба и разноцветным мыслям в собственной голове. — Хорошо же сидим…
— Серый, ты давай, приходи в себя! — тряс меня Карась. — Нам еще на рыбалку ехать. Забыл? Мужики пошли прорубь бить.
А ну да… Апрель в Сургуте и окрестностях — это ни разу не юга.
— Какую еще рыбалку? — мелко-мелко, словно придурок, захихикал Штырь, на губе которого повисла тягучая ниточка слюны. — Зима же еще. Лед стоит. Я не хочу прорубь. Я ее боюсь. Вдруг жмура оттуда вытянем? Хи-хи-хи….
— И я боюсь проруби, — честно признался Карась. — Я теперь даже трезвый их боюсь. Мысли дурацкие в голову лезут. Поехали, на оленях покатаемся, пацаны! Проветримся!
